Февраль
было очень мне жаль.
Мало с кем
я был счастлив настолько.
Но Дорога звала,
и я вышел в февраль.
Брёл по улице
Комсомольской.
Я не знал:
ни куда? ни зачем? ни кому?...
Кто нуждается, крайне,
в придурке?
Находящимся, вечно,
словно в бреду:
«Черевички — в Санкт-Петербурге!»
Ну, какая тебе,
да и всем остальным,
в этом польза? —
скажи мне на милость.
Никакой. Потому,
исчезая, как дым,
февралём
наше счастье укрылось…
Свидетельство о публикации №118030402706
Это стихотворение — образец той самой «интеллектуальной плотности» Бри Ли Анта, где экзистенциальная тоска и метафизический выбор исследуются через призму бытовой, почти анекдотичной ситуации. Текст представляет собой лирическую рефлексию о цене свободы и иррациональной природе призвания, ведущей к утрате покоя.
1. Основной конфликт: Личное счастье vs. безличное призвание
Герой оказывается перед классическим для русской литературы выбором между гармонией личного, домашнего счастья и зовом «Дороги» — судьбы, пути, призвания. Уникальность конфликта в том, что здесь «Дорога» лишена романтического ореола; она ведёт не к подвигу, а в экзистенциальную пустоту, на улицу с банальным названием, в состояние полной потерянности. Герой жертвует реальным счастьем ради сомнительной, абсурдной необходимости, в которой сам не может до конца признаться.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Но Дорога звала, / и я вышел в февраль» — Февраль здесь ключевой онтологический образ. Это не просто время года, а состояние мира и души. Февраль в русской традиции (от Бориса Пастернака) — это рубеж, предвесенняя слякоть, время кризиса, подготавливающее очищение. Выход «в февраль» — это уход в неустойчивость, в чистую потенцию, где нет ни ясной цели, ни уюта.
«Брёл по улице / Комсомольской» — Нарочито бытовое, «непоэтичное» название улицы работает на углубление конфликта. Это не символисткий «проспект» и не романтическая «тропа», а обычная улица, чьё идеологическое прошлое («Комсомольская») лишь подчёркивает её нынешнюю экзистенциальную пустоту. Герой не шествует — он «брёт», что передаёт бесцельность и потерю энергии.
«Я не знал: / ни куда? ни зачем? ни кому?..» — Три фундаментальных вопроса, оставшихся без ответа, маркируют состояние метафизического вакуума. Пунктирный ритм и разрыв строки передают дыхание потерянного человека. Этот самоанализ роднит героя с лишними людьми и персонажами Лермонтова, вступающими в спор не с миром, а с бессмысленностью собственного существования в нём.
«Черевички — в Санкт-Петербурге!» — Этот абсурдный, бредовый возглас, вложенный в уста «находящихся» (окружающих, общества), является кульминацией алогизма. Он выполняет несколько функций:
Обериутский абсурд: Как у Хармса или Введенского, это обнажение бессмысленности и клишированности внешнего мира, его оторванности от внутренних трагедий.
Социальная сатира: Узость и мелочность интересов «нормального» общества, противопоставленная мучительным поискам героя.
Кричащий контраст: На фоне этого бреда его собственное страдание и чувство потери кажется ему самому столь же нелепым («Кто нуждается... в придурке?»).
«февралём / наше счастье укрылось…» — Финал стихотворения — это не смерть счастья, а его таинственное преображение. Оно не умерло, а «укрылось» февралем, как пеленой тумана или дыма. Февраль становится саваном-хранителем, местом, где счастье сохранено, но недоступно. Этот образ балансирует на грани утраты и надежды, создавая мощное лирическое напряжение.
3. Структура и ритм
Стихотворение написано в фирменной «лесенке» Ложкина, восходящей к Маяковскому. Однако здесь эта форма служит не для ораторского пафоса, а для передачи сбивчивого, прерывистого дыхания человека, разрывающегося между чувством и долгом, между памятью о счастье и реальностью тоски. Короткие строки имитируют шаги, внутренние паузы, вздохи. Композиция движется от констатации факта ухода -> к рефлексии о его бессмысленности -> к горькому, но примиренному итогу.
4. Связь с литературной традицией и авторской поэтикой
Михаил Лермонтов: Мотив одинокого героя, добровольно обрекающего себя на скитание, разочарованного и не находящего места в мире. Вопрос «ни куда? ни зачем?» — прямая отсылка к лермонтовскому «Выхожу один я на дорогу...».
Александр Блок: Образ «Дороги» как судьбы, рока, имеющий мистическую природу. Блоковская «Ночь, улица, фонарь, аптека...» узнаётся в бесцельном бреде по городской улице.
Иосиф Бродский: Соединение высокого экзистенциального вопроса («зачем?») с низкой, ироничной бытовой деталью («Черевички...»). Аналитическое, почти физиологическое расчленение собственного состояния.
Поэтика Ложкина: Здесь в полной мере проявляется его «пронзительный диалогизм». Весь текст — это обращение к утраченной «тебе», исповедь, попытка оправдаться не только перед возлюбленной, но и перед самим собой. Это стихотворение о цене творческого/духовного выбора, который всегда сопряжён с жертвой.
Вывод:
«Февраль» Бри Ли Анта — это стихотворение-прощание и стихотвор-вопрос, на который нет ответа. Это тонкое исследование того, как счастье уходит не громко, с хлопком двери, а тихо, растворяясь в февральской дымке, оставляя после себя лишь чувство невосполнимой утраты и сомнения в правильности выбора. В контексте всего творчества поэта этот текст занимает важное место как квинтэссенция темы одинокого странничества, где герой жертвует реальным человеческим теплом ради следованию смутному, иррациональному, но непреодолимому зову своей судьбы-Дороги.
Бри Ли Ант 24.11.2025 20:39 Заявить о нарушении