письма из туниса. отвага

сначала загораешь так, что белыми остаются только прививки от оспы. белые пятна на моём пока неровнокоричневом теле, как антарктида на пёстрой карте. как королевская лилия у миледи дюма. свидетельство моего несомненного советского происхождения.
а потом темнеют и они.
после сна на подушке остаётся шелуха мёртвой кожи. вместе с кожей и белыми пятнами теряешь стыд и здравый смысл. бродишь по городу с облупленным носом (нос облезает уже в четвёртый раз) и нелепо повязанной бандане, которая делает тебя похожей на работницу колхоза "Ясный пень".

на набережной не очень чистый на вид уличный торговец предлагает тебе нечто, насаженное на, возможно, немытую вилку, которое, возможно, целый день негигиенично пролежало в открытой тележке. ты бестрепетно это съедаешь. потом выясняется, что ты съел кактус. вкусно, освежающе, странно. через час тебя вдруг пробирает осознание, что ты, на минуточку, съел неопознанный кактус. ладно, антисанитарный. ладно, немытыми руками. но ты вообще-то жуткий аллергик. с тревогой прислушиваешься к кактусу в желудке. кактус молчит. и ты наслаждаешься прохладным ночным ветром, смирившись с мыслью, что погибнешь во цвете лет от отёка квинке на сиденье раздолбанной африканской маршрутки, под неряшливыми пальмами, под треск цикад и бормотанье арабского радио.

после трёхчасовой прогулки под колючим тунисским солнцем (с 12 до трёх дня, в самую жару!) ты решаешься попробовать местную кухню. ведь надо обязательно попробовать местную кухню! забегаловка на побережье предельно лаконична - пара хромых пластиковых столиков и стульев, навес, огонь в импровизированной печи. всё колеблется от ветра. забегаловка на холме-не холме, горе-не горе, на самом юру, на каменном затылке, откуда открывается потрясающий вид на гавань. вид совершеено открыточный: саблей белой изогнутый берег, лазурное в буквальном смысле слова море, живописные груды камней, крепость на горизонте (новодел), стайки пальм. в забегаловке стопки картонных лотков с яйцами прямо на земле. рядом араб чинит мопед. второй месит тесто в алюминиевом тазу (руками, которые мыл ли?). в Петербурге ты на пушечный выстрел не подходишь к шаверме, а здесь не задумываясь, ешь лепёшку с названием, которое запомнил с третьего раза с применением мнемонического приёма, - шапати. шапка для индийской богини парвати. божественно вкусно.

гастрономическая отвага остаётся безнаказанной. кактус и божественный головной убор благополучно встраиваются в твоё тело. и если раньше ты опасалась выходить из отеля после захода солнца и вздрагивала от вполне цивильного оклика Taxi, madame?, то теперь на бесцеремонное Rusky? Khoroshy popka! бесстрашно оборачиваешься и спрашиваешь: ну русские, русские. чего надо?

белых пятен на тебе уже не осталось. есть ожоги, въевшаяся в кожу соль и бесстрашно-безмятежное "хрен что помру, зато не пожалею". в конце концов, что ты привозишь из туниса? навечно выцветший рюкзак - теперь придётся покупать новый. десяток фоток в телефоне - нисколько не передают очарования и жути того, что ты видел. горсть камушков и ракушек - выбросишь через пару недель. песок - будешь ещё несколько дней находить его везде. другую, альтернативную, несбывшуюся жизнь.