Чьи-то тонкие, яркие губы исчезли...

Чьи-то тонкие, яркие губы исчезли,
растворившись в томящей вечерней улыбке,
распылив дуновением, в лёгкости честном,
серебристую россыпь на дачную плитку.

На кургузом, махровом очнусь фолианте -
переплёт беспокойной юдоли кумарит,
но по-честному, он лишь уродливый фантик,
содержащий... За рамой усталый фонарик,

перламутром украсивший пыльную морось,
создающую фон для навязчивой сцены -
в синтетическом свете печально покоясь,
ты застенчивый взгляд продаёшь за бесценок.

И спросонья метнусь я в набухнувший осух
заходившего в меркнущем свете участка,
упаду, обнимая мерцающий воздух,
ощутив на секунду неясное счастье.

Поднимусь и услышу хрустальную поступь
и стыдливый смешок: "мой любимый придурок"
и зажмурюсь на редкую снежную осыпь,
умоляя, что сам я всё это придумал:

воротник, опылённый декабрьской пудрой,
эти мглистые взгляды и тонкие губы...
...Чьи-то тонкие губы и бледные кудри,
чьё-то зимнее утро, вечернюю убыль...

Незаметные скрипнут крылечные доски,
и погаснет фонарик - другой, что поменьше,
и захлопнется книга и ставни, неброским
мне покажется вскоре январский тот вечер.

...Разливает худое запястье Массандру
в гараже, составляющем центр вселенной,
о девичьих всё ножках (привет Александру)
бестолковые мысли в башке осовелой.

И таких вот замшелых гаражных харчевен
под немыслимым небом усталой планеты...
Неужели в тот день, в околоток вечерний
приходила к такому, такому вот "мне" ты?

Приходи, хоть не стою и взгляда я ныне,
я всё так же мечтаю... значительно реже,
но всё так же мечтаю о нашей "долине",
приходи, впрочем, нет же! оставь меня, нет же...