несчастная любовь и письмо в пиджаке

Спичечный коробок и письмо. Вот что можно найти проведя рукой по столику, который как одичалый сирота, уже пять лет ютится на одном месте. Марго не любила перемен. Даже самых крошечных. Она любила письма и зажигать свечи.
Писем у нее было уйма и все заляпанные клубничным джемом. Однажды баночка в ее руках раскололась на двое и все содержимое вывалилось наружу. Марго порой чувствовала себя отвратительно из-за подобных вещей. С ней всегда случались странности. Ночью она постоянно чувствовала запах дыма, а по утрам ее руки превращались в маленькие льдины, что аж губы синели. Но Марго не было дела до этих мелочей , она не любила копаться в собственной жизни и узнавать что да как. Это словно собирать пазл и знать о том, что полученная картинка принесет лишь сплошное отчаяние. Намного проще и интереснее проникать в самую глубь жизни других людей. Собирать по кусочкам целую историю, окрашивать во все цвета радуги, а после забыть о ней или навсегда сохранить в памяти.
Марго собрала десятки историй. Собрала кусочек за кусочком, расставила все по полочкам, поняла самую суть.
Две истории спрятала в карман пиджака, который надевает только на свое день рождения.
Четыре из них теперь носит под сердцем.
Еще две зарыты глубоко под землю. Когда на ее хрупкое тело обрушится трагедия, она обязательно вспомнит о них.
Восемь из них лежат под подушкой, немного мятые, но такие же ценные, как глоток воздуха после удушья.
Еще три заучены наизусть, словно молитва, которую вспоминаешь лишь тогда, когда острие ножа подставлено к горлу.
Остальные живут в душе, с далека она напоминает тюремную камеру – Марго никогда не выпустит их оттуда, даже если очень сильно захочет.
“Посылать кому-то письма и получать точно такие же взамен – предел человеческой глупости.” Эти слова часто произносил дедушка Хью. Выглядел он весьма строго и всегда носил круглые очки, которые чуть ли не “скатывались” с носа. Всегда ходил с тростью, но держал ее так небрежно, словно всем сердцем презирал эту вещь. Мятный чай он пил из под бокалов для вина, а имбирный, с привкусом меда, разливал по фужерам. Это все что знала Марго.
Однажды, набравшись смелости, она просила Дедушку Хью, почему он всем сердцем так ненавидит письма? Он долго колебался, бормотал что-то невнятное, можно было подумать, что он сам не знает ответ на данный вопрос. Но Марго казалось, что в ее дедушке столько мыслей, что их кончики сплетаются воедино и он не знает как начать.
- Думаю, эта история такая же, как и сотни других. Не бери в голову, послушай и забудь. – Дедушка Хью улыбнулся, наверное понял, что Марго уже никогда не забудет. – Ее волосы напоминали мне пшеничное поле, а голос хруст стекла под оголенной ступней. Мы обменивались колкими фразами и нелепыми шутками ровно пять месяцев и три дня. Я жил в небольшом городке, где пение птиц напоминало вой, а голоса людей вселяли мысль о самоубийстве. Настолько все было мрачно. А Эли нежилась на солнце, пила шоколадное молоко, пение птиц напоминало  колыбельную, которую мать напевала ей в детстве, а голоса людей переливались яркими бликами на ее коже.
Я выучил каждое ее прикосновение к бумаге. Каждая закорючка на ее букве – отражала состояние души. Каждая точка и запятая рассказывала мне о том, продрогла ли она после вечерней прогулки или как сильно кружилась голова, когда рука выводила слово “люблю”.
Мне были известны все ее тайны, которые она аккуратно прятала в ящик стола и клялась, что о них никто не узнает. Они таяли у меня на губах, растворялись на языке, оставляя после себя вкус сигарет и дешевого кофе.
Когда мы впервые встретились и я почувствовал запах ее кожи, внутри меня начали таять айсберги. Запах кокоса сливался с ароматом лаванды и у меня каждый раз перехватывало дыхание. Ее отец был известным пианистом, а мать домохозяйкой. И это были самые заботливые родители на свете. Это нас и погубило. Они редко пускали ее за пределы дома.  Миссис Иви была жутким параноиком, а мистер Коул боялся, что его дочурка когда-нибудь сбежит из родительского гнезда. Эли шел девятнадцатый год, когда родители разрешили ей выезжать из города на выходных. Виделись мы всего семь раз (столько было лепестков на ромашке, которую она мне подарила.) Но за это время во мне распустились тысячи пионов и одна багровая роза (в самом  сердце) Мы планировали уехать с ней в Фомстер, это ее любимый город. Она называла его своим небольшим убежищем, где на каждом шагу растут секвойи, а дома похожи на игрушечные замки. В Фомстере всегда прохладно, приходится застегивать пальто и надевать перчатки. Эли говорила, что воздух там пахнет овсяным печеньем, а пальто можно иногда носить нараспашку, когда солнце решает прибывать пылу.
Эли всегда говорила правду, врать она не умела. Попыталась один раз, в день ее рождения. Я проклял этот день и кажется был проклят сам. Последние ее слова на бумаге были заляпаны кровью. У нее всегда шла кровь из носа, когда она через чур волновалась или не могла справиться с истерикой, которая бушевала внутри, но никогда не выплескивалась наружу.
“Хью, надеюсь когда- нибудь ты сможешь простить меня. У меня не осталось к тебе ни малейшего подобия на чувства. Но я никогда не забуду твой янтарный цвет глаз и веснушки на носу. Меня ждет совершенно другой человек и другая страна. С любовью, Эли”
Прошло больше шестидесяти лет, но я до сих пор помню каждую трещинку на ее губах. Прошло больше шестидесяти лет и я до сих пор не могу писать письма.
Дедушка Хью больше не проронил ни слова. У Марго накопилось тысяча вопросов, но она понимала, что в некоторых ситуациях нужно уметь молчать. Она долго не могла уснуть. Ее  воображение представляло, как Эли держит на ладони крошечную звезду, бережно дотрагивается пальцами до ее сияния, а потом сжимает ладонь так, что звезда превращается в пыль.