Би-жутерия свободы 79

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 79
 
Люди не фисташки – они зеленеют от злости, когда заканчивают жизнь по-разному – кто под электричкой, кто на электрическом стуле, а кто и под разгорячённым утюгом, но если руководство кладбища идёт навстречу клиенту, значит кладбище передвижное. Я не боюсь смерти, потому что убеждён, что временно покидаю планету. Ах, если бы я родился ныряльщиком где-нибудь на острове французской Полинезии, я бы из всего извлекал выгоду ножом, раскрывая створки раковин и вытягивая из них драгоценные жемчужины, или навсегда  ушёл бы под воду у рифа, страдая кессоновой болезнью, с песней на устах «Шалавы полные кефали».
Так рассуждал курдский беженец Махнут Недразни, пока не переключился на 254-й канал, по которому схлестнулись в короткой словесной схватке неисхоженные филантропы-индейцы из племени А паче чаяния: ветрогон, занятый на побелке потолка знаний, Каменная Почка и способный перебирать фасоль в уме шулер, балующийся перфокартами Циррозная Печень.
К.П. – Вам, как аграрию, а не просто деревенщине, никогда не приходилось, заказывая пищу для ума на дом, сталкиваться с фейерверком праздного безразличия, снедаемого любопытством?
Ц.П. – Метко замечено! Вот я и накручиваю не те мысли на веретено размышлений. А это то же, что стараться всучить «Rolex» Венере Милосской, которая, по слухам, не одну инфляцию пересидела за колючей проволокой из семейства иглокожих в палеонтологическом музее.
К.П. – От вашего сообщения попахивает крамолотым перцем. За такие штучки отец спускал с себя штаны, и добросовестно отхаживал свою репродукцию. Это заставляло меня призадуматься, кто мой подлинник. Вы скажите, что это инсест. А я так не думал, пока не прочувствовал боль в яйцах, понимая, что сегодня уже наступило. Но, видимо, совесть папку заела, и он ударился в бега (Надеюсь, эта сволочь не ушиблась) со словами: «Одинокая старость – это когда ноги больше не слушаются и дети заодно».
Ц.П. – Не судите родителя строго – не любят, не лупцуют. В любви к ягодицам он раздвинул границы невозможного, или перешагнул порог терпения, он же не робот – синтетический продукт человеческой лени. Между прочим, каждый раз, когда мне кажется, что выхожу на нужного мне человека, вроде вашего отца в общественном туалете, говорящий робот подаёт мне под «Пожалуйста, сэр» лимитированное количество не мнущейся ватманской бумаги. Понимаю, что болвану не положено быть голословным и лучше облекать слова в униформу или надежду, но не до такой же степени. Вот так государство экономит на нас.
К.П. – Сочувствую и принимаю ваши тёплые слова, прозвучавшие в защиту моего мерзавца-отца, тем более, что он долгое время, глазом не моргнув, проработал техником по починке холодильников в моргах, не подвергаясь административным взысканиям. Иногда я задумываюсь, а не был ли я его жизненной трагедией на манер шиллеровской «Коварство и любовь»?
Ц.П. – Выходит, я угадал. Мне, например, собственная ложь дороже кровавых капель чужой правды. И как перевёл японский поэт Смуро Восвояси на язык чукч: «Человек способен достигнуть миногого, но хамелеонизация осьминога ему не по щупальцам».
К.П. – Это правда, япошки народ умный. Заметьте, цивилизация на задвоках достигла пика, когда поголовье идиотов у нас увеличилось. Уже заложен из стружек совести фундамент первого в мире сексапильного завода. И всё-таки с буддистами следует быть поосторожней. Упаси вас Бог съесть японскую рыбёшку фугу (не путайте с Бахом) – в две секунды заработаете сердечный паралич. Но к всеобщему удивлению, эти самураи от этого кайф ловят.
Ц.П. – Вы огорошили меня как андерсеновскую принцессу. Невероятно, а мы здесь всё, что только можно, оплевали с энтузиазмом, вступая в период макротизации островов Микронезии.
К.П. – Абсолютно с вами согласен, коллега. В состоянии безликого ликования мы  никак не можем подобрать себе занятия по душе, потому что разучились нагибаться.
Ц.П. – И гнуть спины в медленном попурри кинофильмов.
К.П. – Вот именно, загнанных в узкоплёночный аппарат. Если тебя берут за шкирку – это не означает повышение по службе. Родной штат Нью-Порк держится на финансовых подпорках китайских вливаний, он ведёт себя как придурок, увлекающийся игрой на бильярде, принимая его за музыкальный инструмент.
Ц.П. – Это аналогично тому, что некто, обнаружив, что кто-то спит с его женой, отправляется в ванную набить себе морду, считая, что таким образом легче отмыться от позора.
К.П. – Хотите знать моё мнение по этому поводу?
Ц.П. – Конечно.
К.П. – Лучше бы у наших предков руки отсохли, прежде чем они сбагрили белым людям остров Конфеттэн за $24. Не пришлось бы нам стыдиться друзей, подсчитывая ни с чем не сравнимые потери от невыгодной продажи родины.
Ц.П. –Я не согласен с вами. Эта невыгодная сделка предоставила мне уникальную возможность получить житейское образование, благодаря которому я могу очень низко упасть, если шкурный интерес банановый, а кожура валяется под ногами на потрескавшемся асфальте перед солидно застрахованной компанией.
К.П. – Не может быть, чтобы вам так подфартило!
Ц.П. – А что, уже и помечтать нельзя человеку, для которого фужер с пивом – капкан, в который он часто попадается?
К.П. – Ну и что вы ощущаете в такие минуты?
Ц.П. – Вы мне не поверите. Я плаваю счастливый, как муха в наваристой гуще золотистого бульона Уолл-Стрита.
К.П. – Вы мыслите как поборник справедливости и рефери несостоявшихся схваток, просто апартеид какой-то.
Ц.П. – Откровенно говоря, негры мне в этом не помеха.
В этот момент Махнут Недразни потерял нить запутанного разговора и выключил телевизор указательным пальцем ноги.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #80)