Восьмая

Я раньше не любил тебя, совсем.
Из всех сестёр была ты  самой нудной.
Мне было интересно знать что будет,
а не занудство знания что было.
Я не заметил, на каком ночлеге
ты стала для меня желанной гостьей,
я вижу Эрос в каждом назиданьи
твоём, в невыученных мной уроках
твоих, когда сидел скучал за партой,
смотрел в окно, завидуя воронам.
...............................
Теперь мне интересно то, что было,
а то, что будет, мне по барабану.
Хотя прошедшее моё не очень -
как вспомню сочинения на тему
Базарова или Екатерины,
так оторопь берёт меня в объятья -
каким же простецом я был когда-то!
А может быть, таким я и остался?
И сразу неприязнь к литературе
испытываешь нынче, постаревши.
А было время, школьником смышлённым
средь сверстников своих я выделялся
писаньем сочинений и решеньем
задач по физике и тем гордился...
.................................
Но глядя на безумство комитетов,
что раздают направо и налево
функционерам от наук и прочим
певцам попсы, проплаченным борцам
престижнейшую нобелевку - душу
невольно воротит от этих танцев
с литературой, с физикой, с борьбой
за мир. И тут невольно, Клио,
серьёзный проявляешь интерес
к тому, что было, а к тому, что будет
испытываешь скепсис и презренье;
и выясняется, что твои сёстры
не более, чем честные давалки,
а может и не честные - не щупал.

Войны не будет. Умирать не страшно,
поскольку жизни нет. Не правда ль, Клио?