***

Навеяло солнышком, весной и поездкой по центральным питерским улочкам:
«Те, кто в пятнадцать лет убежал из дома, вряд ли поймет того, кто учился в спецшколе», пел Виктор Цой. Но мы были парадоксальными девчонками в нашей далекой молодости. Мы были совершенно приличными, но оченно боевыми. Мы учились в наилучшей Санкт-Петербургской школе (школа № 207), с углубленным изучением английского языка. Это была престижная школа. Она и сейчас лучшая и находится в самом сердце города на Невском проспекте, прямо напротив метро Маяковская, где раньше был замечательный кинотеатр "Колизей". У многих наших сейчас там учатся дети. Но в пору нашей молодости ранней, будучи очень энергичными и желающими изучать мир больше, чем он был, когда есть лишь школа-дом, школа-дом,  мы убегали из дома в старших классах. Мы знали всех в нашем Куйбышевском (ныне Центральном) районе – приличных детей, детей актеров (понятное дело, это наша школа), гопников, спортсменов, рок-исполнителей, фарцовщиков. Мы видели настоящие разборки – район на район (страшное дело, ребята). Да, и сами ходили разбираться в соседние школы. Но по справедливости, к примеру, когда кто-то кого-то обворовывал или обижал. Вызывали нас понятное дело, не учителя, а сами дети. Мы никогда никого не били, просто разговаривали. Это была уже не история про пионеров-комсомольцев, эта эпоха уходила в прошлое, но  это было похоже на Кортик и Последнее лето детства. Защищали в своей школе тех, кого обижали нехорошие девочки, которые почему-то решали, что они могут притеснять тех, кто младше, слабее или менее обеспечен. Может, это были какие-то прямо тимуровские действия. В любом случае, мы всегда были за справедливость.
А район наш  – самый, что ни на есть Центральный состоял на тот момент сплошь и рядом из коммуналок и дворов-колодцев. И мы обитатели этих коммуналок знаем про Питер и про жизнь в нем намного больше, чем те, кто еще с детства жил в отдельных прекрасных апартаментах. Ну, или хотя бы просто в отдельных апартаментах. Мы наблюдали вырезанное по форме зеркала небо из наших окон, мы знали все парадные и все проходные дворы в нескольких смежных районах, которые теперь гордо называются одним – Центральным. Мы обожали ходить в Эрмитаж, гулять в Летнем и Таврическом, по набережной Невы и Фонтанки. Мы знали, как одна улица в своей плавности перетекает в другую, фантазировали, что мы могли бы отреставрировать какой-нибудь чудный дом на ныне Кирочной улице (Салтыкова-Щедрина) и стать его владельцами. Мы лазали по чердаками, ходили по тонким жердочкам крыш с качающимися антеннами по вечерам, заглядывая в горящие окна кухонь с приоткрытыми форточками. Мы загорали на этих крышах летом, когда не хотелось ехать на дачу, лежа то вверх ногами, то наоборот. Самые рискованные и покатые крыши были у одной моей знакомой около Некрасовского сада. Как мы не падали оттуда – не знаю. 
Сейчас, когда я еду по центру, я вижу, что ворота во дворы закрыты и это правильно. Потому что город сейчас в центре наполнен алкоголиками и наркоманами, которые живут в оставшихся коммуналках и, они сейчас повылезали на солнце и водрузились на милых скамейках моих любимых бульваров. Это, конечно же, не может не удручать. И портит мне мои детские воспоминания о моей жизни в центре во времена моего детства.