Опять она

1.
Покайся – и простит. Не верится, но всё же
на тихое «прости» положено прощать.
И ничего уже души не потревожит:
ни громкое «пока», ни шёпотом «прощай».

История проста – банальна всею сутью,
таких в базарный день – по кучке за пятак ...

Прости-прощай, любовь.  Мадам, не обессудьте:
у вас не просто так стоял рояль в кустах.

Добра и чистоты порушены устои,
мораль разбита вдрызг и стёрта в пыль и прах.
Она забыла о понятии «святое».
Он не забыл её с улыбкой на устах:
не с доброй, а, увы, змеино-ядовитой;
с огнём в очах, с каким рвались герои в бой ...

Как хорошо, что всё совсем не позабыто.
Как плохо, что внутри гвоздём засела боль.


2.
Она возвращалась к нему в извращённой форме –
ночами, во сне, заставая его врасплох, –
нагая, но чаще в какой-нибудь униформе,
садилась и по-обезьяньи искала блох.

По ней выходило, что он весь насквозь блохастый,
и в прошлом дуэте все беды – его вина;
удачи его отметала зараз: «Не хвастай», –
и не выпускала из душных объятий сна.

Из города детства за ним увязалась лихо,
и, даже предав, расползлась, как в растворе взвесь ...
Отправить в утиль и забыть её – лучший выход,
но связей живых было две… а сегодня – шесть.

В движениях суть, а слова неподвластны миму:
как Фриде платок, преподносят ему её
в полуночных снах – вот уж двадцать вторую зиму.
Любовь, что задушена ею, болит лишь в нём.