прогулка

Все - Бог, всегда.
но иногда они и пыль
и боль, и глад.
а день, какого дьявола!
всегда лишь только твой.
нахально глядя с ветки птицей дикой
на потерявшегося там вдали птенца,
вопящего уа-уа,
так снисходительно вернуться
и взять на ручки –
гадина какая, думать о себе,
а он так счастлив, что нашёлся.

На испаренье обречённый
гуляю я, страной рождённый,
внезапно развалившейся,
обогатившеюся тварью не стал я,
(и ты, мой друг), зато в сознании
и на двух, а не в гробу.

О, полумрак ещё так влажен,
я мою ноги, молча, в луже,
так хорошо бродить ночами,
забыв о бредящих стишками
пустых людишках ёма-ё.
Я так прекрасен, и отвесен
поток из окон брани льющейся,
а что такого - угол обоссал,
но ты же в дом меня к себе,
орущая, не пустишь, тварь.

Растений сплетенья растленные
меня не утащат с собой,
я тих, я печален и пением
пташек весьма возмущён.
Я уши прикрою бумажками
изжёванными - хорошо
сидеть в тишине и отважно
из банки литровой рассол
глотать. Со вчера перепивши я.

Гуляю, как афрокитаец,
вкушаю афродизиак.
Читает Кафку, каждый палец
слюнявя и листая, как
мерзавец, каждую страницу
подлец-юнец. Простить его
хотел бы я, мелькают лицы
невежественных мимо дур.
И время невесомо длится.
Достали все, уйду,
но некуда

Льётся вода, изменяя странно
очертания тела,
обтекаемо, гладко и мокро.
Что-то там о микробах,
которые будут убиты
хвалёным французским мылом.
Ты меня слушаешь? - да,
но ничего не слышу, кроме того,
что мне говорит вода.
Ты куда смотришь?
Я смотрю на тебя.
Ты хотел поговорить
о нелепости Ницше,
о своём катамаране,
в Польше застрявшем,
о каком-то диване новом,
который ты хочешь...

не знаю, чего не хотеть....