Сила слова во благо и на гибель - часть 35я Города
на Стихи ру 2018 03 24
Если вы читаете текст повторно,
он может быть уже немного другим -
т.е. точечно или фрагментарно
изменён, дополнен, сокращён,
найденные ошибки исправлены и т.д.
См. выше дату "ближайшей редакции".
*******ВАЖНО
Говорила об этом,
но есть необходимость повторить:
не все авторы (и произведения),
упомянутые ниже,
могу назвать любимыми.
Не всегда разделяю мысли и чувства авторов и персонажей.
Иногда – лишь предлагаю «ознакомиться». Чтобы помнить: и так бывает. *******
Лидия Кузьмина-Сапогова
СИЛА СЛОВА ВО БЛАГО И НА ГИБЕЛЬ –
часть 35я
(«ГОРОДА И ВЕСИ»)
«Да здравствует право читать,
Да здравствует право писать.
Правдивой страницы
Лишь тот и боится,
Кто вынужден правду скрывать».
Роберт Бёрнс
"За тех, кто далеко"
))))))) Повторю
(немного изменив)
"предварение"
из предыдущих 24х частей –
для тех, кто их не видел.
_____Начало:
вступление, объяснения –
в трёх предыдущих публикациях:
*«Автор Галина Гостева - тема Тотальный диктант-2017
(1я публикация на Проза и Стихи ру 2017 03 17)
и
**«О тотальном диктанте 2018 – и не только – 1»
***… и «… - 2»
(1я публикация частей 1й и 2й на Проза и Стихи ру 2017 12 09)
_____ Название:
из моего прошлогоднего
рифмованного опуса
«Пейто – богиня убеждения».
Текст с комментариями есть на страницах.
На Стихи ру – отдельно,
на Проза ру – совместно с «Апостериори».
(Для меня там главное –
шедевр Ивана Андреевича Крылова
«СОЧИНИТЕЛЬ И РАЗБОЙНИК»)
_____Содержание:
произвольная подборка
«о языке»,
его возможностях -
в широком смысле.
Не только миницитат –
но фрагментов, отрывков,
а коротких произведений и целиком),
интересных и
являющих собой «великолепные образцы» (по мне).
Плюс факты, рассказы, мнения, комментарии, «умозлоключения» (не только мои).
От анекдотов и прочих забавностей – до…
Планирую энное количество частей – как получится.
Иногда «общего плана», иногда сужая тему.
.
_____Решила не ждать новых писем от организаторов ТД - как повода:
материал есть, мариновать его незачем.
_______________Ничего разособенного:
многое вы знаете, конечно –
но кое-что, возможно, забыли,
а то и прочтёте впервые.
_____Подбирать стараюсь не из «самых известных».
Но делаю исключения.
И даже повторы: кое-что приводила в прежних публикациях по разным поводам –
но там вы можете не увидеть.
Если в этом цикле уместно – то (даже для читавших прежнее) повторение, думаю, оправдано.
_____Ключевые слова:
интерес,
знание,
раздумья.
* NB
Мнение «говорящего» (т.е. цитируемого)
с моим совпадает не всегда.
Иногда просто представляет интерес - разного рода.
______ На страницах помещу всё «наэтотемное» в отдельную папку.
_____ Сейчас публикую подборки «на скорую руку», поддавшись порыву - увлекло, захватило.
Не претендую на «полное раскрытие темы» - лишь затрагиваю.
План:
вернуться и «улучшить» по возможности
(в нынешнем варианте выбирала из вспомнившегося по теме сразу) –
добавлю, поменяю.
Так хотелось бы… время покажет.
_____ Прошу прощения за возможные «ляпы».
Буду исправлять по мере обнаружения.
** NB ещё раз:
вынуждена подчеркнуть
ввиду несладкого опыта. ___________ Материал в предлагаемой форме –
на любителя, да.
И по объёму тоже – велик, согласна.
____Но пишу для тех,
кому всё равно будет интересно,
не вижу смысла «усреднять для удобочитания» –
потому что сама такое читала бы.
Портал позволяет вольность изложения, без оглядки на формат –
для меня это бесценно.
))))))) Пожалуйста,
если такая «подача»
вам не по вкусу –
просто не читайте. )))))))
Часть 35я_________«Города и веси»________№№ 421 – 435
___________ Немного о немногих.
Из прошлого – далёкого и не очень.
Выбор не прицелен – что вспомнилось.
При этом о Петербурге – не единожды.
Так получилось. Люблю. Несмотря ни на что.
Кажется, Вознесенский сказал о нём «Питерпитерпитерпи…»
Хочу сделать «по нему» отдельную подборку. Тогда эту скорректирую.
___________________________________ № 421 Константин Симонов
«Первый снег в окно твоей квартиры
Заглянул несмело, как ребенок,
А у нас лимоны по две лиры,
Красный перец на стенах беленых.
Мы живем на вилле ди Веллина,
Трое русских, три недавних друга.
По ночам стучатся апельсины
В наши окна, если ветер с юга.
На березы вовсе не похожи -
Кактусы под окнами маячат,
И, как всё кругом, чужая тоже,
Женщина по-итальянски плачет.
Пароходы грустно, по-собачьи
Лают, сидя на цепи у порта.
Продают на улицах рыбачки
Осьминога и морского черта.
Юбки матерей не отпуская,
Бродят черные, как галки, дети...
Никогда не думал, что такая
Может быть тоска на белом свете».
1944, Бари
____________________________________ № 422 Агата Кристи «Автобиография»
«Спросите трех или четырех человек об их впечатлениях, скажем, о путешествии за границу, и вы удивитесь тому, насколько разными окажутся их ответы. Помню сына наших друзей, мальчика лет пятнадцати, которого во время весенних каникул взяли в Париж. Когда он вернулся, один из не слишком умных друзей дома, привыкший, как это бывает, говорить с молодежью снисходительно, немного свысока, спросил:
— Ну-с, молодой человек, что больше всего поразило вас в Париже?
Мальчик немедленно ответил:
— Трубы. У них на крышах трубы совершенно не такие, как в Англии.
С его точки зрения, это было весьма существенное наблюдение. Несколько лет спустя он стал учиться в художественной школе. Следовательно, этот образ, зрительная деталь, действительно произвели на него впечатление, сделали Париж отличным от Лондона.
А вот другое воспоминание. Оно относится к тому периоду, когда мой брат после ранения, полученного во время войны в Восточной Африке, выздоравливал дома. Он привез с собой слугу, африканца, по имени Шебани. Брат жаждал показать простому африканцу красоты Лондона; он нанял извозчика и, сидя в коляске рядом с Шебани, объехал весь Лондон. Он показал ему Вестминстерское аббатство, Букингемский дворец, парламент, ратушу, Гайд-парк и т. д. Наконец, они возвратились домой, и брат спросил Шебани:
— Ну как тебе Лондон?
Шебани сделал большие глаза:
— Потрясающий, бвана. Потрясающий. Никогда не думал, что увижу такое.
Брат удовлетворенно кивнул.
— А что понравилось тебе больше всего?
Ответ последовал незамедлительно:
— О, бвана. В магазинах полно мяса. Такие удивительные магазины. Повсюду висят эти туши, разные части туш, никто не ворует их, никто не врывается туда, не толкается, не грабит магазины. Какой великой и богатой должна быть страна, где в магазинах открыто висит столько мяса. Да, действительно, Англия — великая страна! Лондон — потрясающий город»!
____________________________________ № 423 Николай Заболоцкий «Городок»
«Целый день стирает прачка,
Муж пошел за водкой.
На крыльце сидит собачка
С маленькой бородкой.
Целый день она таращит
Умные глазёнки,
Пели дома кто заплачет —
Заскулит в сторонке.
А кому сегодня плакать
В городе Тарусе?
Есть кому в Тарусе плакать —
Девочке Марусе.
Опротивели Марусе
Петухи да гуси.
Сколько ходит их в Тарусе,
Господи Исусе!
«Вот бы мне такие перья
Да такие крылья!
Улетела б прямо в дверь я,
Бросилась в ковыль я!
Чтоб глаза мои на свете
Больше не глядели,
Петухи да гуси эти
Больше не галдели!»
Ой, как худо жить Марусе
В городе Тарусе!
Петухи одни да гуси.
Господи Исусе»!
1958
_________________________________ № 424 Тамара Габбе «Город мастеров, или сказка о двух горбунах»
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Занавес опущен. На нем изображен герб сказочного города. Посредине
щита, на золотом поле, гривастый лев сжимает когтями извивающуюся змею.
Из-за занавеса на просцениум выходит бабушка Тафаро. Она осматривает
зрительный зал, затем герб на занавесе, потом снова поворачивается к
зрителям.
БАБУШКА ТАФАРО.
Когда это было?
В какой стороне?
Об этом сказать мудрено.
И цифры и буквы
У нас на стене
От времени стерлись давно.
Но если от времени
Стерлась резьба, --
Преданье старинное есть
О том, как под сенью родного герба
На площади этой кипела борьба
За счастье, свободу и честь!
Вот что мог бы вам рассказать этот серебряный лев с городского герба.
Но так как он говорить не умеет, за него расскажу я.
Вы знаете; кто я такая? Люди зовут меня бабушкой Тафаро. Вам это имя
незнакомо? Нет? А вот жители города Мастеров, который скрывается за этим
занавесом, часто приходят ко мне за добрым советом... Знаете ли вы, почему
этот старинный город называется городом Мастеров? Потому что люди, которые в
нем живут, умеют делать все на свете. Это настоящие мастера своего дела. Они
чеканят серебряную, бронзовую и медную посуду, куют плуги, мечи и копья,
ткут прекрасные ткани, режут по дереву и по камню. А какие у нас кружевницы!
Они умеют плести кружева тоньше паутины. Какие у нас пирожники Они умеют
печь пироги, начиненные музыкой и живыми голубями, которые разлетаются,
когда пирог подают на стол...
Все бы хорошо, - одно плохо...
Не знаю даже, как рассказать вам о том великом несчастье, которое
обрушилось на наш город... Боюсь говорить... Как бы не услышали чужеземные
солдаты! Они бродят по нашим улицам -- смотрят, подслушивают, н стоит
кому-нибудь сказать неугодное им словцо, его хватают н запирают в башню
Молчания. Там стены без окон, а кругом глубокий ров, наполненный водой...
Попасть в эту башню легко, а вот выйти из нее не легче, чем из могилы. И
подумать только, что всего год назад мы жили вольно, весело, никому не
кланяясь! Враги нагрянули на нас нежданно-негаданно. Силой и хитростью
овладели нашим городом, а тех, кто мог поднять против них меч, казнили,
изгнали или запрятали в башню Молчания. С тех пор тихо и пустынно у нас на
улицах. Люди перестали смеяться, плясать, петь веселые песни. Все со страхом
оглядываются на замок, а там, как сыч в дупле, живет сам наместник. Это он
издает все приказы о казнях и штрафах. Он запрещает старикам собираться по
вечерам за стаканом вина, девушкам не велит петь за работой, а детям --
играть на улицах. Но какой он из себя -- никто не знает. Ни один житель
города еще не видел его в лицо... Вот, друзья мои, какая беда стряслась над
нашим городом. Ну, кажется, я заболталась с вами. Солнце уже взошло. Уйду-ка
я отсюда, пока не попалась на глаза солдатам наместника».
_____________ № 425 Самуил Маршак «Мистер Твистер»
Приехав в страну, старайтесь
соблюдать ее законы и обычаи во избежание
недоразумений ..
Из старого путеводителя
- 1 -
Есть
За границей
Контора
Кука.
Если
Вас
Одолеет
Скука
И вы захотите
Увидеть мир -
Остров Таити,
Париж и Памир, -
Кук
Для вас
В одну минуту
На корабле
Приготовит каюту,
Или прикажет
Подать самолет,
Или верблюда
За вами
Пришлет,
Даст вам
Комнату
В лучшем отеле,
Теплую ванну
И завтрак в постели.
Горы и недра,
Север и юг,
Пальмы и кедры
Покажет вам Кук.
- 2 -
Мистер
Твистер,
Бывший министр,
Мистер
Твистер,
Делец и банкир,
Владелец заводов,
Газет, пароходов,
Решил на досуге
Объехать мир.
- Отлично! -
Воскликнула
Дочь его Сюзи. -
Давай побываем
В Советском Союзе!
Я буду питаться
Зернистой икрой,
Живую ловить осетрину,
Кататься на тройке
Над Волгой-рекой
И бегать в колхоз
По малину!
- Мой друг, у тебя удивительный вкус!
Сказал ей отец за обедом. -
Зачем тебе ехать в Советский Союз?
Поедем к датчанам и шведам.
Поедем в Неаполь, поедем в Багдад! -
Но дочка сказала: - Хочу в Ленинград! -
А то, чего требует дочка,
Должно быть исполнено. Точка».
____________ Следующий отрывок в нынешних реалиях особенно впечатляет: хоть плачь, хоть смейся.
«Только они
Позвонили
У двери, -
Вмиг осветился
Подъезд в "Англетере".
Пробило
Сверху
Двенадцать
Часов.
Строгий швейцар
Отодвинул засов.
- Поздно! -
Сказал им
Привратник
Усатый. -
Занят
Девятый,
И занят
Десятый.
Международный
Готовится
Съезд.
Нету свободных
В гостинице
Мест!
- Что же мне делать?
Я очень устала! -
Мистеру
Твистеру
Дочь прошептала. -
Если ночлега
Нигде
Не найдем,
Может быть,
Купишь
Какой-нибудь
Дом?
- Купишь! -
Отец
Отвечает,
Вздыхая. -
Ты не в Чикаго,
Моя дорогая.
Дом над Невою
Купить бы я рад...
Да не захочет
Продать Ленинград»!
_______________________________ № 426 Джеймс Джойс «Улисс»
_____________ Роман уникальный.
И объём написанного о нём, наверное, превышает его собственный.
Среди прочего - называют «памятником одному дню», а именно 16 июня 1904 года – четверг (день первого свидания с женой).
Джойс говаривал: если Дублин будет когда-нибудь разрушен, по "Улиссу" можно будет восстановить его до последнего кирпичика.
Роман создавался в период 14-21годов. Тогда писатель жил уже на континенте.
Пользовался справочником "Весь Дублин за 1904 год" и дублинской газетой "Ивнинг телеграф".
_____________Вспомнилось: «газеты – секундные стрелки истории» (Марк Твен, кажется).
___________ Чуть__ из «Эпизод 7»
«ДОБРЫЙ ДРЯХЛЫЙ ДУБЛИН
Дублинцы.
- Две дублинские весталки[555], — начал Стивен, — престарелые и набожные, прожили пятьдесят и пятьдесят три года на Фамболли-лейн.
- Это где такое? — спросил профессор.
- Неподалеку от Блэкпиттса.
Сырая ночь с голодными запахами пекарни. У стены. Пухлое лицо поблескивает под дешевою шалью. Неистовые сердца. Акаша-хроника. Поживей, милок!
Вперед. Попробуй, рискни. Да будет жизнь.
- Они желают посмотреть панораму Дублина с вершины колонны Нельсона. У них накоплено три шиллинга десять пенсов в красной жестяной копилке в виде почтового ящика. Они вытряхивают оттуда трехпенсовые монетки и шестипенсовики, а пенсы выуживают, помогая себе лезвием ножа. Два шиллинга три пенса серебром, один шиллинг семь пенсов медью. Они надевают шляпки и воскресные платья, берут с собой зонтики на случай дождя.
- Мудрые девы, — сказал профессор Макхью».
_______________________________________№ 427 Максимилиан Волошин «Китеж»
«Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет... И трескается камень.
И каждый факел — человек.
Не сами ль мы, подобно нашим предкам,
Пустили пал? А ураган
Раздул его и тонут в дыме едком
Леса и села огнищан.
Ни Сергиев, ни Оптина, ни Саров
Народный не уймут костер:
Они уйдут, спасаясь от пожаров,
На дно серебряных озер.
Так отданная на поток татарам
Святая Киевская Русь
Ушла с земли, прикрывшись Светлояром...
Но от огня не отрекусь!
Я сам — огонь. Мятеж в моей природе,
Но цепь и грань нужны ему.
Не в первый раз, мечтая о свободе,
Мы строим новую тюрьму.
Да, вне Москвы — вне нашей душной плоти,
Вне воли медного Петра —
Нам нет дорог.- нас водит на болоте
Огней бесовская игра.
Святая Русь покрыта Русью грешной,
И нет в тот град путей,
Куда зовет призывный и нездешний
Подводный благовест церквей.
2
Усобицы кромсали Русь ножами.
Скупые дети Калиты
Неправдами, насильем, грабежами
Ее сбирали лоскуты.
В тиши ночей звездяных и морозных,
Как лютый крестовик-паук,
Москва пряла при Темных и при Грозных
Свой тесный, безысходный круг.
Здесь правил всем изветчик и наушник,
И был свиреп и строг
Московский Князь — «постельничий и клюшник
У Господа», — помилуй Бог!
Гнездо бояр, юродивых, смиренниц —
Дворец, тюрьма и монастырь,
Где двадцать лет зарезанный младенец
Чертил круги, как нетопырь.
Ломая кость, вытягивая жилы,
Московский строился престол,
Когда отродье Кошки и Кобылы
Пожарский царствовать привел.
Антихрист — Петр распаренную глыбу
Собрал, стянул и раскачал,
Остриг, обрил и, вздернувши на дыбу,
Наукам книжным обучал,
Империя, оставив нору кротью,
Высиживалась из яиц
Под жаркой коронованною плотью
Своих пяти императриц.
И стала Русь немецкой, чинной, мерзкой.
Штыков сияньем озарен,
В смеси кровей Голштинской с Вюртембергской
Отстаивался русский трон.
И вырвались со свитой из-под трона
Клубящиеся пламена —
На свет из тьмы, на волю из полона —
Стихии, страсти, племена.
Анафем церкви одолев оковы,
Повоскресали из гробов
Мазепы, Разины и Пугачевы —
Страшилища иных веков.
Но и теперь, как в дни былых падений,
Вся омраченная, в крови,
Осталась ты землею исступлений —
Землей взыскующей любви.
3
Они пройдут — расплавленные годы
Народных бурь и мятежей:
Вчерашний раб, усталый от свободы,
Возропщет, требуя цепей.
Построит вновь казармы и остроги,
Воздвигнет сломанный престол,
А сам уйдет молчать в свои берлоги,
Работать на полях, как вол.
И отрезвясь от крови и угара,
Цареву радуясь бичу,
От угольев погасшего пожара
Затеплит яркую свечу.
Молитесь же, терпите же, примите ж
На плечи крест, на выю трон.
На дне души гудит подводный Китеж —
Наш неосуществимый сон».
18 августа 1919
Коктебель. Во время наступления Деникина на Москву
_____________________ № 428 Анна Ахматова «Ленинград в марте 1941»
«Cardan solaire1 на Меньшиковом доме.
Подняв волну, проходит пароход.
О, есть ли что на свете мне знакомей,
Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!
Как щелочка, чернеет переулок.
Садятся воробьи на провода.
У наизусть затверженных прогулок
Соленый привкус — тоже не беда».
_________________________________ № 429 Иван Гончаров «Фрегат "Паллада»
«Но что ж такое Сингапур? Я еще не сказал ничего об этом. Это островок, в несколько миль величиной, лежащий у оконечности Малаккского полуострова, под 1°30' сев. шир., следовательно, у самого экватора. Он уступлен англичанам, в 1819 году, одним из малаккских султанов, которому они помогли утвердиться в его владениях. Надо знать, что незадолго пред тем голландцы выхлопотали себе у другого султана, соперника первого, торговое поселение в тех же местах, именно в проливе Рио. Англичане имеют такой обычай, что лишь зачуют где торговлю, то и явятся с своими товарами: так они сделали и там. А у голландцев есть обычай не пускать других туда, где торгуют они сами. Все это было причиною того, что Сингапур возник и процвел, а голландское поселение пало.
Стен Биль, командир датского корвета "Галатея" и автор путешествия, сравнивает нынешний Сингапур, в торговом отношении, с древней Венецией. Сравнение слабое, не совсем лестное для Сингапура. Что такое капиталы времен Венецианской республики пред британскими? Что такое положение Венеции между тогдашним Востоком и тогдашним Западом, перед положением Сингапура между Индиею, Китаем, Малаккским полуостровом, Австралиею, Сиамом, Кохинхиной и Бирманской империей, которые все шлют продукты свои в Сингапур и оттуда в Европу? А чего не везут теперь из Европы сюда? Что такое, наконец, так называемая тогдашняя роскошь перед нынешним комфортом? Роскошь -- порок, уродливость, неестественное уклонение человека за пределы естественных потребностей, разврат. Разве не разврат и не уродливость платить тысячу золотых монет за блюдо из птичьих мозгов или языков или за филе из рыбы, не потому, чтоб эти блюда были тоньше вкусом прочих, недорогих, а потому, что этих мозгов и рыб не напасешься? Или не безумие ли обедать на таком сервизе, какого нет ни у кого, хоть бы пришлось отдать за него половину имения? Не глупость ли заковывать себя в золото и каменья, в которых поворотиться трудно, или надевать кружева, чуть не из паутины, и бояться сесть, облокотиться?
Венецианские граждане (если только слово "граждане" не насмешка здесь) делали все это; они сидели на бархатных, но жестких скамьях, спали на своих колючих глазетовых постелях, ходили по своим великолепным площадям ощупью, в темноте и едва ли имели хоть немного приблизительное к нынешнему, верное понятие об искусстве жить, то есть извлекать из жизни весь смысл, весь здоровый и свежий сок.
Тщеславие и грубое излишество в наслаждениях -- вот отличительные черты роскоши. Оттого роскошь недолговечна: она живет лихорадочною и эфемерною жизнью; никакие Крезы не достигают до геркулесовых столпов в ней; она падает, истощившись в насыщении, увлекая падением и торговлю. Рядом с роскошью всегда таится невидимый ее враг -- нищета, которая сторожит минуту, когда мишурная богиня зашатается на пьедестале: она быстро, в цинических лохмотьях своих, сталкивает царицу, садится на ее престол и гложет великолепные остатки.
Вспомните не одну Венецию, а хоть Испанию например: уж, кажется, трудно выдумать наряднее епанчу, а в какую дырявую мантию нарядилась она после! Да одни ли Испания и Венеция?..
Где роскошь, там нет торговли; это конвульсивные, отчаянные скачки через препятствия, courses aux clochers: перескачет, схватит приз и сломает ноги.
Не таков комфорт: как роскошь есть безумие, уродливое и неестественное уклонение от указанных природой и разумом потребностей, так комфорт есть разумное, выработанное до строгости и тонкости удовлетворение этим потребностям. Для роскоши нужны богатства; комфорт доступен при обыкновенных средствах. Богач уберет свою постель валансьенскими кружевами; комфорт потребует тонкого и свежего полотна. Роскошь садится на инкрюстированном, золоченом кресле, ест на золоте и на серебре; комфорт требует не золоченого, но мягкого, покойного кресла, хотя и не из редкого дерева; для стола он довольствуется фаянсом или, много, фарфором. Роскошь потребует редкой дичи, фруктов не по сезону; комфорт будет придерживаться своего обыкновенного стола, но зато он потребует его везде, куда ни забросит судьба человека; и в Африке, и на Сандвичевых островах, и на Норд-Капе -- везде нужны ему свежие припасы, мягкая говядина, молодая курица, старое вино. Везде он хочет находить то сукно и шелк, в которое одевается в Париже, в Лондоне, в Петербурге; везде к его услугам должен быть готов сапожник, портной, прачка. Роскошь старается, чтоб у меня было то, чего не можете иметь вы; комфорт, напротив, требует, чтоб я у вас нашел то, что привык видеть у себя.
Задача всемирной торговли и состоит в том, чтоб удешевить эти предметы, сделать доступными везде и всюду те средства и удобства, к которым человек привык у себя дома. Это разумно и справедливо; смешно сомневаться в будущем успехе. Торговля распространилась всюду и продолжает распространяться, разнося по всем углам мира плоды цивилизации. Вопрос этот важнее, нежели как кажется с первого раза. Комфорт и цивилизация почти синонимы, или, точнее, первое есть неизбежное, разумное последствие второго. И торговля не падет никогда, удовлетворяя хотя тонким, но разумным потребностям большинства, а не безумным прихотям немногих. Дело вполовину уже и сделано. Куда европеец только занесет ногу, везде вы там под знаменем безопасности, обилия, спокойствия и того благосостояния, которым наслаждаетесь дома, протягивая, конечно, ножки по одежке.
Сингапур -- один из всемирных рынков, куда пока еще стекается все, что нужно и не нужно, что полезно и вредно человеку. Здесь необходимые ткани и хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы -- все приехало продать и купить: других потребностей и целей здесь нет. Роскошь посылает сюда за тонкими ядами и пряностями, а комфорт шлет платье, белье, кожи, вино, заводит дороги, домы, прорубается в глушь...
Что ж значит старая Венеция, с своими золочеными галерами, перед этими уродливыми джонками или ост-индскими судами, полными огромных сырых и возделанных богатств?
Еще слово: что было недоступною роскошью для немногих, то благодаря цивилизации делается доступным для всех: на севере ананас стоит пять, десять рублей, здесь -- грош: задача цивилизации -- быстро переносить его на север и вогнать в пятак, чтоб вы и я лакомились им.
Прогресс сделал уже много побед. Прочтите описание кругосветного путешествия, совершенного пятьдесят лет назад. Что это было? -- пытка! Путешественник проходил сквозь строй лишений, нужд, питался соленым мясом, пил воду, зажав нос; дрался с дикими. А теперь? Вы едва являетесь в порт к индийцам, к китайцам, к диким -- вас окружают лодки, как окружили они здесь нас: прачка -- китаец или индиец, берет ваше тонкое белье, крахмалит, моет, как в Петербурге; является портной, с длинной косой, в кофте и шароварах, показывает образчики сукон, материй, снимает мерку и шьет европейский костюм; съедете на берег -- жители не разбегаются в стороны, а встречают толпой, не затем, чтоб драться, а чтоб предложить карету, носилки, проводить в гостиницу. Там тот же мягкий бифштекс, тот же лафит, херес и чистая постель, как в Европе.
Я дня два не съезжал на берег. Больной, стоял я, облокотясь на сетки, и любовался на небо, на окрестные острова, на леса, на разбросанные по берегам хижины, на рейд, с движущеюся картиной джонок, лодок, вглядывался в индийские, китайские физиономии, прислушивался к говору.
Особенно любопытно было видеть, как наши матросы покупали у туземцев фрукты, потом разные вещи, ящички, вееры, простые материи и т.п. Что за язык придумали они -- и понимали друг друга! Фаддеев, по моему поручению, возьмет деньги, спустится на лодки купить ананасов или что-нибудь другое: вижу, он спорит там, сердится; наконец торг заключается и он приносит, что нужно. "Черти этакие: с ними не сообразишь! -- говорил он, воротясь, -- вчера полшильника просил, а теперь хочет шильник" (шиллинг). -- "Да как ты там говоришь с ними?" -- "По-англичански". -- "Как ты спросишь?" -- "А вот возьму в руку вещь, да и спрошу омач?" (How much? -- что стоит?)
Наконец мне стало легче, и я поехал в Сингапур с несколькими спутниками. Здесь есть громкое коммерческое имя Вампоа. В Кантоне так называется бухта или верфь; оттуда ли родом сингапурский купец -- не знаю, только и его зовут Вампоа. Он уж лет двадцать как выехал из Китая и поселился здесь. Он не может воротиться домой, не заплатив... взятки. Да едва ли теперь есть у него и охота к тому. У него богатые магазины, домы и великолепная вилла; у него наши запасались всем; к нему же в лавку отправились и мы.
При входе сидел претолстый китаец, одетый, как все они, в коленкоровую кофту, в синие шаровары, в туфлях, с чрезвычайно высокой замшевой подошвой, так что на ней едва можно ходить, а побежать нет возможности. Голова, разумеется, полуобрита спереди, а сзади коса. Тут был приказчик англичанин и несколько китайцев. Толстяк и был хозяин. Лавка похожа на магазины целого мира, с прибавлением китайских изделий, лакированных ларчиков, вееров, разных мелочей из слоновой кости, из пальмового дерева, с резьбой и т.п.
Взглянув на этот базар, мы поехали опять по городу, по всем кварталам -- по малайскому, индийскому и китайскому, зажимая частенько нос, и велели остановиться перед буддийской кумирней. На улицу выходят наглухо запертые ворота с решетчатым забором, из-за которого видна крыша с загнутыми углами. Все это ярко, пестро разрисовано красной, зеленой и желтой красками. Прислужник индиец отпер нам калитку, и мы вошли на чистый, вымощенный каменными плитами, большой двор. Направо колодезь, потом пустая стена, и в углу открытая со всех сторон кухня. Тут на плитах и на жаровнях жарились и варились, шипя, разные яства. Около суетилось несколько китайцев; налево, посредине стены, была маленькая кумирня с жертвенником, идолами, курящимися благовонными и восковыми свечами. На коленях перед жертвенником стоял бонз: ударяя палочкой в маленький, круглый барабан, он читал нараспев по книге, немного в нос. Тут же, в часовне, сидело около стола несколько китайцев и шили что-то, не обращая ни малейшего внимания на монаха. Я заглянул ему в лицо: бледен, худ, глаза закрыты.
Весь двор усажен по стенам банановыми, пальмовыми и мускатными деревьями. Посреди двора стояла главная кумирня -- довольно обширное, открытое со всех сторон здание, под тремя или четырьмя кровлями, все с загнутыми углами. Сколько позолоты, резьбы, мишурных украшений, поддельных камней и какое безвкусие в этой восточной пестроте! Китайцы и индийцы, кажется, сообща приложили каждый свой вкус к постройке и украшениям здания: оттого никак нельзя, глядя на эту груду камней, мишурного золота, полинялых тканей, с примесью живых цветов, составить себе идею о стиле здания и украшений. Внутри кумирни помещались три ниши с идолами; кругом крытая галерея. Резная работа всюду: на перилах, на стенах; даже гранитные, поддерживающие крышу столбы тоже изваяны грубо и представляют животных. Между идолами стоит Будда, с своими двумя прислужниками, и какая-то богиня, еще два другие идола -- все с чудовищно-безобразными лицами. Тут, между прочим, есть фигура -- эмблема настоящего, прошедшего и будущего. Перед идолами горели тоненькие, длинные свечи. Я хотел посмотреть, из какого дерева, и спросил одну. Индиец тотчас взял, зажег и подал мне, но отец Аввакум проворно сказал: "Плюньте, бросьте: это он хочет, чтоб вы идолу свечку поставили!"
Из буддийской кумирни мы поехали в индийское капище, к поклонникам Брамы. Через довольно высокую башню из диких, грубо отесанных камней, входишь на просторный, обсаженный деревьями двор. Прямо крытая галерея, на столбах, ведет в капище. Но едва мы сделали несколько шагов, нас остановил индиец, читавший нараспев книгу, и молча указал нам на сапоги, предлагая или снять их, или не ходить дальше. Мы остановились и издали смотрели в кумирню, но там нечего было смотреть: те же три ниши, что у буддистов, с позолоченными идолами, но без пестроты, украшенными только живыми цветами. В галерее, вне часовни, стоял деревянный конь, похожий на наших балаганных коньков, но в натуральную величину, весь расписанный, с разными привесками и украшениями, назначенный для торжественных процессий, как объяснил нам кое-как индиец.
Мы пошли назад; индиец принялся опять вопить по книге, а другие два уселись на пятки слушать; четвертый вынес нам из ниши роз на блюде. Мы заглянули по соседству и в малайскую мечеть. "Это я и в Казани видел" , -- сказал один из моих товарищей, посмотрев на голые стены.
Мы вышли и поехали по улицам, по речке... Вдруг нас поразили звуки какой-то странной музыки.
По улице тянулась процессия, но благодаря лепетанью китайцев мы не могли узнать, какая, только печальная. Один твердил на наши вопросы "sick" (больной), но спутник наш, бывший в Китае, объяснил, что это поминки по умершем. Двух женщин, закрытых с головы до ног кисейным покрывалом, вели под руки. Впереди шли жрецы, потом какие-то оборванцы в рубищах, которые кричали, музыканты с гонгами шли вперед. Мы вышли из карет и вмешались в процессию. Я не скажу, чтоб музыка была совсем нескладна -- нет, в ней есть мелодия, но скудная и странная. Процессия повернула в узкий переулок, а мы отправились в отель, на балкон, сидеть и лениться.
На следующий день мы собрались осмотреть новую гавань и пришедший из Австралии пароход. Мы поехали в гичке. Погода была -- превосходная, сказал бы я, если б здесь была когда-нибудь другая. Мы въехали в узенький пролив между Сингапуром и другими маленькими островами, покрытыми ярко-изумрудного цвета зеленью. Солнце так и лило потоки язвительных лучей на скалы. Страшно подумать взойти туда, под эти стрелы, а китайцы и малайцы ползали там голые, некоторые без шляп. От здешних лучей, если они застанут европейца с обнаженной головой, надо бежать прятаться под кров попроворнее, нежели иногда бежишь под крышу от ливня.
Европейские дачи, деревеньки, берега -- все тонет в зелени; везде густая трава и пальмы. Наконец пристали к пристани и пошли на пароход. Но что мне пароход? Я вошел на минуту, да и долой, а товарищи мои, моряки, начали вглядываться во всякую гайку, винт. Я пошел по пристани. Запасные пакгаузы заперты тяжелыми дверьми, за которыми хранятся грузы, ожидающие кораблей, для развоза в Европу, в Китай или Австралию. Они стоят безмолвные теперь; но чуть завеет ожидаемый флаг, эти двери изрыгнут миллионы или поглотят их. Тут же выстроены обширные угольные сараи. Более сотни китайцев брали кули, пуда в три-четыре, легко и ловко взбрасывали их себе на шею и мчались во всю мочь на пароход, под этим солнцем, когда дышишь будто огнем. А они ничего: тело обнажено, голова открыта, потому что в тростниковой широкой шляпе неловко было бы носить на шее кули; только косы, чтоб не мешали, подобраны на затылке, как у женщин. У многих совершенно женские лица, гладкие; борода и усы почти не растут, а они еще их бреют донельзя. Много видно умных, или, лучше сказать, смышленых, а более лукавых лиц.
Мы прошли около всех этих торговых зданий, пакгаузов, вошли немного на холм, к кустам, под тень пальм.
"Ах, если б напиться!" -- говорили мы -- но чего? Тут берег пустой и только что разработывается. К счастью, наши матросы накупили себе ананасов и поделились с нами, вырезывая так искусно средину спиралью, что любому китайцу впору».
_______________________________________ № 430 Уильям Блейк «Лондон»
«Но вольным улицам брожу,
У вольной издавна реки.
На всех я лицах нахожу
Печать бессилья и тоски.
Мужская брань и женский стон
И плач испуганных детей
В моих ушах звучат, как звон
Законом созданных цепей.
Здесь трубочистов юных крики
Пугают сумрачный собор,
И кровь солдата-горемыки
Течет на королевский двор.
А от проклятий и угроз
Девчонки в закоулках мрачных
Чернеют капли детских слез
И катафалки новобрачных».
Перевод С.Маршака
______________________________ № 431 Наум Коржавин «Ленинград»
«Он был рожден имперской стать столицей.
В нём этим смыслом всё озарено.
И он с иною ролью примириться
Не может.
И не сможет всё равно.
Он отдал дань надеждам и страданьям.
Но прежний смысл в нём всё же не ослаб.
Имперской власти не хватает зданьям,
Имперской властью грезит Главный Штаб.
Им целый век в иной эпохе прожит.
А он грустит, хоть эта грусть – смешна.
Но камень изменить лица не может, –
Какие б ни настали времена.
В нём смысл один, – неистребимый, главный,
Как в нас всегда одна и та же кровь.
И Ленинграду снится скиптр державный, –
Как женщине покинутой –
любовь».
__________________________________ № 432 Даррелл Лоренс «Жюстин»(Александрийский квартет-1)
________ Старший брат несравненного Джеральда Даррелла.
К его творчеству отношусь очень неоднозначно (не говоря уж о личности). .
Талант, конечно, не отрицаю…
«Как рассказать о нем - о нашем городе? Что скрыто в слове "Александрия"? Вспышка - и крохотный киноглаз там, внутри, высвечивает тысячу мучимых пылью улиц. Мухи и нищие царствуют там сегодня - и те, кто в состоянии с ними ужиться.
Пять рас, пять языков, дюжина помесей, военные корабли под пятью разноцветными флагами рассекают свои маслянистые отражения у входа в гавань. Но здесь более пяти полов, и, кажется, только греки-демоты умеют их различать. Обилие и разнообразие питательных соков для секса, возможностей, которые всегда под рукой, ошеломляет. Никогда вам не ошибиться, приняв эти места за счастливые. Символические любовники свободного эллинского мира канули в Лету, теперь здесь цветут иные травы, эфирные фигуры, тонко скроенные на манер андрогинов, обращенные на самих себя, на самих себя обреченные. Восток не способен радоваться сладостной анархии тела - ибо он обнажил тело. Я помню, Нессим однажды сказал (мне кажется, он цитировал), что Александрия - это гигантский винный пресс человеческой плоти; те, кто прошел через него, - больные люди, одиночки, пророки, я говорю об искалеченных здесь душах, мужских и женских.
___________________ № 433 Марина Цветаева «Крысолов»
Лирическая сатира
ГОРОД ГАММЕЛЬН
(Глава первая)
Стар и давен город Гаммельн,
Словом скромен, делом строг,
Верен в малом, верен в главном:
Гаммельн - славный городок!
В ночь, как быть должно комете,
Спал без про'сыпу и сплошь.
Прочно строен, чисто ме'тен,
До умильности похож
- Не подойду и на выстрел! -
На своего бургомистра.
В городе Гаммельне дешево шить:
Только один покрой в нем.
В городе Гаммельне дешево жить
И помирать спокойно.
Гривенник - туша, пятак - кувшин
Сливок, полушка - тво'рог.
В городе Гаммельне, знай, один
Только товар и дорог:
Грех.
(Спросим дедов:
Дорог: редок.)
Ни распоясавшихся невест,
Ни должников, - и кроме
Пива - ни жажды в сердцах. На вес
Золота или крови -
Грех. Полстолетия (пятьдесят
Лет) на одной постели
Благополучно проспавши, спят
Дальше. ?Вдвоем потели,
Вместе истлели?. Тюфяк, трава, -
Разница какова?
(Бог упаси меня даже пять
Лет на одной перине
Спать! Лучше моську наймусь купать!)
Души Господь их принял.
И озаренье: А вдруг у них
Не было таковых?
Руки - чтоб гривну взымать с гроша,
Ноги - должок не додан.
Но, вразумите, к чему - душа?
Не глубоко ль негодный
- Как жардиньерка - гамак - кларнет -
В нашем быту - предмет?
В городе Гаммельне - отпиши -
Ни одного кларнета.
В городе Гаммельне - ни души.
Но уж тела' за это!
Плотные, прочные. Бык, коль дюж,
Дюжины стоит душ.
А приосанятся - георгин,
Ниц! преклонись, Георгий!
Города Гаммельна гражданин, -
Это выходит гордо.
Не забывай, школяры: ?Узреть
Гаммельн - и умереть!"
Juri, и R?hrei, и R?hr uns nicht
an 1 (в словаре: не тронь нас!) -
Смесь. А глаза почему у них
В землю? Во-первых - скромность,
И... бережливость: воззрился - ан
Пуговица к штанам!
Здесь остановка, читатель. - Лжешь,
Автор! Очки втираешь!
В сем Эльдорадо когда ж и кто ж
Пуговицы теряет?
- Нищие. Те, что от грязи сгнив,
В спальни заносят тиф, -
Пришлые. Скоропечатня бед,
Счастья бесплатный номер.
В Гаммельне собственных нищих нет.
Был, было, раз - да помер.
Тощее ж тело вдали от тел
Сытых зарыть велел
Пастор, - и правильно: не простак
Пастор, - не всем ?осанна!"
Сытые тощему не простят
Ни лоскута, ни штанной
Пуговицы, чтобы знал-де всяк:
Пуговка - не пустяк!
(Маленькая диверсия в сторону пуговицы:)
Пуговицею весь склад и быт
Держатся. Трезв - застегнут.
Пуговица! Праадамов стыд!
Мод и свобод исподних -
Смерть. Обывателю ты - что чуб
Бульбе, и Будде - пуп.
С пуговицею - все право в прах,
В грязь. Не теряй, беспутный,
Пуговицы! Праадамов крах
Только тобой искуплен,
Фиговая! Ибо что же лист
Фиговый (?Mensch wo bist?? 2) -
Как не прообраз ее? (?Bin nackt 3,
Наг, - потому робею?) -
Как не зачаток, не первый шаг...
Пуговица - в идее!
Пуговицы же (внемли, живот
Голый!) - идея - вот:
Для отличения Шатуна-
Чад - от овец Господних:
Божье застегнуто чадо на'
Все', - а козел расстегнут -
Весь! Коли с ангелами в родстве,
Муж, - застегнись на все'!
Не привиденьями ли в ночи
- Целый Бедлам вакантный! -
Нищие, гении, рифмачи,
Шуманы, музыканты,
Каторжники...
Коли взять
на вес:
Без головы, чем без 4
Пуговицы! - Санкюлот! Босяк!
От Пугача - к Сэн-Жюсту?!
Если уж пуговица - пустяк,
Что ж, господа, не пусто?
Для государства она - что грунт
Древу и чреву - фунт
Стерлингов. А оборвется - голь!
Бунт! Погреба разносят!
Возвеселися же, матерь, коль
Пуговицею - носик:
Знак добронравия. (Мой же росс
Явственно горбонос -
В нас 5).
==========
Дальше от пуговичных пустот,
Муза! От истин куцых!
От революции не спасет -
Пуговица. Да рвутся ж -
Все'! Коли с демонами в родстве -
Бард, - расстегнись на все'!
(Здесь кончается ода пуговице и возобновляется повествование.)
Город грядок -
Гаммельн, нравов
добрых, складов
полных, - Рай -
город...
Божья радость -
Гаммельн, здравых -
город, правых -
город...
Рай-город, пай-город, всяк-свой-пай-берет, -
Зай-город, за'годя-закупай-город.
Без загадок -
город, - гладок:
Благость. Навык -
город. - Рай -
город...
Божья заводь -
Гаммельн, гадок -
Бесу, сладок -
Богу...
Рай-город 6, пай-город, Шмидтов-Майеров
Царь-город, старшему-уступай-город.
Без пожаров -
город, благость-
город, Авель-
город. - Рай-
город...
Кто не хладен
и не жарок,
прямо в Гаммельн
поез -
жа'й-город, рай-город, горностай-город.
Бай-город, во'время-засыпай-город.
Первый обход!
Первый обход!
С миром сношенья прерваны!
Спущен ли пес? Впущен ли кот?
Предупрежденье первое.
Су - дари, выпрягайте слуг!
Тру - бочку вытрясай, досуг!
Труд, покидай верстак:
?Morgen ist auch ein Tag 7 ?.
Без десяти!
Без десяти!
Уши законопатить
Ватой! Учебники отнести
В парту! Будильник - на' пять.
Ла - вочник, оставляй мело'к,
Бюр - герша, оставляй чулок
И оправляй тюфяк:
?Morgen ist auch ein Tag?.
Десять часов!
Десять часов!
Больше ни междометья!
Вложен ли ключ? Вде'т ли засов?
Предупрежденье третье.
Би - блию закрывай, отец!
Бюр - герша, надевай чепец,
Муж, надевай колпак, -
?Morgen ist auch ein...?
- Спят
Гаммельнцы...»
_____________________________________________________ №434 Саша Чёрный
Это не было сходство, допустимое даже в лесу, - это было тождество, это было безумное превращение одного в двоих.
(Л.Андреев. "Проклятие зверя")
«Все в штанах, скроённых одинаково,
При усах, в пальто и в котелках.
Я похож на улице на всякого
И совсем теряюсь на углах...
Как бы мне не обменяться личностью:
Он войдёт в меня, а я в него, -
Я охвачен полной безразличностью
И боюсь решительно всего...
Проклинаю культуру! Срываю подтяжки!
Растопчу котелок! Растерзаю пиджак!!
Я завидую каждой отдельной букашке,
Я живу, как последний дурак...
В лес! К озёрам и девственным елям!
Буду лазить, как рысь, по шершавым стволам.
Надоело ходить по шаблонным панелям
И смотреть на подкрашенных дам!
Принесёт мне ворона швейцарского сыра,
У заблудшей козы надою молока.
Если к вечеру станет прохладно и сыро,
Обложу себе мохом бока.
Там не будет газетных статей и отчётов.
Можно лечь под сосной и немножко повыть.
Иль украсть из дупла вкусно пахнущих сотов,
Или землю от скуки порыть...
А настанет зима - упираться не стану:
Буду голоден, сир, малокровен и гол -
И пойду к лейтенанту, к приятелю Глану:
У него даровая квартира и стол.
И скажу: "Лейтенант! Я - российский писатель,
Я без паспорта в лес из столицы ушёл,
Я устал, как собака, и - веришь, приятель -
Как семьсот аллигаторов зол!
Люди в городе гибнут, как жалкие слизни,
Я хотел свою старую шкуру спасти.
Лейтенант! Я бежал от бессмысленной жизни
И к тебе захожу по пути..."
Мудрый Глан ничего мне на это не скажет,
Принесёт мне дичины, вина, творогу...
Только пусть меня Глан основательно свяжет,
А иначе - я в город сбегу».
___________________ № 435 Владимир Маяковский «Бродвей»
«Асфальт — стекло.
Иду и звеню.
Леса и травинки
— сбриты.
На север
с юга
идут авеню,
на запад с востока
— стриты.
А между —
(куда их строитель завез!)—
дома
невозможной длины.
Одни
дома длиною до звезд,
другие
— длиной до луны.
Янки
подошвами шлепать
ленив:
простой
и курьерский лифт.
В 7 часов
человечий прилив,
в 17 часов —
отлив.
Скрежещет механика,
звон и гам,
а люди
немые в звоне.
И лишь замедляют
жевать чуингам,
чтоб бросить:
«Мек моней?»
Мамаша
грудь
ребенку дала.
Ребенок,
с каплями из носу,
сосет
как будто
не грудь, а доллар —
занят
серьезным
бизнесом.
Работа окончена.
Тело обвей
в сплошной
электрический ветер.
Хочешь под землю
— бери собвей,
на небо
— бери элевейтер.
Вагоны
едут и
дымам под рост,
и в пятках
домовьих
трутся,
и вынесут
хвост
на Бруклинский мост,
и спрячут
в норы
под Гудзон.
Тебя ослепило,
ты
осовел.
Но,
как барабанная дробь,
из тьмы
по темени:
«Кофе Максвел
гуд
ту ди ласт дроп».
А лампы
как станут
ночь копать.
ну, я доложу вам
— пламечко!
Налево посмотришь
— мамочка мать!
Направо
— мать моя мамочка!
Есть что поглядеть московской братве.
И за день
в конец не дойдут.
Это Нью-Йорк.
Это Бродвей.
Гау ду ю ду!
Я в восторге
от Нью-Йорка города.
Но
кепчонку
не сдерну с виска.
у советских
собственная гордость:
на буржуев
смотрим свысока».
=============================================== 2018 03 24
Свидетельство о публикации №118032406443