Иероним

О, эта дрожь и трепет!
Исцеляющий кошмар,
последняя надежда,
мучительный вопрос
и непонятный образ
неопределенный,
в плену нелепых предрассудков,
в границах нереального,
на грани сна и яви,
позднее появившихся reves,
из страха наказаний,
попытки робкие прощенья,
но не раскаянья,
а муки – метафоричны
и неизбежны,
как атрибуты добра,
любви, прощения  и жертвы.
Но показать,
ещё не значит, что увидеть,
понять и помнить,
с этим дальше жить.
Тут главное – хотение
почувствовать, представить:
как может быть,
и как не может,
но должно и будет.
Катарсис,
ощущение и прозренье,
представленное в рамках той эпохи.
а если в плане эпоса –
и в нашей.
Без содроганья
тех аллегорий не понять,
да и не нужно,
уже сегодня
апокалипсис,  в наше время –
совсем иное,
но где-то глубоко,
почти что в подсознаньи
страх остаётся,
тот первобытный,
к непонятному и дикому,
на уровне инстинктов.
Притягивает зрителя
абсурдность бытия,
неотвратимость, неизбежность,
но и неясность, и непостижимость
расплаты
за всевозможные грехи,
хотя сегодня
уже их не считают таковыми.
Воспринимай как хочешь:
пугайся, восторгайся, веселись,
лишь равнодушия не сможешь проявить
и не проявишь.
Темно и безысходно,
страх и войны,
и ожиданье вечное
расплаты и страданья,
возмездия и смерти,
которая совсем не означает
их прекращенья.
Неоднозначность аллегории в веках
доступна и сегодня,
как вчера и
будет завтра.
Если завтра будет.