***

Дождь заглушал его голос, а я вслушивалась в каждое произнесенное слово. Перед глазами проносились его
чувства и страдания, и невыносимой тоской кололи мне сердце. Я не могу оставить его сейчас в таком состоянии,
и мы поедем ко мне домой. Так решила я. Я ничего и никому не стану объяснять.
Мы сели в ближайшее такси, и я назвала свой адрес. Багажом займётся мой импресарио. А за одно и
получит выговор за то, что опоздал, но это позже.
Машина тронулась, Луи так и не выпускал моей руки из своих ладоней. Мы ехали молча. Через полчаса
были уже возле моего дома. Ирен ждала на пороге. Мы вошли, я поздоровалась с Ирен и сказала, что со мной
месье Луи, он очень устал, ему необходима горячая ванна и крепкий кофе. Ирен кивнула и пошла выполнять
распоряжения.
Я прошла в гостиную, сбрасывая намокший плащ прямо на ковер. Луи остался в прихожей. Казалось, он
оцепенел и был в состоянии легкого шока, так и не понимая, зачем он здесь… Я подошла к бару, взяла озябшей
рукой бокал и налила виски. Повернулась, присела на край мягкого дивана, стоявшего посреди зала, стала пить
медленными глотками, пристально глядя на оробевшего юношу. Я смотрела долго, и наше молчание затянулось.
Я не могу описать это состояние, но, повинуясь внутренним чувствам, я рукой поманила его к себе. И произнесла:
- Подойдите ко мне.
Он пошатнулся и словно под гипнозом приблизился… И рухнул возле меня на колени.
- Мадам… - он шептал это снова и снова... покрывая поцелуями мои руки.
Его губы на моих ладонях – это так трогательно… Как музыка Шопена – тонко и пронзительно, бабочками по
коже и теплом, разлившимся по телу.
Я замираю, затаив дыхание, от его близости. Он дрожит, как осенний лист умирающего дерева на ветру…
Я слышу даже биение его сердца, чувствую его пульс, его запах… Мир вокруг нас покачивается и медленно
плывет туманом, и мы в этом облаке. Кажется, что мои пальцы живут своей жизнью. Незаметно для меня они
уже купаются в прядях его волос, нежно гладят их, ласкают… Я кладу его голову себе на колени... И в этом моём
жесте всё: и безумная нежность, и тоска по чувственной ласке, и жалость – целая вереница нахлынувших и
разбуженных чувств. Да, я жалею его, так, как жалела бы своего ребёнка, с такой же нежностью, заботой и
любовью...
- Бедный, бедный мой мальчик… - шепчу я, - сколько же ты выстрадал!..
Мое сердце тает, и я таю вместе с ним... Господи...
- Теперь всё-всё будет иначе, обещаю тебе!
Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, и мои губы обжигает жар его кожи… Моё сознание пронзает мысль: у
него температура! Он болен! Господи, а я держу его тут, мокрого и продрогшего, на полу!
- Ирен! – вскрикиваю я скорее. – Помоги мне!
Испуганная моим криком, служанка вбегает в недоумении.
- Ну, что же ты, скорее помоги мне!
Мы поднимаем Луи с колен, и только сейчас я вижу, что он еле держится на ногах…
- Доктора, Ирен, скорее доктора!!! - кричу я…
Каждая минута ожидания кажется вечностью. Томление, страх и безудержная тоска разрывают мое сердце,
когда я смотрю на бледное лицо Луи и слушаю его прерывистое дыхание. Каждый вздох – как отсчет
секундомера жизни. Я держу его за руку и чувствую, как жизнь борется в его теле, борется с болезнью. Я должна
ему помочь… я должна. Ах, если бы Бог дал мне крылья, я бы накрыла его, согрела и заслонила от
надвигающейся тьмы. Но у меня нет крыльев. Я мысленно молюсь и прошу Господа, чтобы он дал мне этот шанс
– шанс все исправить. Вот бы повернуть время вспять! Тогда бы этого не случилось… Но время неумолимо, и его
стрелки идут только вперед.
Я вздрагиваю от звука колокольчика на входной двери. Ну, наконец-то пришел доктор!
Врач – пожилой мужчина, и это хорошо: значит, опытен и квалифицирован. Во время осмотра просит меня
выйти. Я выхожу в другую комнату, оставляя Ирен – мало ли что, вдруг понадобится помощь. Сколько времени
прошло, не знаю. Я хожу по комнате, нервно курю, пепел падает прямо на ковер. Но это не важно. Время
ожидание тянется мучительно медленно…
И вот, наконец, доктор открывает дверь и просит меня войти. Я переступаю порог комнаты, в которой лежит
Луи. Дрожащими руками беру рецепт, который протягивает мне врач, и словно в полусне вслушиваюсь в его
слова, воспринимая лишь обрывки. Он говорит долго, называя не понятные мне медицинские термины, я не
знаю латынь, да и доктор говорит с акцентом. Из всего сказанного я понимаю, что состояние Луи тяжелое, но еще
не упущено время, и при лечении и хорошем уходе есть надежда на выздоровление.