Волнения души

    



     Земли я житель и с солидным стажем,
     Но, кажется, что жизнь лишь началась -
     Свет божий вижу лет так двадцать, скажем,
     Меж тем уж старость тихо подкралась.

     Я это в зеркале, на фото замечаю
     Да цифра лет моих гласит о том...
     - Не верю, им я с грустью отвечаю -
     В уме и теле я ещё младом.

     Себя я так, пока что, ощущаю...
     Ах, много ль будет дней ещё таких? -
     Немало, я себя увещеваю,
     Но доводов не знаю никаких.

     Конец пути стремлюсь пройти достойно,
     И даже нечто важное свершить,
     А на душе так зябко, не спокойно,
     Не знамо, сколь ещё дано мне жить,

     А что как день вот этот - он последний
     И завтра не наступит никогда? -
     В мозгу роится уйма мрачных бредней...
     Справляюсь с ними я не без труда.

     Дела житейские, что тяжкие вериги,
     Однако, в этом помогают мне,
     Да исподволь не съехать в забулдыги...
     Но, всё ж, мышиной то сродни возне.

     Но я себя их делать принуждаю,
     Ведь и диван охоч пленить меня,
     Зимою лета, всё ж, не ожидаю;
     Такая вот со мной пошла фигня.

     Мне всё постылей с каждым годом лето:
     Жар солнца днём, а ночью комары,
     Дожди потопом с дуру льются где-то,
     У нас же - центр озоновой дыры.
     И плазма солнца чрез неё влетает,
     Испепеляя травы и кусты,      
     Чад преисподней в воздухе витает,
     Поля черны, как житница — пусты.

     Я лью водичку на мою клубничку
     И поливаю скупо огурцы;
     Хожу «по воду» вёрсты на криничку -
     Её отрыли прадедов отцы.
     С тех давних пор ничто не изменилось,
     Водопровод? - так это не про нас,
     Мне счастье это даже и не снилось,
     Хотя приснился чудный ананас.
     Его растил я у себя на грядке,
     Дивился люд экзотике такой...
     Во сне с водою было всё в порядке,
     Но этот плод мне, всё таки, на кой?...

     Мне бы картошки, огурцов поболе
     Да и клубнички на зиму к чайку;
     Таскаю воду, зубы сжав до боли,
     А комары в бурьяне начеку.
     Лишь только солнце сядет за горою
     И — зазвенело в воздухе от них;
     Я этих злыдней матерщиной крою,
     Хотя все знают: вовсе я не псих.
     Они же, блин, — какие-то мутанты:
     Докучливы увёртливы — впрямь жуть,
     Ух, жала их — стальные имплантанты;
     Покров ничто им — задремал лишь чуть.

     Ночи удушье, я под одеялом -
     Одно спасение от тварей сих;
     А утром лень и боль лишь в теле вялом,
     Но нет ему поблажек никаких.
     Встаю с рассветом — уж на то и лето,
     Его дары дабы заполучить,
     Вкушают их и на халяву где-то...
     Таких пора бы как-то проучить.
     Носили предки все мои водичку,
     Дабы у лета заслужить дары
     И откопали для того криничку,
     Жар победив озоновой дыры.

     Придёт зима, огурчиков достану
     И самогона  стопочку налью;
     Дыру и комаров хулить не стану -
     Слезу по предкам горькую пролью.
     В сравненье — им жилось сто крат труднее,
     Чем поколенью, в коем прожил я...
     Был светел ум их, знаьем хоть темнее,
     Но не смирим со статусом червя.

     Навозный червь мой статус социальный
     По умолчанью, ну, выходит так;
     Откуда взялся вывод сей печальный -
     Тому есть очевидный знак.
     Державок блеск мотыги да лопаты,
     Иже мозоли на моих руках,
     Да с крышей набекрень мои палаты;
     Горбя всю жизнь, остался в дураках.
     И гложет душу от чего-то совесть
     Я словно предал в чём-то их мечты -
     О них чуток я подзабыл их повесть;
     Казалось мне — они чрез чур просты.
               
     Для «Нечто» большего я создан Богом,
     Но для чего — понять то должен сам
     Да не затем пугающем порогом...
     Сие дано, быть может, мудрецам?

     Ей, ей, себя я к ним не причисляю,
     Порассуждать хоть расположен всласть,
     Но миру это скупо я являю -
     Имеет скромность надомною власть.
               
     Есть умники — крапают мемуары,
     Помудрствовать в стихах затеял я,
     Хоть нет охоты до такой запары,
     Не дюж я в этом, честно говоря.

     Но что-то движет к данному деянью -
     Моё познанье жизни излагать,
     Прославиться, что ль, тайное желанье? -
     Скорей безделица, так надо полагать.

     Не днём, конечно, дел, увы, хватает,
     А вечером да в тягостной ночи -
     Ночами младость скоро засыпает,
     Томятся в болях старые хрычи.

     И — мыслей рой кружат в часы такие:
     Воспоминанья да анализ лет,
     Рубцы на сердце сделали, какие,
     Болями наградили, что, скелет.
    
     Как к этому деянью подступиться,
     Уже забывши грамотность письма -
     В нём столько правил — можно утопиться,
     Их даже в школе я не знал весьма.

     А сочинять, так вовсе не любитель -
     Как за перо и — мыслей нету, вдруг,
     И чтива я не жадный потребитель,
     Зато рабочих инструментов друг.

     Всю ширь души людей моей Державы,
     Всё ж, чрез себя я вздумал показать,
     Боясь, что выйдет опус сей корявым...
     Ах, где ж таланта для сего мне взять.

     Но я всегда был дьявольски упрямым -
     И не такие сложности решал,
     Хоть не нажил богатств тем самым -
     В том ветер западный нежданно помешал.

     С тем рифмой, чуждой мне, едва владея
     Свой замысел я в жизнь стал воплощать...
     Сам знаю: Сумасбродная идея -
     Читать сие охочих не сыскать.

     Не дам, хотя б, душе моей лениться,
     От одиночества в толпище заскучать,
     За прошлое греховное казниться...
     Да и невмочь уж стало мне молчать.

     Как капли, буквы стали в ряд ложиться,
     Словами обращаясь - ни про что...
     Как им со смыслом, хоть каким, сдружиться? -
     И стал я Бога спрашивать о том.

     И — мыслей ручеёк потёк, вдруг, на бумагу -
     Возник в мозгу как будто родничок...
     Конечно, с рифмами даю я маху;
     Иная смысл бодает, как бычок.               
               
     Пишу без плана, рифмою ведомый -
     Она сама сюжет мне задаёт;
     Смысл рыскает, как пёс бездомный -
     Душа моя и с этого поёт!

     А дядька с бузиной в местах различных
     Вначале бытовали у меня...
     Так накрапал куплетов я прилично,
     По большей части все они - фигня.

     С тем вновь, и вновь я обращаюсь к Богу
     Дорогу мысли мне чтоб указал;
     Всё проясняться стало понемногу
     И - дядьку с бузиной я малость увязал!
             
      

     Идут года — нежданно мы стареем;
     Здоровье тает, морщится лицо,
     Теряем ум, но вместе с тем мудреем,
     Хоть невдомёк иное нам словцо.
     В мудрёностях доходим до маразма
     И тщимся ними младость поучать -
     Полна же та к нам едкого сарказма;
     Приходится нам в тряпочку молчать.
     А я к тому же стал сантиментален: 
     Жалею гадов, мух да пауков -
     Ко мне визит их прежде был фатален,
     Что входит в перечень моих грехов.
     Но исповедоваться в них я не намерен
     И каяться — вновь, знаю, согрешу,
     Ведь искушеньям в мире счёт безмерен...
     Свои как вспомню, их забыть спешу.
     И вот под старость стал к себе критичен;
     И жил не так и делал всё не так,
     Но и чуток с чего-то поэтичен -
     Совсем поехал, видно, мой чердак.
     Я раньше знал: что хорошо, что плохо
     И убеждения свои имел...
     Засомневался в них теперь малёхо...
     И — Бога, как-то раз, ругнуть посмел.
     Я жил к Нему всю жизнь с большой надежной:
     Воздаст Он мне за праведный мой труд...
     Жалею, что в науках я невежда -
     Они поменьше, чем теисты, врут.
     Старея, многие приходят к Богу,
     А я же отдаляюсь от Него,
     К наукам пристращаюсь понемногу -
     О, сколь в них интересного всего!
     В науках самых разных направлений
     Я истины насущные ищу
     И объясненья всяческих явлений,
     А с тем всё реже перед сном крещусь.
     За этот грех бессонница в награду...
     В одну из них идея мне пришла,
     Преодолев неясности преграду,
     Она приют в сём опусе нашла.

     Прошу прощенья за прелюдию такую -
     Она длинна и главного в ней ноль;
     Я описал в ней жизнь свою мирскую,
     Всего же опуса не в этом соль.
     «Навозный червь» мой статус социальный
     С мировоззреньем мизерным его...
     Против сего протест не тривиальный
     Задам в фантазиях моих без берегов!
     Галиматья, заведомо я знаю,
     Всяк, кто прочтёт, оценит так его -
     Сие за здравомыслие признаю,
     Всё ж, покажу, измыслил я чего.


     Я Мир я Мысль — вселенский Взор без края!...
     Увязший в тине жизненных хлопот,
     В болоте этом не построишь Рая,
     Сколь в праведных трудах не лей свой пот.
     Я в них живу, мозоли обретая,
     Хочу существенней чего-то, всё ж,
     Не о достатке полном же мечтаю...
     О! В этом есть мой неземной балдёж.
     В мечтах бываю знатнейшим учёным,
     Художником, поэтом иль врачом...
     И это я, на дне жить обречённый,
     Хотя умом я не слабак, при чём.
     Могу окинуть мыслью Мирозданье
     От атома и до Вселенной всей -
     Она и я — мы сходные созданья...
     Средь звёзд в мечтах плыву, как Одиссей.
     Велик простор Вселенной, но, конечен
     И вот среди вселенных я плыву! -
     В сей придури я счастлив и беспечен
     И чувствую, что я не зря живу.
     Я Мирозданья Взор и Разум
     В его огромнейшем мозгу нейрон,
     Что освещает всё Пространство сразу...
     За это Богу воздаю поклон.
     Стезёй Он этой мысль мою направил,
     Богатств на оной вовсе не найдёшь -
     В шелках тот больше, кто живёт без правил,
     Но всех богатств ценнее мой балдёж.
     На небе Рай, внушают богословы,
     В мечтах при жизни я витаю в нём...
     Доступно ль это умственно здоровым?...
     Закончить мне не хочется на сём.
     Я столь ещё в стихах могу поведать:
     Природу Тяготенья объяснить,
     И Пустоту незримую изведать -
     В неё уходит Тяготенья нить...

     Но полно; Солнце на закате -
     Пора полить капусту, огурцы...
     Ждут корма голуби, воссев на хате,
     Есть и ещё забот моих творцы.
     Навоз за ними тщетно подчищаю -
     Заходишь в хлев полно его там вновь...
     К Геракла славе так я причащаюсь;
     Как это тяжко, поняли давно.
     Тот хлев не мой — работаю по найму,
     Хозяину сей труд — не комильфо,
     Я ж малость задолжал ему по займу -
     Он платит мне напополам с грехом.
     За долг идут проценты на проценты -
     При жизни мне не выбраться с хлева -
     Низки на оный труд расценки
     И — жизнь моя под старость не халва.
               
     Верчусь в заботах я до звёзд на небе,
     До поздней ночи вглядываюсь в них
     И — думы забываются о хлебе;
     Тем счастлив я, как молодой жених.
               
     А я столь раз за жизнь свою влюблялся,
     Но не забыть мне первую любовь;
     Всю жизнь о ней мне сладкий сон являлся
     И вот вкусил я это счастье вновь.
     По саду я гулял в блаженстве утром
     Искрились бриллианты на траве,
     Сияли дали нежным перламутром,
     Стихи от том рождались в голове.
     Оно же в яви где-то ходит рядом -
     На дам прохожих пристально смотрю,
     Пугая их своим пытливым взглядом,
     Не та, не та себе я говорю.
     И горизонт от хмари вновь чернеет
     Ещё темнее хмарь в моей душе,
     А рифма поэтичностью скудеет;
     Жизнь видится мне в грязном нигляше.
     Так для чего же утром просыпаться,
     Когда любовь моя живёт лишь в снах,
     В делах, неужто ль , мелочных копаться...
     Как жаль, что я по духу не монах.
     Я вновь и вновь по улицам блуждаю;
     На дам прохожих пристально смотрю,
     Кто же моя, бессмысленно гадаю,
     Стихи о жизни мрачные творю.

     С тем в Лету кану, в Бозе ли почину, 
     Сперва грехи свои все замолив,
     По пассиям былым воспев мою кручину,
     В стихах любви желанья пням излив. 

     Одних уж нет, а те уже далече
     Иль семьями своими пленены...
     Я часто вспоминаю с ними встречи,
     И чувства в этом миг мои нежны.

     Но больше я в других воспоминаньях:
     Всю жизнь шагал я праведной стезёй,
     В чём суть её — важнейшее познанье...
     На той стезе умылся сколь слезой.

     То были слёзы горестей и счастья...
     Чего на ней я больше заслужил? -
     К величию Державы я имел причастье,
     Стихов о том, однако, не сложил.

     Хотя из пассий — всех она дороже         
     Слагать стихи о том не задалось;
     К таким порывам становлюсь я строже,      
     Дабы за грех признать их не пришлось.

     Я ж за неё сейчас в большой тревоге -       
     Идеи праведной Держава лишена;
     Блуждает по неправедной дороге,
     С разумностью в деяньях не дружна.

     Иначе бы была одной из первых в Мире!
     По созидательным во благо всем делам;
     Нужды бы не было в «мочилове в сортите» -
     Дабы Держава не распалась в хлам.

     Она была бы центром притяженья          
     Всех праведно настроенных умов -
     Мир в бездну б прекратил  своё скольженье...
     А нынче он в такое влез дерьмо!

     Пусть не виновна в том моя Держава,   
     Дерьмовых дел сейчас она полна -         
     В политэлитах мыслей много здравых,
     Власть «высшая» внедрять их не вольна.   

     Над ней довлеет сила капитала,      
     Лелеет, что, свой шкурный интерес       
     И действует, как карточный «катала» -
     Да всё растёт, в Державе же регресс.

     Для славных дел на стапеля б я вышел -
     С народом стал бы во единый строй...
     Призыва нет к таким деяньям «свыше» -
     Там с тою силой заняты игрой.

     Для Человечества игра та непристойна -
     В ней выигрыша нет — от Дьявола она...
     Моя Держава лучшего достойна,
     Должна в ней созиданья петь струна!            

     Кипучею могучею бывала -
     Такою первой в космос прорвалась,
     Труд праведный народа воспевала,
     Пока в ней западная «вошь» ни завелась.

     А эта «вошь» с бациллой гедонизма,
     Что отнимает разум у людей,
     И ей чужда идея коммунизма -
     Девиз её — всяк в сытости балдей.

     И вот балдеем —  в сытости, однако,
     Мы прибываем далеко не все,
     Зато под либеральным знаком
     И под Орлом во всей его красе.

     Слова же гимна больно ранят душу -
     Держава в нём священной названа;
     Задать вопрос: За ляд какой? - Не струшу,
     Не адекватность мне сего страшна.

     Во истину священна ли Держава
     Неправедность, которой, не чужда,
     Её, коль, в прошлом доблесть, честь и слава,
     В ней вопиющее неравенство когда?!

     Уж лучше пням в глухом лесу молиться,
     Чем жить в тени Двуглавого Орла;
     Под ним Державе суждено растлиться -
     Он не зовёт на славные дела.

     И пусть меня зовёт кто ретроградом,
     Скажу: Орёл Двуглавый — архаизм,
     Он на меня взирает хищным взглядом
     За то, что я радел за коммунизм.

     Советский я! — Мне любы Серп и Молот,
     Я их всю жизнь держал в своих руках,
     Орёл Двуглавый свергнул их, как Молох,
     Без них быть, знаю, для Державы крах.

     И — ВВП задохлось удвоенье,
     Хотя утроился державный ВВП
     И уж грядёт его учетверенье -
     Так нравится народной он толпе.

     Иллюзион все ВВП успехи,
     Реальные — не для таких как я,
     В карманах, коих, лишь одни прорехи,
     Они для тех, кто в «свите короля».

     А над Державой всё чернее тучи
     Свинцом и ядом те наполнены;
     На фоне их же ВВП всё круче -
     Ему шторма и бури не страшны.

     Боится он народного прозренья:
     О том, стоит кто за его спиной,
     Ведь к тем народ преполнен сколь презренья,
     Но не готов идти на них стеной.

     Ещё, едва, в нём теплится надежда,
     Что ВВП руль влево повернёт...
     В кремлёвской «кухне» же народ невежда,
     А потому её он не клянёт.

     Не для него готовятся там блюда,
     Не для него старается «корчмарь»,
     Для элитарного Державы люда,
     Проник куда и тот «горбун-главарь».

     Он для себя не чувствует опаски,
     Что из народа явится Жиглов...
     Берут «горбатых» - это лишь побаски,
     Их в яви символический отлов.

     Иллюзион всё это для народа,
     Задействован, что, четверть века уж,
     Успехи и в другом такого ж рода;
     Всё явным делать ВВП не дюж.

     И с ним не быть Державе вновь великой,
     Такой как статуя — на подвиг что зовёт,
     Так, дамой худосочной бледноликой,
     С даров природных ленно, что, живёт...
 
     Стою у пня в таких вот рассужденьях,
     Когда-то дубом он могучим был -
     Его таким я вижу в наважденьях,
     Как и Державу, что я не забыл.

     Там, в прошлом, все мои победы
     В трудах, боях, над тьмою, что в умах,
     Сонм разума — то от него все беды...
     И мысль моя о том берёт размах.
 
     Чудовищным представилось виденье:
     В нём бесновалось горе от ума,
     Всё, в коем, лишь к потребе низведенье,
     Не заморочен созиданьем, что, весьма.

     Чего где как по более оттяпать,
     Преступных средств, при этом, не гнушась,
     Да в образ праведника лик свой спрятать -
     Всё жрать дабы, почтенья не лишась.
     И тварей я на пне увидел жрущих,
     Могучий дуб в труху, что, извели
     Уродливых несносно вездесущих -
     Словно из фильма ужасов пришли.

     Из трав сухих я сделал факел споро
     И ну тех тварей пламенем палить -
     Как заметались в панике прожоры!...
     За это как меня не похвалить?

     Но знаю я: За пал сей в экстремизме
     Меня Фемида может обвинить,
     А те, кто в «мерседесах», в кретинизме...
     Всё ж, как от тварей Мир оборонить?

     Они ползут, ползут по всей Планете
     И обращают Жизнь её в труху;
     В блужданьях мысль нисходит, жаль, к вендетте
     Да к «Красному лихому Петуху».

     На почве ним, как было, опалённой
     Взросли, на диво, мощные леса,
     Надежду дав Планете удивлённой:
     Она познает эти чудеса!

     Но всё случилось так, как мы уж знаем;
     С тем я у пня трухлявого стою -
     Мы, те «совки», вот это пожинаем
     За «одобрямскую» позицию свою.

     Народ безмолвствовал, когда мою Державу
     Реформой гнусной рвали на куски,
     Да проглотил от Запада отраву,
     Подставившего нам свои соски.

     А с этим мы отвергли Серп и Молот -
     Зачем трудиться, коль «халява» есть?
     И — стал народ на «верх» и «низ» расколот,
     Советским быть затем утратил честь.      

     Навозный червь — мой статус социальный...
     А в прошлом знатным хлеборобом был...
     Как будто сон мне снится ирреальный,
     Идёт, в котором, жизнь моя в распыл.

     В снах тяжких же я слышу голос свыше,
     При том рыбачу будто на пруду,
     Зловоньем жутким оный дышит,
     Всецело же я посвящён труду.
     А глас: В пруду сём рыбку не поймаешь
     Какую снасть, наживку ни возьми;
     Ты дурень, коль сего не понимаешь -
     Решенье  верное для этого прими.
     Очисти пруд от мусора и хлама, 
     Изгнав уродов — грязи той творцов
     Да несусветного в миру бедлама,
     Что выдают себя за истых мудрецов.
     Они правдивость, как коней седлают
     И мчат на них по ложному пути,
     На праведников истых злобно лают -
     Ты должен к ним чрез тернии идти!
     И в снах иду я к ним превозмогая
     Сопротивленье вязкой, как смола, среды,
     А с неба правда светит мне нагая,
     На почве зыбкой видятся следы.
     Не одинок я на дороге этой
     Следы с надеждой будто говорят -
     По ним ходили многие поэты
     И с неба светом ныне вот горят.
     А глас: Твой стих рекою полноводной
     Чрез "двор премьерский" пусть же потечёт -
     Загажен он идеею бесплодной;
     В ней либеральным ценностям почёт.
     И потому твой пруд такой зловонный,
     И потому в нём рыбки не поймать...
     В дворе премьерском только пустозвоны;
     Пора уж срочно меры принимать.
    
     В поту холодном утром просыпаюсь
     Не знамо, сон такой как толковать
     Я в сонниках, про то чтоб знать, копаюсь
     Дабы в тревожности за стих не прибывать.

     Чтоб успокоиться, по улицам брожу я
     Посозерцать чтоб утренний пейзаж
     Его же тмит дом местного буржуя;
     Глаза людей на лоб вылазят аж.
     Дворец огромный с башнями, зачем-то,
     Забор затейливый три метра высотой -
     Испачкан нехорошим словом кем-то;
     Я с надписью вполне согласен той.
     И от себя ещё чего б добавил -
     Буржуя этого я дюже не люблю -
     Досуг мой он трудом разбавил;
     За это Бога наказать его молю
    
     В его хлевах навоз я вычищаю
     За мизерную плату, как Геракл...
     Зато к его я славе причащаюсь!
     И жду - вот за горою свистнет рак.
     Само собой затем всё рассосётся -
     За сон дурной сочту я те хлева,
     В курятнике петух мой занесётся,
     Не снах, хоть чуть, мной вкусится халва.
    
     На встречу мчат «шальные мерседессы»,
     Не хлеборобы восседают в них -
     Мне в них мерещатся с чего-то бесы
     Даю, коль, волю чвувствам хоть на миг.
.
     Я их держу в узде уж четверть века,
     Но в час любой сему наступит край
     И — воскрешу в себе я Человека...
     О, чу! В ночи собак взъярился лай.

     Заели сразу кнопки ноутбука -
     По ним стучу, а буквы никакой,
     Кот на кровати тихо замяукал,
     Зовя меня, я понял, на покой.

     Встревоженный, к нему прилёг покорно,
     Шрапнелью снежной вьюга бьёт в окно,
     Живёт мысль в прежней теме же упорно,
     Ища для жизни праведной зерно.

     Сие когда-то было очевидно -
     В большой чести был хлебороба труд,
     Теперь «барыг» (а это мне обидно)
     Несчадно, что, мою Державу жрут.

     Я Мир я Мысль - вселенский Взор без края!...
     Со статусом навозного червя,
     На пир бесовский злобно уж взираю,
     Глаза мои от ярости кровят.

     И мысль моя всё рыскает по кругу,
     Изобретая против «тварей» яд,
     Презрев за окнами шрапнель и вьюгу...
     Должна же быть в созвездии Плеяд.
     И быть должна во всех частях Вселенной -
     Для этого ведь создан Человек!
     В борьбе за «кус», я знаю, быть ей тленной
     В бесовский этот двадцать первый век.

     Уж «крест» землян растёт неумолимо -
     Лишь в этом Мальтус безусловно прав;
     Ресурс Земли закончится вестимо,
     Коль люд её свой не изменит нрав.

     Он нынче в неразумном потребленье -
     В презренье к коммунизму посему;
     Всех Апокалипсиса ждёт явленье,
     Альтернатива ж коммунизм ему!

     Конечно в нём нет вольности в деяньях
     Идут в разрез, что, обществу всему
     И — эгоизм пойдёт в нём на закланье
     Да «мерседесов» хочется кому.

     Путь в «мерседесах» только в преисподню -
     Сей транспорт — благ земных транжир;
     Такой вердикт дан волею господней
     За обращенье благ тех в гиблый жир.

     Путь к звёздам в транспорте плацкартном -
     Единственно чем грешен коммунизм,
     Всё ж, коммунистам к звёздам в руки карты,
     Презревшим либерал. соц. дарвинизм...

     Кот мысль мою прочтя, из дома вышел -
     Ему по нраву Дарвина закон,
     Под полом сразу возбудились мыши,
     Видать, затеяв в эту пору гон.

     У них свой мир да и свои заботы...
     У Человечества таким они сродни -
     Полно оно бессмысленной работы,
     Чем близит к Апокалипсису дни.

     Оно куёт «шальные мерседесы»,
     Для избранных возводит терема -
     К сему его подводят люди-бесы...
     Меж тем над ним сгущается всё тьма.

     Волчицей воет вьюга за окном,
     По стёклам хлещет ледяной шрапнелью,
     А я в ночи, необоримый сном,
     Работаю всё с мысленной куделью.

     Вяжу стихи... При полной безнадёге,
     Что их прочтёт хоть кто когда-нибудь,
     Но бьётся мозг, проснувшись по тревоге
     И в тьме кромешной к свету ищет путь.

     Я помню сон: В нём было света много -
     Идея светлая источником была,
     Вела к ней магистральная дорога,
     Моя Держава, как весна цвела.

     А сон был долгий сладкий безмятежный;
     Видений много промелькнуло в нём:
     Кругом простор лежал безбрежный
     И била жизнь, как говорят, ключом.

     Ветра дожди и грозы штормовые
     Мне не казались страшною бедой...
     В противном страхе я сейчас впервые -
     Накрыл он, вдруг, холодною волной.

     В болоте мерзком, словном, оказавшись
     Пирует, где, нечистой силы тварь,
     Мой мозг ледяшкой стылой взявшись,
     Слова стихов возносит на алтарь.

     Свет отыскать такой стезёй возможно -
     Да только, вот, поэт я никакой -
     Витийствами грешат они безбожно...
     Читаю сам их с тягостной тоской.

     Меж тем, беснуясь, твари всё сжирают...
     Сие ли явь, в болезни сна кошмар? -
     Какой, проснувшись, сразу забывают...
     Проснуться мне б - то божий был бы дар.

     Стихи-и! - Уж посмеялся б до упаду:
     Вот взбрендилось чем тварей донимать...
     Гулять пошёл бы я по утреннему саду
     Зарёю чистой взор свой промывать.

     Но я не сплю, надеяться не стоит
     На пробужденья лучшего повтор
     И — мозг бредовые всё планы строит,
     Сам вынося им смертный приговор.

     Но не приводит что-то в исполненье -
     Неужто ли надеется на что?
     Благого чуда может сотворенья:
     Вот в Нечто превратится вдруг Ничто.
     И искоркой малюсенькою света
     Мигнёт в ночи, как новая звезда
     Тем освятит рождение поэта -
     Начнётся его поздняя страда...
     И - звёзд пойдёт на небе прибыванье!
     Как осы, жгущих непроглядность тьмы...
     Хоть малость, но наступит просветленье
     И чуть другие озарит умы...
     Ведь сколь ещё таких как я, быть может,
     Свой в бездне чёрной к свету ищут путь
     И мой пример не сникнуть им поможет...
     Вот только самому бы не уснуть.
     Иль никогда мне больше не проснуться -
     У тварей разыгрался аппетит...
     Конечно звёзды без меня зажгутся
     Их свет в итоге темень победит...

     И жажду я скорей увидеть это,
     Так как не молод я давно уже -
     С чего и взбрендилось мне стать поэтом;
     Свихнулись, что ль, мозги на вираже?...
     На вираже, страну мою свернувшем
     С пути противному её врагам;
     Увы, но пофигу сие уснувшим,
     Как и разверзшийся в стране моей бедлам.

     Кто знатен, тот крапает мемуары,
     Души волненья изливаю я,
     Внесли в них лепту и судьбы удары,
     Преполнена, какими, жизнь моя.

     Кудели мыслей мозг в себе рождает,
     Свивает их затем в тугую нить;
     Умна ль она —  про это Бог лишь знает,
     По силам ей кого-либо пленить?

     А это мне зачем? - Уже не знаю,
     Но из неё вяжу сей длинный стих
     С тем бесконечность мыслей окунаюсь...
     Я ж вижусь всем, как очумелый псих.
     И всем кажусь я тошным рифмоплётом -
     Обидно чуть, что делать, потерплю,
     Заглажу это я мыслищ полётом
     И взором в небе звёздном утоплюсь.

     Холодная в алмазах вся пучина -
     В ней мысль моя находит свой приют;
     Червя мой статус есть того ль причина,
     На оных, что, «успешные» плюют?

     Их статус крут — деньгами измеримый
     И мерседес — успеха символ их,
     Хоть вклад их в «лепку пирога» незримый;
     Полезность для Державы их — на чих.

     Пленяет мысль (мне тошная) реклама
     Тех, восседает в «мерседесах» кто -
     Мне ж от неё полезности ни грамма;   
     Презрительно взираю я на то.

     О! Сколь ненужного в ней продвигают
     Для жизни мало-мальски неплохой,
     Достойной Человека, полагаю, -
     «Крутые тачки», скажет, всем на кой?

     Под них нужны такие же дороги
     К не менее изысканным дворцам
     Они же к ним в колдобинах убоги,
     Дают, что, повод матерным словцам.

     По ним влачатся «тачки» скоростные
     «Успешные» зло матерятся в них;
     На голову, ох, явственно больные -
     Сего ж причина —  в ездоках самих. 

     «Дурным баблом» особы б те сложились
     Дороги классные простлали бы к себе...
     Со здравомыслием они, всё ж, не сдружились,
     Такое тяжко алчной их губе.

     И — матерят меня, мою Державу,
     Во злобе поминая Бога мать;
     Отсохнет пусть же их язык шершавый...
     У гадов яда им не занимать.

     Дороги дураки — связь очевидна,
     Когда взираешь на такой пассаж...
     Меня винят в том; До чего ж обидно,
     Пассаж сей радость вызывает аж.   

     Мой грех, увы, не самый страшный этом -
     Я рад в кюветах видеть «тачки» их,
     И пусть я буду циником отпетым;
     Им больно, а к ним жали у меня на чих.

     Идти на бой я первый за Державу -
     Последний же я в полученье благ -
     Тому свидетель «драндулет» мой ржавый...
     Зато трёт уши сталинский ГУЛАГ.
     И пухнут уши от других побасен
     О не свободе, прочей чепухе:
     На сколько Сталин был жесток ужасен,
     Весь прежний строй был винен в том грехе.
     Гулаг сегодня ж был бы очень кстати   
     Для вшей —  Державы что вкушают кровь,
     Как,  например, чинушеские тати -
     К Державе их такая вот любовь.
     И потому слаба моя Держа,
     И потому буксует ВВП -
     Ползет едва, как «драндулет» мой ржавый,
     Не магистрально — по кривой тропе.
     И эта данность болью режет душу,
     Бессилие что-либо изменить -
     Её в фантазиях бредовых рушу,
     А так тонка уж жизненная нить.

     Стою я у незримого порога
     За коим холод тьма небытие;
     Ум знает: Коротка к нему дорога
     И — душу леденит мою сие  .

     Я Мир я Мысль - вселенский Взор без края! -
     Протестно яви эгос мой гласит,
     В поэта заполошного играя,
     Пока замшелый разум мой не спит.

     Он генератор всяческих вопросов
     На кои мне ответов не найти,
     К тому ж в миру на них не сыщешь спроса...
     Дано ль ему до этого дойти?
     Ведь он погряз в борьбе за выживанье
     Не со стихией, а внутри себя,
     Борьба без правил и на выбыванье,
     При том лукаво ближнего любя.

     В ней выжил кто — зачем такой планете? -
     Коль бесшабашно гадит он на ней
     И душу отдаёт златой монете;
     За нею яро мчит своих коней.

     О, Человек! Зачем тебе дан Разум
     На всю Вселенную ты может быть один
     Её умом окинут можешь разом,
     Тебя пленил же подлый жидовин.
     Он не даёт душе твоей полёта,   
     Сгибает в крюк её пред бытиём,
     Себе подобных губишь ты без счёта
     В себе себя ты ищешь днём с огнём.
     Суть бытия постичь ты не желаешь -
     Живёшь как хищный неразумный зверь
     И не о высших ценностях мечтаешь,
     Но отворить в Рай страстно жаждешь дверь.
     Пороги храмов зря ты обиваешь,
     Грехи в купелях норовишь отмыть,
     На всепрощенье Бога уповаешь,
     Но по реке греховной хочешь плыть.
     Тем рай земной низводишь ты до ада,
     С тобою то же ждет небесный Рай;
     Житье своё тебе осмыслить надо,
     Дабы вселенский не свершить раздрай.

     Небесный Рай, конечно, измышленье,
     А рай земной лишь в братстве может быть -
     В миру его ничтожно проявленье,
     Хоть есть потребность ближнего любить.
     Но не даёт ей должно проявиться
     Корыстный и порочный эгоизм...
     Есть блеф любовный, есть чему дивиться...
     Любовь потребная, ну, чистый сатанизм.
     Любовь же истая есть жертвоприношенье
     Всего того, нужно что самому
     Да бескорыстно и не для сношенья -
     Для радости того, даёшь кому.
     Лишь эта радость передастся Богу -
     Он создал Человека для неё!
     И — быть ему таким, как Он в итоге,
     Когда по-божески пойдёт его житьё.
 
     Что для Вселенной есть юдоль земная:
     Она богов иль бесов колыбель? -
     Что горестно от чад своих стенает;
     Из слёз её крещенская купель.

     Хоть каждый день в ней делай омовенье,
     Грехи таким деяньем не избыть -
     У божьих чад лишь к потребленью рвенье
     Да к роскоши путём лукавым прыть.

     Коль есть прибыток денег в чьём кармане -
     Их убывает столько ж у других...
     На сколько праведно — сие в тумане,
     О том ответов не сыскать нагих.

     Нечестность цен на труд, на жизнь, на радость
     Одних в рабов возводит, а других в господ
     И от вторых исходит только гадость;
     Они Творца задумки антипод.

     Себе пособников желал Он сотворенья
     Была юдоль земная для того,
     Но между чад Его пошли боренья;
     Ей адом стать придётся от сего.

     И с каждым часом мы к нему всё ближе...
     А сколь людей осмыслили сие?
     При этой мысли кот мне руку лижет -
     Он чувствует проблемы острие.

     Что ж до господ — так те, увы, блаженно
     Зубами роют ямы для могил,
     Не чуя сей проблемы совершенно,
     Играют для успешности в «ИГИЛ».

     Ах, рыли б для себя — так ради Бога! -
     Невинных душ, о, сколько в них легло;
     Какого Миру ждать ещё итога? -
     Коль противление сему его мало.

     Не противленье злу —  дурацкая идея...
     Иль умная для выгоды господ? -
     Стабильно в роскоши своей балдеют;
     «Навозный червь», с чего, их антипод.

     Моей Державой чуть я возгордился -
     Для той игры она теперь барьер...
     Такой бы к буржуинству возродился,
     Из перечня, что Феликс принял, мер.

     Когда он возвратится на Лубянку -
     То будет добрый для Державы знак,
     Но зарыдают от бессилья янки -
     С игрою той пойдёт у них никак!

     В моей Державе Мир узрит Миссию
     И станет колыбелью божьей вновь Земля,
     И лишь уроком будут эти дни лихие,
     Творец задумку не начнёт с нуля.

     «Я Мир я Мысль - вселенский Взор без края» -
     Себя так будет чувствовать любой!
     Не будет люд искать в загробье рая,
     Коль за земной решится он на бой.

     Своим оружием пусть выберет презренье
     К роскошеству и жаждущим его,
     Да бескорыстное любви даренье
     Тому, есть к равенству стремленье у кого.
     Но к равенству лишь в части потребленья
     Материального да бытовых услуг...
     А не способностей, талантов проявленья;
     Должно быть место поощрению заслуг.
     И место быть должно соревнованью
     Талантов проявления — во всём:
     В труде, искусствах, Мира познаванья...
     Да с равенством возможностей, при сём.
     И всяк в себе тогда увидит бога -
     Подобие, не внешнее Его,
     Всем в Храм Его откроется дорога -
     Храм тот — Вселенная без берегов!

     В нём мысль моя давно уж обитает;
     Ах, этим как смешён я для иных...
     А Ворон Чёрный зримо уж витает -
     Обратный счёт запущен дней земных.
     Будь лишь моих — я за себя спокоен,
     А как придётся юности, мальцам? -
     На зыбкой почве Мир сейчас построен...
     В том нет упрёка нашим праотцам.
     Виновны все, живущие беспечно -
     В заботах только каждый о своём,
     За общее кому всё поперечно,
     Живя у нынешних мальцов в заём.
     Их жизненный ресурс мы алчно пожираем,
     За роскошью безмерною гонясь;
     Её балдёжную считаем раем,
     Пред поколением грядущим не винясь.

     А Ворон Чёрный над Землёю кружит
     И предвкушает пиршество своё
     Творец юдоли бессловесно тужит
     И сотворяет в массе вороньё.

     Волчицей воет вьюга за окном,
     По стёклам хлещет ледяной шрапнелью,
     А я в ночи, необоримый сном, 
     Делю печаль с холодною постелью.
     Я в ней один — кота уж больше нет -
     Его нежданно подло съели мыши;
     Он был добрейшим на весь белый свет -
     За это с ним такой курьёз вот вышел.

     А сколько «крыс» в «верхах» моей Державы? -
     Поди не мало, коль она слаба...
     И я смотрю на «драндулет» мой ржавый
     Достойный, что, безмолвного раба.
     Он мысли грустные об этом всём рождает,
     А вороньё кружится надо мной...
     Ну почему ж неправда побеждает? -
     Ответ на то не блещет новизной.
     В руке клюку сжимаю я до боли
     С желаньем «крысам» дать по головам,
     К тому у ВВП не вижу воли;
     Я не сужу его уж по словам.
     Всё про стабильность слышу лет пятнадцать...
     Стабилен столько ж и мой «драндулет»
     Таких пройдёт ещё не мало «надцать»
     В стабильности спокойных лет.
     Умчат вперёд уж многие державы,
     Моя ж в стабильности бурьяном зарастёт,
     Будь сколь ни ярок блеск мотыг державки,
     Как город-сад она не зацветёт.

     Одна отрада — старый «телеящик» -
     Окно моё в большой безумный мир;
     Программ там много, душу мне бодрящих -
     Был правдоруб Задорнов — мой кумир.
     Ушёл нежданно в мир иной, однако...
     Я уж готов последовать за ним -
     Желанье держит, всё ж, ввязаться в драку
     За новый светлый справедливый Мир.

     С тем «телеящик» часто протираю -
     Не пыль на нём, а яд моей слюны;
     Плюсь я в хари, кои презираю -
     Они от наглости и лживости черны,
     Ох, шляхтичи, тем паче бандерлоги
     Выносят мозг мне и рождают злость...
     Как из нацистской вылезли берлоги?...
     Сколь мерзости в краях их завелось.
     В неё мне хочется уж плюнь чем покруче,
     Что в раз бы всем прочистило мозги,
     Пора, пора всю эту нечисть вздрючить -
     В ней света разума, увы, ни зги.
     Но ВВП к ним терпелив на диво;
     Кот Леопольд приходит мне на ум,
     А бандерлоги шествуют ретиво
     Без человеческих о светлом дум.
     За сим стоит, видать, «владыка Мира»,
     Так чтит себя он дурственно, пока,
     Но, бандерлоги видят в нём кумира
     И — на костях всё пляшут гопака.
     А Чёрный Ворон кружит и над ними;
     Ох! «Озверина» выпьет Леопольд -
     Они удавятся какашками своими
     И ни кому из них не спрятаться под пол.
     Моей Державы «крыс» должно ждать то же,
     Но ВВП решится ль на сие?
     То, что сейчас, лишь на шлепки похоже -
     Мальцов частей есть жёстче битие.
     Тут своего кота я вспоминаю -
     Он добрячком весьма беспечным был...
     Уместно ли сравнение — не знаю,
     На то ль я трачу свой горячий пыл?

     И я, хватив большущую лопату,
     В хлев потащился вычищать навоз;
     Имею мизер я за труд сей плату...
     Вот до чего домчал «Наш паровоз».
     «Червь земляной» мой статус социальный,
     А я мечтал при коммунизме жить...
     Как сон какой-то вижу ирреальный -
     Мне в нём придётся путь свой завершить.

     Есть в старости крапают мемуары,
     Я повествую ж о волнениях души -
     Их чуть навеяли и снов моих кошмары
     В пока ещё в обманчивой тиши.

     Но чую я, что скоро грянет буря -
     Во-о-н, будто буревестник пролетел...
     Иль это грёзы мозг мой дряхлый дурят? -
     Её бы я увидеть не хотел.
     Но буду в «телеящик» я плеваться,
     Завидя «бандерлогов», «крыс»,
     И матерно над ними измываться,
     Напившись самогона вдрызг.

     А поводов к тому, увы, не мало,
     И есть такие - явно удивлю,
     Их кажется, благими чтить пристало,
     Но бытиё низводит всё к нулю.

     «Бессмертный полк» — пред ним мы столь повинны
     За «Паровоз» его, стоит что в тупике -
     Мы от его кормились пуповины
     И без неё идём сейчас в пике.

     По площадям идём же горделиво,
     Отцов, дедов портреты пронося;
     Один ли я смотрю на то стыдливо,
     Как фарс — сие душою не снося?

     - Ха-ха, ха-ха! «Народное Единство»...
     И смачный следует затем плевок,
     «Навозный червь» в обнимку с буржуинством -
     Поверил в это дурственный «совок».

     Ежа с ужом скрестить скорее выйдет
     С буржуями меня чтоб подружить...
     - Творец сие как извращенье видит,
     "Верхам" сие осмелюсь доложить.

     Они ж больны бывали глобализмом -
     Державу встроить жаждали в него;
     Но то удел, кто болен кретинизмом -
     Держава стала б пищей для врагов.

     Хоть в этом, кажется, чуток прозрели,
     Чему я безусловно очень рад,
     О глобализме сытном не слышны их трели -
     На свой пирог наш должен быть заряд.

     Тогда в балду с тобой играть не будут -
     "Владыка Мира" станет ни по чём...
     Не скоро же тому случиться чуду,
     Он хлещет нас своим шальным бичом.

     Единство нас - вот от него спасенье
     Но истинное - не его мираж;
     Сокрыто в нём большое потрясенье...
     Буржуй в стяжательстве ж всё больше входит в раж.

     Всё понимая, не возьмусь за вилы,
     В хлеву буржуйском встречу свой конец,
     А бесы будут строить дачи, виллы...
     И - наполняет грудь мою свинец.
    
     Я мир я мысль - вселенский взор без края...
     В хлеву буржуйском чистящий навоз,
     А ВВП в сие всё не вникает;
     В коммуну с ним не двинет «Паровоз». 

     Но будут мчать «шальные мерседесы»,
     Тойоты хонды и другая хрень -
     Буржуйский капитал  немыслимом прогрессе;
     Тому укором дряхлый мой курень.

     Да, ветеранам выдали квартиры,
     Но для «верхов» сие как макияж,
     Власть чистит этим и свои мундиры,
     Рисует явным справедливости мираж.

     "Всё хорошо, прекрасная маркиза"
     Из "телеящиков" идёт он в каждый ум;
     Плюю в него же я не из каприза,
     А от в ночи бессонной тяжких дум.

     Что для Вселенной есть юдоль земная -
     Она богов иль бесов колыбель? -
     Вопросом сим вновь задаюсь, стеная,
     Творец пособников в ней пестует себе ль?

     Волчицей воет вьюга за окном,
     По стёклам хлещет ледяной шрапнелью,
     А я в ночи, необоримый сном,
     Земной всё озабочен колыбелью.

     Днём же хожу я на мою криничку,
     Дабы водицы из неё испить,
     Озябнув, дома с чаем ем клубничку
     И мысль мою шрапнелью не убить.

     И омовенье в ней я совершаю -
     Воды священней в мире не найти...
     Окрест хлам разный, чем я сокрушаюсь,
     К ней чрез бурьян приходится идти.

     ..........................................

     Произведение не автобиографично.

     Дядин Виктор Тимофеевич

     Ростов-на-Дону
   
     20 февраля.