дай мне силы его предать

что ни слово - о память ломается благодать

умоляю, господь, дай мне силы его предать, пока с плеч не бросают как ворот или ярмо - дай мне сил чтоб хватило оставить его самой.
потому что он сам не колеблясь меня дарил, и сгорали тетради, поля и календари, отражались немые глаза в глубине зеркал, словом словно кнутом кожу тонкую рассекал, прорастала трава голубая в пустой груди, и к обрыву и омуту за руку подводил.

и над сказочным лесом играла струной заря - в серый омут земная могла бы и не нырять, только мир зеленел и горели в огне крыла.
я однажды сумела.
я его предала.

а потом оказалось - отступнице кары нет, ни сокровищ ни знаний на грязном и топком дне, камень с шеи сорвав, платье старое волоча, возвращалась к заре, поднималась к златым лучам, не прощения, а ответа себе ища
и забыв, что крылатый отступницу не прощал, и сворачивались у ног змеями невода
умоляю, господь, дай мне силы его предать.

мне же ведомо, как это - злато нести другим, и, шагнув, разводить на поверхности вод круги, в сотый раз повторяя тот первый смешной прыжок, и дары приносить драгоценные в храм чужой, поворачивать мир весь привычный вокруг оси и во имя других нож к артерии подносить.

Но нет равных ему ни в удаче, ни в ремесле - оттого тихий бог и к речам и к молитвам слеп, здесь не хватит ни дара, ни царств - одного и двух, повелел тихий бог, оттого, что к молитвам глух, оттого что сюжет наш изменчив и слишком строг, день за днем проводить, оббивая его порог.

отчего нет мне зрелищ милее его лица, неужели я мало взамен предлагала царств, неужели так сложно и дико в конце концов из груди моей враз вырвать корень с его лицом, неужели задача легчайшая не проста
он не просто пленял, он корнями в меня врастал, он пропитывал соком и хмелем, наверно, всё, хоть и пламенем жёг и кнутами нещадно сёк, и теперь мы наверно в темнице, в цепи, в кругу

неужели теперь я предать его не смогу