Тривиальное чтиво. Восьмомартовые коллизии...

Тривиальное чтиво. Восьмомартовые коллизии...
Или: "Откеля в нашем совхозе Енодатры взялись?"


Развалилась наша Груша!
Разметала белы ляжки!
По матрацам и подушкам
на топчане у Аркашки.

А Аркадий — парень видный,
поселковый первый мачо,
ухватил её за вымя
и пристраиваться начал!

Но случилась тут промашка.
Растерялся парень первый!
Скажем прямо, у Аркашки
в ту минуту сдали нервы.

Ведь, из Груниной, из норки,
кривоногий и хромой ©,
вышел вдруг, ондатр Борька,
потерявшийся весной.

Все, конечно поначалу,
очень сильно испужались.
Груня даже закричала!
Разобрались. Оказалось:

в норке теплой и уютной,
мехом выстланной с заботой,
Борька образ вёл беспутный,
жизни. С молодой енотой.

Ту еноту звали Хлоя.
С ей знакомство свёл у брата
Борька энтою весною,
аккурат Восьмога марта.

Выпивали. Пели песни.
Брудершафт! Луна в окне!
Вечерок такой чудесный...
... не пройтись ли при луне?

И повёл Борис ту Хлою
огородами до клуба,
накануне где он строил
из дровишек халабуду.

Как там шли, про то не буду.
Но дошли. Аж в три утра.
Вместо входа в халабуду,
видят... ТЁМНАЯ НОРА!

Тянет свежестью оттуда...
Эй! Ау-у!! Вродь никого...
Норка вместо халабуды.
От какое ж волшебство!

И залезли Боря с Хлоей
в ту нору. И стали жить.
Заниматься в ей любовью,
спать и заново дружить.

Что же было часом ране?
Корпорат толпой здоровой
в поселковом ресторане,
что по будням был столовой,

приуроченный завхозом
к праздничку Восьмога марта,
отмечали всем совхозом,
трактористы и доярки.

Самогонка ли'лась Нилом!
И столбом стоял там дым!
Груня фсех мушщин дразнила
танцем диким! Озорным!

Груня с вечера всё знала —
будет всех она там круче!
Надевать трусы не стала...
Не, ну так... на всякий случай.

Расканканилась вприсядку!
Разухабилась вразлёт!
И давай мелькать мохнаткой!
Тот, кто в теме, тот поймёт!

От, такой от, всем — подарок!
Прибалдели мужики.
Дым стоял не от цыгарок.
То дымили стояки!

Между песнями Груняшу
нашу было не унять!
Намахнёт стакан, и дальше
под Сердючку танцавать!

Х двум часам её уносит.
И она — на воздух, значить,
типо там, попудрить носик...
И маненько пофоршмачить.

Отошла подальше. К клубу.
А позывы всё сильней.
Перешла с цветами клумбу.
Глядь — дрова лежат за ней.

Встала крабом. Поблевала.
Закружилась голова.
Покачнулась и упала
за совхозные дрова.

Груню все потом искали.
Покричали. Не нашли.
Постояли. Поикали.
И опять плясать ушли.

Ну, а Груня, за дровами,
при'няв позу буквой "Зю",
спа'ла праведными снами,
обблевав земельку всю.

В снах ей снился скотник Павел,
как он жарко обнимал!
В позу "Зю" потом поставил
и взасос исцеловал!

Как рукой своей, мышцастой,
тёр её, пока не взмок
от стараний Павла страстных,
весь Венерин бугорок.

Как шептал он, сумасшедший,
Груне грязные слова...
А потом, в её вошедши,
впополам всю изорвал!

Наша Груня, лишь под утро,
оторвалась от земли.
И домой пошла понуро
с ощущением: "И... бли..."

Шла пока, вся изопрела.
Но держалась молодцом.
— Може... просто переела
тамм... селёдки с холодцом?

Не... Была, видать, массовка!
В руку — сон. Ну, мож, в "седло"... —
Груня думала, неловко
ковыляв через село.

Стала жить её вагина
после то'го куражу
с ощущеньями другими:
"я ща ёжика рожу".

Как-то было дискомфортно...
То — колбасит, то трясёт.
То раскачивает рвотно.
То конвульсиями бьёт!

Груне даже подзабилось
на межполовую жись.
От, ни разу ж не любилась
две недели, как. Кажись...

Постепенно попривыкла.
Стала в люди выходить.
Там — в совет соседки вникла,
что тут делать, да как быть.

Ей, под стопочку с грибами,
рассказала как-то та,
что Аркадий — враз сымает
тяжесть в низе живота.

Всё. С Аркашей сговорились.
Груша выкатила штоф.
Опосля с ковша подмылась,
пролечил её он, чтоб.

Остальное?.. Было, вроде.
Ну, про то, как Борька вылез...

... С той поры у нас в природе
Енодатры расплодились.

Феликс Калугин     08.03.2018 г.