1948 - Павка Коган. За наше счастье. Поэма

Алексей ЛЕОНТЬЕВ. ЗА НАШЕ СЧАСТЬЕ (ПАВКА КОГАН)

Так пускай же я погибну,
У Попова Лога
Той же славною кончиной,
Как Иосиф Коган
 ( Э.Багрицкий )
 

ВСТУПЛЕНИЕ

Меняются и люди и страна.
Вчерашнее становятся былинным.
Теперь уже вручают ордена
за хлеб, а не за взятие Берлина.

Готовим трактора не для войны,
и счет ведем в совете поселковом
не тем домам, что были сожжены,
а тем, что нами выстроены снова.

И пусть я гимнастерку не сменил,
и фронт для нашей памяти пожизнен,
мне кажется, и нынешние дни
припомним мы не раз при коммунизме.

Мы только отлучались на войну.
И только потому стреляли метко,
что мы хотели Родине вернуть
былую радость новой Пятилетки!..

***
Владельцы многих предприятий,
дворцов, театров и картин,
мы жили только на зарплате,
и обходились без квартир.

Мы жили только на зарплате,
и в день рождения принцесс
дарили простенькие платья
или цветы от МТС .

Но открывали нефть в пустыне,
дышали воздухом весны,
и научились брать твердыни
еще задолго до войны.

Пусть наши дети будут спорить,
определять добро и зло.
Мы пережили столько горя,
что даже вспомнить тяжело.

Но все же это только частность:
Не отвыкая от борьбы,
мы пережили столько счастья,
что нам вовек не позабыть.

Мы были в медицинских, горных,
филологических... с утра
в аудиториях просторных
читали нам профессора.

А мы искали лишь прямые,
свои, неторные пути.
И все оспаривали в мире,
чтоб в спорах истину найти.

Но споры были не забавой
и не игрою в новизну:
Свою ли юность, или Павла
мы провожали на войну?;

О мир желанный и далекий,
я на тебя не помню зла. '
Белеет парус одинокий”,-
мы пели, встав из-за стола...

Забуду все, что знал и трогал,
Но буду ль рад забыть совсем,
Что жил когда-то Павел Коган
По Ленинградскому шоссе.

Ты знаешь, я сегодня плакал,
Курил (ему не закурить).
Из мертвой тишины и мрака
Выходит Коган говорить.

В поэме, не дойдя до точки,
И потеряв навек покой,
Как он читал нам эти строчки,
Жестикулируя рукой:

«Но мы еще дойдем до Ганга,
Номы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя».

…Я помню все. В письме помарки.
Его улыбку, голос, смех...
как в Сокольническом парке
с деревьев осыпался снег.

Каким пьянящим и задорным
был этот воздух, как вино,
и как стихи его, которым
увидеть свет не суждено...

А повидав бои за Киев,
За Сталинград или за Керчь…
он мог писать стихи такие,
что нам свои пришлось бы сжечь.

Давно ли он играл в лошадки
и незаметно как подрос.
-Куда он выбежал без шапки
в сорокаградусный мороз?

Не уследишь, такой проказник.
Ребят увидит и... - За мной !.
Он каждый день встречал как праздник
своей улыбкой озорной.

Нет, ничего он не боялся,
ни перед кем он не робел.
И если больно, то смеялся,
и если весело, он пел.

В Москве - не только -
в Таганроге, и на заводе Россельмаш...
всегда в избытке было строгих,
благовоспитанных мамаш.

Они ворчали: - Непоседа !.
Они наказывали (Жаль!)
за то, что яблони соседа
давали "меньший" урожай...

Они желали нам здоровья,
но получив такой урок,
потом расплачивался кровью
трусливый  маменькин сынок.

Так дай мне нынче оглядеться,
Простить любое озорство,
и все что в детстве было детством
и стало мужеством его.

***
Вот Павка смотрит с фотоснимка:
Таким он был пять лет назад.
Почти беспечная улыбка
и очень грустные глаза

О чем он думает? Не спится.
Бои в Мадриде. Финский лед.
«По переулку на Мясницкой
простая девушка идет»...

Еще зенитки не стреляют,
еще гуляем до утра.
Еще никто не объявляет,
что юность кончилась вчера.

Еще так весело влюбиться
и видеть: яблоки цветут,
и встретив Валю на Мясницкой
идти на вечер в Институт...

***

Любовь - опасное соседство,
когда в Европе свет погас,
когда отцовское наследство –
винтовка, да противогаз,

когда шинели на примерке
для женихов и для невест,
когда бегущим из Дюнкерка
в последних шлюпках нету мест...

Но не любить сегодня то же,
что завтра утром отступать,
пусть будет ночь всегда тревожной,
и утро радостным опять.

Не только святостью границы,
не только солнечным лучом,
нельзя нам нынче поступиться
своими чувствами ни в чем !

***

Так думал Павка, возвращаясь
из института в этот день.
Прошел трамвай, машины мчались,
казалось прямо на людей.

Но люди снова вырастали
и воскресал зеленый свет...
А на высоком пьедестале
стоял задумчивый поэт.;

Когда то тоже он учился
мечтал за правду жизнь отдать,
когда то здесь остановился,
чтоб наше время подождать...

Мы говорим: великий, мудрый...
А Павка от поэта ждет:
встряхнет он бронзовые кудри
и через площадь перейдет.

Но недвижим, задумчив Пушкин,
и может видит с высоты,
как на него наводят пушки -
и как идешь в бессмертье ты...

Идешь счастливый и свободный,
дыша всей свежестью земной.
И сам не знаешь, что сегодня
последний день перед войной.

Навстречу Виктор, невеселый:
-Не надо, Виктор, не грусти !
По-настоящему, без ссоры,
Побей меня или прости !,..

Она одна. Мы любим оба.
Сюжет старинный. Выход где?...
Мое несчастье не могло бы
ничем помочь твоей беде.

А ты сердит, заходишь редко...
…Взглянул - и взглядом ослепил
и сжал ладонь до боли крепко,
Попробуй только не стерпи!

***

Друзей у Павки - вся столица.
И Виктор вряд ли лучше всех.
Он не умел повеселиться,
рискнуть, забыться... Домосед !.

Не отругает. Не похвалит,
Когда б другой расцеловал.
Такой характер… Нет, едва ли –
скорей такая голова...

Он все еще пути не выбрал,
ориентиров для всего,
Когда пошли уже на Выборг
лихие сверстники его…
***

…Да, мы искали лишь прямые,
свои, неторные пути.
И все оспаривали в мире,
чтоб лучше истину найти.

И если плохо сомневаться,
то доказала нам беда:
от веры можно отказаться,
от убеждений - никогда.

Но есть у нас такое в жизни,
что может, с детства привилось
В великой правде коммунизма
нам сомневаться не пришлось.

Нет, мы поверили вначале,
 и за собой мосты сожгли.
И в нашей вере не отчаясь,
мы к убеждению пришли.

За что посетовать на юность –
что так доверчива oна?
Но мы ни в чем не обманулись,
Лишь все понятней стало нам.

Была высокая незрелость
и стала зрелостью в борьбе
А Виктор жил, теряя смелость,
подрезав крылья сам себе.

***
Но Виктор, право, жил неплохо:
кончал СТОЛИЧНЫЙ институт,
писал доклад о той эпохе,
когда князья учились тут.

Он сам такой судьбы не чаял,
а кто помог - давно забыт.
Его отец - Ефим Нечаев
 под Перекопом был убит...

Не за отца ли он смеется?
И как не может он понять,
ведь то, что нам легко дается,
легко, пожалуй, и отнять.

Любил по-своему. Спокойно.
К понимал, за что любил.
Была она всегда довольна
И он всегда доволен был.

Любил не плача, не отчаясь,
не порываясь в небо лезть...
Так любят в тридцать, обещая,
лишь только то, что в жизни есть.

Нет, лучше Вали не найдется,
Но если Павка… если так...
Он за нее не стал бороться,
и сразу поднял белый флаг.
***
Иван Иванович Наречьев,
Профессор, критик, публицист,
был далеко не опрометчив
и как всегда - кристально чист.

Любил с позиции высокой
взглянуть в журнальное окно,
и как недремлющее око
страдал бессонницей давно.

Боясь на что-нибудь решиться,
под календарь все подгонял,
всегда зимою был пушистым,
весною - вовремя линял...
***

Иван Иванович расчетлив,
и воздержавшись от угроз,
сказал, как будто на зачете:
- Ты не продумала вопрос.

Ты легкомысленна. Отчасти
виной всему твои года...
Поэт еще бывает счастлив,
жена поэта - никогда

Жизнь - это не стихотворенье,
и Павел - завтрашний солдат.
Тебе спокойней это время
не пережить, а переждать !.”
***

Тепло и весело в столице.
Но временами дождик льет.
По переулку на Мясницкой
простая девушка идет.

В руке обычный чемоданчик,
простое платьице на ней.
Зато в глазах ее горячих
сверкают тысячи огней

Как долго жить она ни будет,
какое счастье ни найдет,
но никогда не позабудет,
куда и как сейчас идет...

***
На свадьбу Виктора позвали,
Но это вежливость одна...
Он так давно грустил о Вале,
что пьяным был и без вина...

Но этим вечером июньским,
чудесным вечером бродил
по переулкам тихим, узким,
как будто юность проводил.

Как будто жизни не осталось,
Как будто Валя все взяла,
такая страшная усталость
его за плечи обняла.
***
Один грустит. Другой смеется.
А третий кажется поёт...
Для всех земля, вода и солнце,
но счастье - каждому свое.

И веришь, нет,  - при коммунизме
счастливым будет не любой:
 жить не потребуется визы,
но будет виза на любовь.

И далеко не самым лучшим...
Её подпишет не свояк,
не бывший взяточник-чинуша,
а только девушка твоя...
***
Еще зенитки не стреляют.
Еще гуляем до утра.
Еще никто не объявляет,
что немцы заняли вчера.

Еще устали мы от книжек
Толстого, Пушкина, Дидро...
Но до войны осталось ближе,
Чем от Стромынки до метро.
***

Домой пришел. Часы на столик.
Ложиться можно на диван.
Послушать радио?. Не стоит...
Который час? Двенадцать? Два?.

... Гудок машины. Бьют куранты.
Еще есть время, помоги!...
…И, вдруг, торжественно и внятно,
на целый мир - суровый гимн...

…Лет через сто иль через двести,
в музей случайно заглянув,
они припомнят эту песню,
что люди пели в старину

Слова остались на знаменах
и станет грустно им от слов:
"Вставай, проклятьем заклейменный,
весь мир голодных и рабов"...

***
Какое платье у невесты!
Как дышит грудь ее легко!
А первый муж пропал без вести,
ушел далече, далеко.

Что вспоминать ? Ведь с нею рядом
сидит законный муж - второй.
Он тоже был под Сталинградом,
он тоже чуть ли не герой.

Что вспоминать? Он славней парень,
и любит он, а не другой.
Он этой женщине под пару.
Как дышит грудь ее легко.

Глаза какие у невесты –
уж за одни глаза любить!...
А первый муж пропал без вести.
Я не могу его забыть.
***

Вот так они и поженились,
и Виктор Павку заменил.
Какие сны ему ни снились,
теперь исполнились они.

-Как хорошо, что не другая,
Как хорошо, что мы вдвоем,
Валюшка, Валька, дорогая –
 давай забудем обо всем!

Пусть ничего нам не напомнит
летящий в небе самолёт,
июньский день, осколок бомбы,
что сын мой с поля принесет.

Мы это видим все впервые,
на помощь память не зовем.
Прошла война, а мы живые,
и первой радостью живем !...
***
Нет ты о Павке не забыла,
но здесь за свадебным столом
напоминать о Павке было,
пожалуй, слишком тяжело:

Вот он опять в военкомате:
 -Идите, вызовем..- Когда ?
Он только третий день женатый,
но там,.. сдаются города.

Он молодой, здоровый, сильный.
Он только третий день с женой.
Но там он нужен всей России,
здесь - только Вале лишь одной...

Тогда помог один знакомый,
достал записку к военкому.
И Павка должен в 8.30
в военный госпиталь явиться,

не в полевой, а в тыловой,
не так рискуешь головой.

Иван Иванович доволен,
Но Павка поблагодарил,
сказал, что он пока не болен,
и папироску закурил..

И военком сказал
-Понятно, но вы успеете на фронт
пока - на курсы лейтенантов:
Вторая рота, Третий взвод.

-Равняйсь ! Отставить разговоры!
наговоритесь вечерком...
А в голове: "после упорных
боев оставили..."
- Кру-гом! . . .

***

Нет, споры были не забавой,
но может быть не вышел срок,
ты наизусть читал «Полтаву»,
а пулемет собрать не мог.

К удивленья не скрывая,
все думал: чья это вина,
что наступила мировая,
не революция - война...
 
***

Какое б горе ты ни встретил,
но с колыбели до седин
ты не один живешь на свете,
и умираешь не один.

Ты осеян веселым блеском
звезд коммунизма. И сейчас
счастливей нет земли советской
и значит нет счастливей нас!...

Ты верил, Павка, что от смерти
мы застрахованы с тобой.
Но наступая в сорок третьем,
я снова вспомнил первый бой.

Тот самый страшный,
Самый лютый..
И как отбили семь атак,
и как в последнюю минуту
ты шел с бутылкою на танк.

Днепром германцы овладели.
И к Дону были на пути.
Но не смогли и за неделю
вот эту речку перейти...

А эта речка курам насмех,
а эту речку можно вброд,
где год назад стоял ты насмерть,
чтоб мы сегодня шли вперед!

Пять немцев заживо сгорели,
что немцы, если ты убит?
что немцы, что они умели ?
Маршировать, да пиво пить!

За жизнь твою всех немцев мало,
но может правду говорят:
пяти солдат недоставало,
чтоб немцы взяли Сталинград?.

Я вспоминаю очень часто:
Ты о другой мечтал судьбе...
Но ты погиб за наше счастье,
и внуки скажут о тебе:

- «Когда то тоже он учился,
и шел за правду жизнь отдать,
Когда-то здесь остановился,
чтоб наше время подождать!...

Ты встанешь здесь, в дыму салюта
отлитый в бронзу, встанешь так,
как шел в последнюю минуту,
на полыхавший смертью танк.

Бывает так. Не замечаешь,
Куда идешь, зачем идешь,
Какую книгу прочитаешь,
Какую речь произнесешь.

А что обычней, то заметней,
то легче выдать за пример.
И пишешь с гордостью в анкете
что «отклонений не имел».

Вот так жила на свете Валя,
резвилась больше , чем жила,
пока вторая мировая
глаза ее не обожгла,

пока на Киевском Вокзале
не посмотрела на пути
такими грустными глазами,
что даже Павка загрустил.
***
Уехал Павка. Славный. Милый.
Уехал. Маленький. Родной...
Как без него набраться силы.
Как страшно жить тебе одной!

Стучат колеса. Ветер!. Ветер!
Ты тоже едешь. Но, куда ?...
Иван Иванович ответил,
Что впереди – Кызыл Орда...

Но ты опять: Куда мы едем,
зачем мы едем в этот край?.
Не в том беда, что климат вреден,
 тебе совсем не нужен рай,

и не покой, не отдых нужен",
Но кто же будет там стоять,
где в детстве ты брела по лужам
Где ты нашла любовь и мужа,
Чтоб снова нынче потерять?

Когда-нибудь заменят войны
весельем, запахом травы.
И может так не будет больно
в Ташкент уехать мз Москвы.

Трава?... траву здесь кто-то выкрал —
Кругом пески, пески, пески...
Ты поняла; пути не выбрав,
погибнуть можно от тоски.

Ты поняла: нельзя как раньше
 жить безоружной, жить одной,
когда к Москве отходят наши,
когда весь мир живет войной.
***
Но где оркестр и грохот медный ?.
Тебя послали не на фронт,
на труд и подвиг незаметный:
судьбу устраивать сирот,

из Минска, Киева, Рязани
эвакуированных в тыл…
Какими грустными глазами
они смотрели на цветы...

Ты до рассвета поднималась
и торопилась в бой идти,
чтоб чья-то девочка смеялась,
и чей-то мальчик не грустил.

Ты поняла, что в этом счастье,
и цель, и может, подвиг есть,
И ты - солдат стрелковой части,
но только действующей здесь.

Настанет день. Прорвав блокаду,
в Берлин пройдя через Елец,
мир принесет тебе в награду
вот этой девочки отец.
***
Четыре года ожидала,
и все надеялась -А вдруг?...
Хотя без ног, хотя без рук !.
Уже Москва салютовала,
и через год замкнулся круг.

Все стало ясным, не вернется.
Но надо жить, ведь так нельзя,
Когда вокруг так много солнца,
когда живут его друзья.

***
Нам больно в первое мгновенье
нам очень больно и потом,
но эта боль уж не новее,
хоть забывается с трудом,

И в час положенный на отдых,
солдат грустит уже не так,
и командир, припомнив мертвых,
с живыми делит свой табак.

Он как бы связывает снова нить,
оборвавшуюся вдруг.
Скупой на ласковое слово,
он знает, что такое друг

Но бой идет, убитых место
должны живые занимать..
…Глаза какие у невесты!
- обидеть легче, чем понять ...

***
Но если кто любил однажды
вторично - так не полюбить...
И если замуж вышла дважды,
о первом муже не забыть.

О нем напомнят: люди, вещи,
деревья, радио, цветы
поступки, письма, книги, встречи…
сама себе напомнишь ты..

Мы очень долго помним милых,
родных, знакомых, - целый век,
Но за войну ушли в могилу
семь миллионов человек.

В Термезе, в Киеве, в Ростове,
в колхозе " Красная заря”,
в Чите живут сироты, вдовы,
отцы и матери, друзья,

подруги... Что же им осталось ?.
Воспоминаний тишина ?.
должна быть память не в усталость
Она для жизни нам нужна.
***
А жизнь идет. Она чудесна
И для сирот и стариков,
ей улыбаются невесты
и гладят руки женихов.

Она зовет в такие дали,
что даже бывший политрук
снимает прежние медали
и носит новые - за труд

***
Все дождь и дождь. Война далече
А ты идешь как властелин,
Раскрыв глаза, расправив плечи,
Как шел когда-то на Берлин

Но ты живешь еще войною,
и по-военному дыша,
ты соглашаешься со мною,
что жизнь чертовски хороша

Ты говоришь об урожае,
что нам без этого нельзя,
когда отдельные державы
бедою атомной грозят...

Ужели так все обернется,
И с тем же горем, что вчера,
седая женщина проснется,
проводит сына со двора...

А политрук в стрелковой части
припомнит славу этих мест,
где восстановленный Крещатик,
и где воскресший Днепрогэс,

где погибала наша рота,
и где теперь вишневый сад,
где ждали мы второго фронта
пятнадцать лет тому назад.

И скажет: «славные ребята!»,
- тот, кто на Эльбе побывал,
и с сорок первого по пятый
врагов друзьями называл?...

И скажет парень из Вапнярки
увидев в небе страшных птиц,
с такой же ненавистью – «янки»І.
как говорил когда-то «фриц»?

***
Давно с войны вернулся Виктор
Нечаев, старший лейтенант
ничем собой не знаменитый,
без поощрений и наград.

Хотя, куда б ни посылали
он шел. Ослушаться не мог...
Был под Москвой,
но приказали - и месяц ехал на Восток.

Потом служил под Сталинградом,
но километрах в сорока
И что за часть «желдорбригада»?
Бомбежки правда, но... тоска.

Опять в Москву,  не по желанью,
не для того, чтобы в кусты:
Учли его образованье
И повышенье дали в тыл.
+
Нечаев Виктор, сожалею,
хотя приказ военный строг, н
о перед совестью своею
ты оправдаться бы не смог.

Хоть ты рожден в двадцатом веке
и много думал и мечтал,
но настоящим человеком,
героем повести не стал.

Ты был полезен, а не вреден,
ты не остался в стороне,
но шел по берегу к победе -
другие ж вплавь бросались к ней...

Ты знал, что трус получит пулю,
и значит трус глупей чем ты.
Но первый день великой бури
был и концом твоей мечты...

Не лучше всех, обыкновенным
ты стал, чтоб только уцелеть:
таких я видел в сорок первом,
их обучали столько лет,

им доверяли мысль и порох,
они ж в дни бедствий роковых
срывали шпалы с гимнастерок,
чтобы сойти за рядовых!...
***
Давно зенитки не стреляют
Давно гуляем до утра.
Давно никто не объявляет,
что наши заняли вчера…

Вчера ?... ты был у военкома
Вернулся и... помолодел,
с каким блаженством снял погоны
и шляпу модную надел.

Тебе везет! В аспирантуру
зачислят, судя по всему.
С ученым званием… недурно!
Но Валя... плачет. Почему ?.

Она глядит с таким участьем,
с такою жалостью глядит.
-Окажи мне, Виктор, где же счастье ?
Ты отвечаешь: - Впереди!

Прошла война, а это значит:
ты не рискуешь головой,
и жить решил теперь иначе
до самой третьей мировой.

Ушли соперники далече-.
Немало сгинуло ребят.
Теперь просторнее и легче
добиться счастья для себя.

Всю ночь без страха и сомнения
над диссертацией сидишь.
Настало время откровений
ведь снова мир, и снова тишь...

И на земле не слышно стонов,
голубоглазы небеса.
Но о героях Краснодона,
Ну что ты можешь написать?

Когда спокоен и не видишь,
Как льется кровь у них с лица,
и если любишь, ненавидишь -
не как они, не до конца!

Но тишина тебя обманет,
как восторгаться тишиной,
когда со мной живая память,
и горе Греции со мной.
Мои друзья уходят в горы.
Мои враги встают чуть свет,
и бомбы падают на город,
в котором немцев вовсе нет!...

***
Но только внешне ты спокоен.
А в глубине души - темно.
Ты сам собою недоволен.
И всех несчастнее давно.

Так к живешь, не улыбаясь.
И жизнь как будто не мила.
А помнишь ты: -Белеет парус... -
мы пели, встав из-за стола?.
+
Мы горевали очень часто,
и погибали в дни боев.
Но мы дрались за наше счастье,
а ты боролся за свое.

Ты уцелел. Чего бы лучше?.
Ты уцелел, и кончен бой
Ты так живешь благополучно…
но счастье о нами, не с тобой.

И кто сказал, что только горе
мы испытали на войне.
Я видел кое что другое,
от счастья плакали при мне,

при мне шутили и смеялись,
за полчаса до штыковой...
Я понимаю только зависть
к солдатам нашей мировой!

Ты будешь долго жить на свете.
Не в сорок первом на Десне,
А, может, в восемьдесят третьем
ты упадешь на белый снег,

не на войне, на зимней даче
(где тоже чей-то был окоп)
Что вспомнишь ты? Варшаву, Нальчик,
Берлин, Одессу, Перекоп ?.

Но может подвиги другие
ты будешь помнить до конца:
дома, вернувшиеся в Киев,
метро Садового кольца,
дворцы, плотину Долгостроя,
ракетопланы на Луне...
Но можно ль в мире быть героем,
Когда был трусом на войне?

***
Забыто всё. Забыты числа.
И то, что с Павкою дружил.
-Но ты же вместе с ним учился ?...
-Припомни, Виктор, расскажи!...

Так каждый день. При каждой встрече.
А ты как будто не живой:
Твою жену зовут на вечер,
а говорят - "жена его"...

Она припомнит, как из части
писал он: "Валя, завтра в бой" .. .
И говорят о нашем счастье,
о счастьи с ним, а не о тобой.

Жена героя, а не труса!
- читаешь ты в ее глазах.
Ты не живой. А он - вернулся,
таким как был пять лет назад.
***
Опять стихи его в газете
зовут на подвиг и на бой
А входишь - в Университете
он каждый день перед тобой

Он долго смотрит о фотоснимка
Он с нами вместе входит в зал...
Почти беспечная улыбка
и очень грустные глаза.

Он жив. Он снова перед нами.
Недаром ты от Павки ждешь:
встряхнет он черными кудрями
и скажет: -Что же ты ?. Хорош!...

Зачем же ты живешь на свете,
Чтоб только время провести?...
 И твой черед теперь ответить:
-Побей меня или прости.

О нем везде наводят справки,
и Валя все-таки за ним.
Ты только занял место Павки,
но ты его не заменил.
Ты только занял - и доволен?
Ведь ТЫ любил ее всегда...
Но мы с потерями и с боем
свои же брали города.

И потому так небо сине, чиста любовь,
ребенок мил,
и потому Ростов в России,
что много русских там могил.

***
Не надо памяти бояться,
а с нею вместе надо жить...
Куранты бьют уже двенадцать
Отекло оконное дрожит.

Как будто пушки салютуют
тому, кто прожил этот день
в Москве, Саратове, в Батуми,
в тоске, в весельи и в труде.

Пусть без погон - мы снова в части
И снова бой: враги не спят.
Мы в бой идем за наше счастье
для всех, не только для себя.

Тому порукой наше время
Словами Павки кончу спор:
-«Закрой окно - какая темень»,
открой окно - какой простор!

Светает. Скоро на работу.
Под небом мирной синевы
переодетая пехота
пройдет по улицам Москвы.

…Она о Павке не забыла.
И замуж вышла потому,
что даже тень его любила...
Ошиблась, судя по всему.

Ей надо было бы расстаться.
Но это легче, чем прожить.
И Вале совестно признаться,
что каждый день она бежит...

Есть в жизни подвиг. Незаметен..
Есть в новой школе малыши.
И поднимаясь на рассвете, она идет.
Она спешит.
В руке обычный чемоданчик. Простое платьице на ней.
Зато в глазах ее горячих сверкают тысячи огней.
Как долго жить она ни будет, Какое горе ни найдет,
Своей ошибки не забудет,
Но и с дороги не свернет.

И встанут бывшие солдаты
На новостройках, у станков,
В приемных бывших наркоматов
и у простых грузовиков...

Ведь мы теперь за то воюем,
чтоб видеть Родину иной,
Еще прекрасней, чем июне,
в последний день перед войной!
***
Ты шел неправильной дорогой
И Павка вправе обвинять ...
Как хочешь ты, хотя б немного
теперь его напоминать!

В  дыму победного салюта
идти по жизни точно так,
как он в последнюю минуту
на полыхавшим смертью танк...

Куранты бьют. Пока не поздно.
Пока есть время стать другим ..
Звучит торжественно и грозно
на целый мир суровый гимн.

Слова не те. Мотив же прежний.
Но мысли прежние навек.
Она верны одной надежде:
-"Вставай "... советский человек !.
 
Ты победил. И мир упрочен
Высоким подвигом твоим...
Но знаешь, Павка, бой не кончен.
фашисты снова взяли Рим.

У них винтовки той же фирмы,
и танки - тот же цвет песка.
Вчера в мятежные Афины
вошли английские войска...

Кто там стоит, высокий, тощий,
на берегу парижских волн,
кто приказал стрелять в рабочих ?...
Де Голля помнишь ? Это - он!.
Кто там горящим факел поднял,
Кричит Америке: Пора!
Ты знаешь, Павка,
мир сегодня так стал похож на бой вчера

Но не страшны любые беды
тем, кто любовь к тебе сберег
День окончательной победы
как в сорок третьем недалек.

Мы помним все. И отступленье
и павших в памяти храним.
Кто не польстился на забвенье,
тот равен силою двоим!...

Ты слышишь, Павка,
Трубы, Трубы,
Победный марш играют вновь !.
Да будет вечной наша дружба
и настоящая любовь !.

1948 г.