Советы Оптинских старцев-88

СОВЕТЫ ОПТИНСКИХ СТАРЦЕВ

(Хроника начала духовной жизни)


ИЗ АНАТОЛИЯ СТАРШЕГО ОПТИНСКОГО

Учить я не запрещаю, это доброе дело — век живи,
век учись, но только начни-то с себя.

15.02.18 г.,
Сретенье Господне

(Продолжение )

К ПУШКИНСКОЙ ТРОПЕ!

(Дополнение к завершающей главе исследования
антипоэзии на интернетских сайтах)

... Передышка, связанная с болезненными скорбями и потрясениями в компьютерной работе, думаю, была дана с тем, чтобы остыть от сочинительской горячности, страстности и уже более  спокойно приняться за обобщение заметок о поэтическом кризисе в интернете. Кризис этот настолько глубок, что из громадного числа авторов, с творчеством которых довелось познакомиться за восемь лет, требованиям Истины (а её критерии — основа настоящего искусства, не нарушающего Гармонии и Красоты, то есть искусства высшего, Божественного) более-менее отвечают три поэта. Да и то до высот, достигнутых мастерами русской поэзии, им пока далековато — много, над чем предстоит крепко поработать. Преодолеют трудности, значит займут место на классическом Олимпе. А нет, ну что же! — в каждом веке литераторов с большой буквы единицы. Их много для тех читателей, кто хорошее от плохого отличить не может. И как же можно отличить, когда в современной светской жизни и хорошее, и плохое сожительствуют, сосуществуют,  живут вместе в дружбе и любви. В светской морали всё хорошо. Хорошее — хорошо, плохое — хорошо, отвратительное — хорошо, смертельно опасное — тоже хорошо! Какое же это великое сумасшествие вместо эволюционистской лжеуверенности, что человек и жизнь становятся всё лучше и лучше. И что ни делается — всё необходимо... Да, необходимо. Для нашей смерти. Духовной и вечной...

Но всегда ли была эта толерантность (всеядность, всепоглощаемость) в жизни и — в литературе (в устной и письменной)?

Прочтите одну из самых первых поэм, дошедших до нас из глубины веков, из VIII века до новой эры. Я имею в виду «Одиссею» Гомера. Найдите в ней хоть маленький намёк на эротический показ действительности, на преклонение перед безнравственными поступками героев, перед хамскими матюками? Всё нехорошее, а оно в силу художественной правды тоже показано в поэме, — осуждается автором, и не только им, но и главными героями произведения. В то время еще крепка была вера в богов, в высокую нравственность, хотя и среди богов она уже нарушалась (пример для подражания земляням!) То есть вы не найдёте в поэме и тени нынешней толерантности.

А теперь прочтите поэмы Овидия — «Любовные элегии», «Наука любви», «Лекарство от любви». Тут, под явным влиянием растленного бытия той поры, полный отказ от запрета на эротику, вдохновенное наслаждение сексом (правда, пока еще только сексом, без присовокупления мата к нему). Это отклонение от традиций отцов и дедов уже вовсю прославляется, приветствуется, уже звучит призыв жить именно жизнью «свободной и полной». Именно за такие призывы и сослан был Овидий на Далёкий Понт, где, жалуясь на изнурительные морозы, поэт навсегда распрощался с музой. (И не усматривается ли в этом наказание-поучение Божие за отход от Заповедей, данных в Ветхом Завете, как в сегодняшнем бытие и у нас, и за рубежом?)

Бог мешал людям жить так, как диктуют страсти. И только поэтому Он сбрасывается с пьедестала. Уже античный поэт Паллад отмечает это новшество той эпохи. Поэт пишет стихи «На статую Геракла, опрокинутую христианами». После того, как ему случилось видеть ниспровержение Зевсова сына, бог этот приснился ему и, улыбаясь, сказал: «Время силу и мне, богу, пришлось испытать». Силу в чём? — Силу в отказе людском от веры. А в отказе от веры — все наши бесчисленные грехи.

Борьба добра и зла, хорошего и плохого, всегда не явное торжество или того или другого, а всегда одновременное существование противоположностей. Скажем, в одно время жил и безбожник Байрон, и Пушкин, ставший истинным христиани-ном.  В одну эпоху боролись за свои идеалы философы-антиподы Ильин и Ницше. И плохое и хорошее берут когда-то верх друг над другом. Однако общая тенденция, и это подтверждают не только Библия, но и весь ход истории, — постепенное падение нравственности в силу наследственной греховности человеческого рода. И вот вам — убийственная цепочка.

От Гомера — через Овидия — до полного развала античности, и, естественно, литературы. От Шекспира — через Вольтера и Русо — до созидателей Серебряного века, почти полностью перечеркнувшего нравственные законы искусства. От Маяковского и Есенина — через советские «шедевры» — до развала 90-х годов. От гнилого болота нынешних сайтов и «большой» литертуры, вроде романа Аксёнова «Ожог» — через... — до... Кажется, может ли быть что-то ниже и подлее нынешних опусов интернета? Страшно представить такое адское превращение. Однако, оно неизбежно, если не реализуется предсказание великих святых о возрождении православия в России, а значит и в российсыком искусстве. По утверждению Иоанна Крестьянкина, начало этого переворота начнётся после правления Путина. Дай-то Бог!

А пока мы имеем, что имеем. То есть донельзя прогнившую гущу антипоэзии и антипрозы, заполонившую, залившую и утопившую всё живое в творчестве, превратившемся в безбожное графоманство — полное бузвкусие, полное безумство, подобное безумству литературствующих Ницше (во множественном числе). Еще раз назовём основные составляющие этого «безумства храбрых» (Горький). Не с целью «петь ему песню», а с целью совершенно противоположной.

Читатели нет-нет да и спрашивали: с каких таких позиций и какой такой Истины оцениваю я поэтические творения. Неоднократно объяснял, а поскольку спрашивать продолжают, поясню, но уже в несколько ином ракурсе.

Человек живёт на земле одновременно и грешно, и безгрешно. Это общий путь бытия. Но у каждого своя тропинка — кто-то грешит больше, кто-то меньше. И в зависимости от этого продолжает неземную, вечную жизнь либо с Богом в раю, либо с сатаной в преисподней. Следовательно, чтобы не оказаться  в стране вечных мучений, человеку надо направлять свою земную стезю к Богу, а это значит — стараться жить по заповедям Божьим.

Вся сумма заповедей, переданных нам через Ветхий и Новый Заветы, по сути, и есть Истина Христова, или  Истина, как я её называю сокращённо. Сюда входят десять ветхозаветных заповедей, добавления к ним из Завета Нового и из этой же Книги — все заповеди блаженства. Если читателю захочется прочитать  об этом подробнее, пусть не поленится и найдёт главу заметок об интернете, где речь идёт о всех заповедях.

Так вот, искренне стремящиеся жить чисто, духовно, нравственно, строить своё бытие по откровениям Христовым, пусть и согрешающие немало, но еще больше раскаивающиеся перед Господом за духовные падения, — только они и живут по Истине, и только они и становятся наследниками Царства Божия. Почему? — да потому, что они, исполняя заветы, а вместе с ними и законы единственно истинной, счастливой жизни, исполняют своё предназначение, ради которого они и созданы Всевышним.

Точно так же и литератор, поэт, только тогда честно выполнит долг свой перед Богом и людьми, когда будет руководствоваться в жизни окровениями Христовыми, то есть положениями Истины, и не только сам жить ими, но и саму жизнь отражать с позиций неизменной Небесной Правды. Понятно, он должен говорить и о тёмных сторонах действительности, но ни коим образом не восторгаться нравственным уродством, а уметь рассказать об этом так, чтобы было понятно, насколько такой изъян разлагает человеческую душу и саму жизнь делает не просто плохой, а отвратительной, неприемлемой, страшно, преступно ошибочной.

Только настоящий поэт, знающий и боготворящий Истину, заметит, что жизнь становится не лучше, как утверждают слепые атеисты, а всё хуже и хуже — от Гомера до современного ему разброда и падения (и так всякий век!); заметит и обязательно скажет об этом. Как сказал о развращении народов житейско-техническими достижениями цивилизации Гоголь в повести «Рим». (Перечитайте и эту замечательную вещь).

Настоящий поэт заметит и воспоёт ещё одну особенность Истины — не терять в веках вечных лучшего свойства своего — глубинной простоты и ясности. Любое усложнение гениальной родниковости, смело скажет он, — это вредейшее замутнение не только Богом созданной красоты, но и затемнение читательского сознания и понимания поэзии. Любые выдумки и изощрения, которые для мещан, отравленных вычуром сербряного века («Ах, как здорово!»), на самом деле — мерзость запустения.

Я уже сравнивал подлинную гениальность отца литературы Гомера с развращённостью его потомка Овидия. Сейчас сравню шедевр Лермонтова с «шедеврами» поэтов-«серебристов» века прошлого и настоящего.

(Окончание следует)