ortus

И чего же больно так, не пойму я;
не дарила теплые поцелуи,
не касалась мягкой ладонью щёк,
только срок спокойствия мой истёк.



1

Что сказать?

Обманута своим словом,
так хотелось верить, но не могу.
Неужели снова, неужели снова
растеряла храбрость всю набегу?

А ещё вчера мне шептало море:
ты свободна, радостна и светла,
будешь жить без страха, тоски и горя,
не сгорая замертво и дотла.

Но увы – вся песенка вроде спета,
но ничуть не легче, а лишь больней.

Доживу до лета, доживу до лета,
но как мне не думать о нём, о ней,
о себе и жалких своих попытках
убедиться в том, что ещё жива,
если каждый раз толстой красной ниткой
нужно сердце заново зашивать?

Если каждый раз вновь ломать все крылья
о разбитой клетки стеклянный край,
и бродить бесцельно в дорожной пыли,
слыша в небе радостный птичий грай,
спотыкаться, падать, лежать без воли
и молить о новом притоке сил,
ждать, когда мне будет совсем не больно
от того, что ты меня не любил.

И нет смысла спрашивать что я, где я,
почему, зачем, для чего дышу,
где мне взять ответы, мечты, идеи,
если все вокруг – просто белый шум.

Говорят, что я родилась в рубашке,
мне удача верный и вечный друг,
но душа оставлена нараспашку
и страдает даже в пути на юг.

Отравилась худшим из лучших ядов,
хоть и зарекалась, что не влюблюсь,
от твоих пустых равнодушных взглядов
лёг на сердце самый тяжелый груз.

И абсурдно, что не хочу свободы,
что сдалась почти добровольно в плен,
погрузившись, словно в морскую воду,
вся в тебя, ничто не прося взамен.



2

В миг, когда я осознала,
что пропала в который раз,
с тени аэровокзала
со всех ног в небеса взнеслась.

В небе не было мне покоя,
в каждом облаке только страх.

В черноморском живом прибое
я тонула в родных волнах.

Путешествуя автостопом,
оставляя полей равнины,
я ходила по горным тропам
и взбиралась на скал вершины,
я бежала в бессветной ночи,
южной, плотной, ни звёзд, ни зги.

Царь всех гор мне рассвет пророчил,
исцеляя от пут тоски.

Он рассказывал сказки, притчи,
и легенды забытых лет,
что в сознании безграничном
все сливались в один куплет.

Жил король в стране далёкой,
звездочёт и чародей,
он считал во тьме осколки
от луны грядущих дней.

Соль-ре-соль, ля-ре-ля,
больше нет здесь короля.

Среди гор и рек из снега
одинокий лев скитался,
он мечтал познать суть неба,
утонув в его балансе.

Ми-ля-ми, фа-ля-фа,
больше нет на свете льва.

«Все проходит, пройдёт и это», –
это вечный закон небес,
но обещанного рассвета
мне мешает дождаться бес.



3

Моя печаль – желтоглазый демон,
что, скаля зубы, шипит в лицо:

«Не забывай, что живёшь по схемам
бесчестных алчущих подлецов,
что в мире нет ни любви, ни воли,
что люди падки на денег власть,
что не способна ты обезболить
тех, кто в страданиях воет всласть,
ты всем приносишь одни несчастья,
ты хуже самых дурных примет.

Душа светла? Может быть, отчасти,
но только в сумраке тает свет.

Рождённая, чтобы посеять хаос,
ломать прекрасное на куски,
ты состоишь из минутных пауз,
приливов гнева и слёз тоски,
не сможешь выразить своё сердце
и в одиночестве загниёшь».

От этих слов никуда не деться,
но думать хочется – это ложь,
я верю в лучшее, верю в совесть,
в любовь и правду, в добро и свет,
но хриплый демона смех свинцовист,
когда я это кричу в ответ.

Вновь голос беса звучит с предгорий:

«Ты проиграла в слепой борьбе,
тебе дано было имя ‘горечь’,
и это надпись в твоей судьбе.

Мечтаешь пламя раздуть из искры,
но кто гореть мог, не затухав?

Утерян проблеск во мгле корысти
Ерушалаима шель захав».

Я закрываю руками уши,
мотая яростно головой,
но отзвук слов проникает в душу,
меня рассорив с самой собой.

И хоть мне сердце даёт надежду,
что демон этот всего лишь врёт,
я застреваю в противном «между»,
наполовину застыв, как лёд. 

Но вдруг спасения ветер свыше
сметает горечь на эшафот,
и с новой радостью ясно вижу,
как тьму ночную сломил восход.



4

Мир разделился на «до» и «после»,
я затухала, но вновь зажглась,
лучи от солнца, пронзая космос,
коснулись светом бессонных глаз.

Вся горечь, что истязала волю,
не оставляя меня нигде,
вдруг растворилась кристаллом соли
в бурлящей крови живой воде.

Внутри, где сердца алый сплав
сливался в твоё имя,
кипит металл любви, восстав
под рёбрами моими.

Моя любовь, что зияла дыркой,
яд источавшей по всем краям,
слова твердившей височной жилкой –
«мне отмщение, аз воздам»,
моя любовь, что тянула грузом
на дно страданий, на дно тревог,
теперь порвала все грусти узы
и обратила тоску в песок.

В груди разлился покой Эдема,
я отвечаю на зло добром,
и даже мой желтоглазый демон
исчез навечно в дыму ночном.

Я раньше части души искала,
но находила всегда одно –
лишь привкус пепла на дне бокала,
впитавший солнечное вино.

Теперь сама я – вино и солнце,
я – ветер, радость, тепло и звук,
во мне смешались дух южных горцев
и снежный север, полярный круг.

Я оступаюсь, я буду падать,
но не сломаюсь.

Вперёд и вверх –
вот обещание и награда,
вот жизни этой девиз и герб.

И пусть зияет пустота,
дыра безмолвия судьбы,
я вновь свободна и чиста,
и вновь могу любить.