Головоломка неадекватного

  Страсти достигали критической точки кипения в среде критиков, расстроенных пульСарами его искристого как шампанское юмора, совпадающего по цвету с первозданной мочой.
  Зато мурашки дружно бегали по спинам его поклонников, скрываясь за поворотами трудноуловимых мыслей. А вот критиков раздражало в нем все: хобби, привычки, привязанности и взбалмошные высказывания. Он вызывал у них повышенную утомляемость своими бессвязными гармониями, тяжесть в желудке из-за неудобоваримости фраз и прогрессивный умственный паралич, вызываемый самозванцами-словами, вопиющими о немедленном их признании.
  Он затрагивал все аспекты, касающиеся человечества. Не оставлял в покое животных. Даже растения умудрялся пропалывать в своем искаженном, на первый взгляд, поле зрения.
  Его интересовал гипертонический криз киргиза в круизе, стоявшего 14 лет во главе государства и выброшенного из страны за то, что картофель в мундире оказался ему не по плечу.
  Его как автора, беспокоила любовь втроем к одной бутылке, разливавшейся вкривь и вкось под углом событий. Волновал процесс выполнения пожарных команд по-собачьи заглядываших в глаза брандмейстеру.
  В компании вдумчивых навозных жуков его шутки шли на ура при взятии куч-Мы смеемся его лозунгами покоряя навоз, – сказал как-то атаман черно-зеленых.
У него вызывали возмущение правительства, запрещающие крепкие напитки дикарям при охоте на себеподобную дичь в экономических джунглях.
  Он выступал против командировок за границу родившихся в ночную смену и в рубашках.
Венозный застой в его органах вызывал повышение артериального давления в средствах массовой дезинформации, с которой он с трудом нео-ладил.
  Он утверждал, что золотое времечко-яичко регтайма и свинга прошло, а свое время оценивал в три карата очищенной фильтром воды из граненого стакана.
Резко восставал против теории употребления женщины вместо молочно-растительной пищи с фрейдовскими добавками.
  Заявлял неоднократный протест авангард-туристам, разбившим реанимационную палатку в горах и пытавшимся склеить отношения со снежным человеком на высоте 6000 метров над уровнем дозволенного.
  К слову сказать, там, где он шел на попятную, его больше не приглашали. Но его это абсолютно не трогало, так как меньше всего доверял погодкам-сейсмологом.
  Он вступил в жестокий спор с профессором-педофилологом, пытавшимся сменить кору головного мозга на нежную бересту.
  Он преуспевал во всех областях до момента, пока не проявилась нездоровая цепная реакция, незаметно развивавшаяся десятилетиями.
  От курения он отказался в пользу спиртного.
  От спиртного отказался в пользу женщин.
  От женщин в пользу тенора заезжей оперной труппы.
  С этого момента он ощутил себя памятником. Все вокруг него стало проваливаться.
  Шнурки на ботинках развязались, и он затянул себе хвалебную песню из пустого в порожнее «О диагнозе, поставленном понаслышке».