5 июля 1999 г. Фонтан любви по имени Роберт

 «Грудой дел,
суматохой явлений
день отошел,
постепенно стемнев.
Двое в комнате.
Я
и Ленин -
фотографией
на белой стене...»
Из «РАЗГОВОР С ТОВАРИЩЕМ ЛЕНИНЫМ»
Владимира Владимировича Великого
русского, советского, векового
http://www.youtube.com/watch?v=pM_nAKdizOw

«Дождинка малая
на землю капнула.
А мы не встретимся.
Что было — кануло.
Что было — не было.
Что было — сгинуло.
Как тихо в комнате,
как пусто в комнате...
И Вы лицо мое
не сразу вспомните.
Потом — забудете.
Совсем забудете.
Прошу за все простить меня».

Из «Желаю Вам» Роберта
Рождественского


5 ИЮЛЯ 1999 г. ФОНТАН ЛЮБВИ ПО ИМЕНИ РОБЕРТ

   Игорь Савельев: Роберт Иванович, может, Вас удивит мой вопрос, который я Вам задам после прочтения Ваших стихов, но все-таки... Патриотизм — это любовь к своей родине, преданность своему отечеству, своему народу. А Вы — патриот?

   Роберт Рождественский:
В свой последний час
я вздохну, скорбя,
и на жизнь свою оглянусь.
Малым зернышком
упаду в тебя,
спелым колосом вернусь.
Мой родимый край,
место отчее,
ты — и праздник мой,
и броня.
Сердце общее
и солнце общее
у моей земли и у меня.
(Из песни «Даль великая»)
Самое лучшее и дорогое –
Родина.
Горе твое —
это наше
горе,
Родина.
Правда твоя —
это наша
правда,
Родина.
Слава твоя —
это наша
слава,
Родина!
                (Из поэмы «Реквием»)
Мир
мечется без сна
в смертельных
передрягах.
И вся надежда на
космических варягов.
Я слышал,
что они должны предстать пред нами
в сверкании брони
и в ореоле знаний.
В особый час
прийти,
в последний миг
примчаться
и шар земной спасти
от страшного несчастья.
Все сложности Земли
решить
легко и быстро...
Ах, если бы смогли!
Ах, если бы так было!
Но лики звезд
мертвы,
там не найдешь спасенья.
Варягов нет —
увы!
А Землю,
эту Землю —
с ее мельканьем дней,
с ее разливом вешним
и всем,
что есть на ней,
то — вечным,
то — невечным,
с березкой на пути,
полями
и лесами —
обязаны спасти
и защитить
мы сами.
Над вечностью склонясь,
большая и цветная,
Земля
глядит на нас,
любя
и проклиная.
Укор —
в глазах озер
и грусть —
в безбрежной шири...

А если не спасем,
зачем тогда
 мы жили?

   И.С.: Роберт Иванович, в последнем из Ваших ответов, на мой взгляд, прозвучал, если так можно выразиться, интернациональный мотив Вашей любви — любовь не к конкретной Родине, скажем, России, СССР, а ко всей Земле. Неужели национальный аспект не имеет значения в патриотизме?

   P.P.:
Для человека национальность -
и не заслуга,
и не вина.
Если в стране
утверждают иначе,
значит,
несчастная эта страна!

   И.С: Но, согласитесь, Роберт Иванович, в России национальный вопрос существует, если...

   P.P. (раздражаясь): Если как в моем «Мероприятии»:
Над толпой откуда-то сбоку
бабий визг взлетел и пропал.
Образ
многострадального Бога
тащит
не протрезвевший амбал.
Я не слышал, о чем говорили...

...Только плыл над сопеньем рядов
лик
еврейки Девы Марии
рядом с лозунгом:
«Бей жидов!»

   И.С.: Но толпа — это тоже часть народа, причем активная, вышедшая из своих квартир на улицы, объединившись по принципу единомышления.

   P.P.: Моя «Толпа» — это не частица народ, а его антипод:
Толпа на людей непохожа.
Колышется,
хрипло сопя.
Зевак и случайных прохожих
неслышно вбирая в себя.
Затягивает, как трясина, —
подробностей не разглядеть...
И вот
пробуждается сила,
которую некуда деть.
Толпа,
как больная природа,
дрожит от неясных забот...
По виду —
частица народа.
По сути —
его антипод.
И туча плывет, вырастая.
И нет ни друзей, ни врагов...
Толпа
превращается в стаю!
И капает пена с клыков.

   И.С: Хорошо, пусть толпа-стая  – это антипод народа. Но что же, всё- таки, тогда сам народ,  все мы?

   Р.Р.:
Мы —
боящиеся озоновой дыры, СПИДа и кооператоров,
нашпигованные с детства лекарствами,
слухами и нитратами,
молящиеся, матерящиеся,
работающие и бастующие,
спорящие, с чего начинать:
с фундамента или с кровли,
жаждущие немедленной демократии
или крови,
мы —
типовые, типичные,
кажущиеся нетипичными,
поумневшие вдруг на «консенсусы»,
«конверсию»
и «импичменты»,
желающие указаний,
что делать надо, а что не надо,
обожающие:
кто-то музыку Шнитке,
кто — перетягивание каната,
говорящие на трех языках
 и не знающие своего,
готовые примкнуть к пятерым,
если пятеро — на одного,
мы — на страже, в долгу и в долгах,
на взлете и на больничном,
хвастающие куском колбасы
или теликом заграничным,
по привычке докладывающие наверх
о досрочном весеннем севе,
отъезжающие,
кто за свободой на Запад,
кто за деньгами на Север,
мы —
обитающие в общежитиях,
хоромах, подвалах, квартирах,
требующие вместо «Хлеба и зрелищ!» —
«Хлеба и презервативов!»,
объединенные, разъединенные,
-фобы, -маны и -филы,
обожающие бег трусцой
и детективные фильмы,
мы —
         замкнувшие на себе,
познавшие Эрмитаж и Бутырки,
сдающие карты или экзамены,
  вахты или пустые бутылки,
  задыхающиеся от смога,
    от счастья и от обид,
делающие открытия,
     подлости,
важный вид,
 мы —
озирающие со страхом веси и грады,
мечтающие о светлом будущем
и о том, как дожить до зарплаты,
мы —
    идейные и безыдейные,
вперед и назад глядящие,
непрерывно ищущие врагов
и все время их находящие,
пышущие здоровьем,
никотинною слизью харкающие,
надежные и растерянные,
побирающиеся и хапающие,
мы —
    одетые в шубы и ватники,
купальники и бронежилеты,
любители флоксов и домино,
   березовых веников и оперетты,
шагающие на службу с утра
по переулку морозному,
ругающие радикулит и Совмин,
верящие Кашпировскому,
орущие на своих детей,
по магазинам рыскающие,
стиснутые в вагонах метро,
   слушающие и слышащие,
мы — равняющиеся на красное,
    черное
                или белое знамя,
спрашиваем у самих себя:
что же будет
со всеми нами?

   И.С.: Роберт Иванович, я понимаю, что это не только Ваша, но и наша «Бессонница-90» — бессонница 90-х годов. Извините, что я невольно втянул в нее, но, сопоставляя «Бессонницу-90» и «Толпу», я не могу согласиться, что толпа — «По виду — частица народа. По сути — его антипод». Я, конечно, не поэт, но мне трудно разобраться, чем мы в «Бессоннице-90» отличаемся от толпы?.. Если можно, мы с Вами еще вернемся к этому, а пока дадим отдохнуть нашему читателю от своей бытовухи, перейдя к более возвышенному — ведь это Вы сказали: «Все начинается с любви!» Тему патриотической любви мы уже слегка затронули, но, говоря о том, что «Все начинается с любви!», Вы, наверное, имели в виду еще и что-то другое. Меня, к слову, восхищает, как шестидесятилетний «юноша» говорит о своей любви с посвящением Алёне.

   P.P.: Знаешь...
Знаешь,
я хочу, чтоб каждое слово
этого утреннего стихотворенья
вдруг потянулось к рукам твоим,
         словно
соскучившаяся ветка сирени.
Знаешь, я хочу, чтоб каждая строчка,
неожиданно вырвавшись из размера
и всю строфу разрывая в клочья,
отозваться в сердце твоем сумела.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждая буква
глядела на тебя влюбленно.
И была бы заполнена солнцем,
будто
капля росы на ладони клена.
Знаешь,
я хочу, чтоб февральская вьюга
покорно у ног твоих распласталась.
И хочу,
чтобы мы любили друг друга
столько,
сколько нам жить осталось.

   И.С.: Неужели такая у Вас любовь осталась не вычерпанная, что ее осталось на «столько, сколько нам жить осталось»?

   P.P.: Да, я очень благодарен Алле...
Благодарен, что мне повезло.
Говорю,
на потом не откладывая:
ты —
мое  второе  крыло.
Может —
самое главное...
Но когда разбираюсь в былом,
боль пронзает как молния:
стал ли я для тебя
крылом?
Стал ли?
Смог ли я?

   И.С.: Скажите, а с чего начинается сама любовь. «Если все начинается с любви», то в чем заложено начало этой любви, по крайней мере, для Вас?
   
   P.P.:
Начинается любовь
с буквы «Я»!
И только с «Я».
С «Я» —
до ревности слепой.
С «Я» —
и до
   небытия.
Понимаешь?
Я —
влюблен.
Понимаешь?
Я —
люблю.
Я!
Не ты,
не вы,
не он —
обжигаюсь
       и терплю.

Никого на свете нет.
Есть она и я.
Вдвоем.
И на множестве планет
ветер
зноем напоён.
Лепет классиков?
не то!
Лампочка
средь бела дня...
Я-то знаю,
что никто
не влюблялся до меня!
Я найду слова
свои.
Сам найду.
И сам скаж у.
А не хватит мне
Земли —
на созвездьях напишу.
И ничьих не надо вех.
До конца.
Наверняка.
Так и действуй,
человек!
И не слушай шепотка:
— Мы б в обнимку
не пошли...
Мы б такого
   не смогли...
В наше время,
 в тех
    годах
мы не танцевали....
так...
Неприлично...
неприли...
Надымили!
    Наплели!..
Все советы оборви.
Глянь
улыбкою из тьмы:
— Сами
мыкайтесь в любви!
Вы,
которые
      на  «мы»!

   И.С.: Значит, любовь это — эго, это — Я «до ревности слепой». А мораль говорит, что ревность…

   P.P.:  А я считаю так, — что «Ревность»:
Игру нашли смешную,
 и не проходит
дня —
ревнуешь,
 ревнуешь,
ревнуешь ты меня.
К едва знакомым девушкам,
к танцам под баян,
к аллеям опустевшим,
к морю,
к друзьям.
Ревнуешь к любому,
к серьезу,
к пустякам.
Ревнуешь к волейболу,
ревнуешь к стихам...

                Я устаю от ревности,
                я сам себе
   смешон.

Я ревностью,
как крепостью,
снова  окружён...
Глаза твои
колются.
В словах моих
злость...
«Когда все это кончится?!
Надоело!
Брось!»
Я начинаю фразу
в зыбкой тишине.
Но почему-то
страшно
не тебе,
   а мне.
Смолкаю запутанно
и молча курю.
Тревожно, испуганно
на тебя смотрю...

А вдруг ты перестанешь
совсем ревновать!
Оставишь,
     отстанешь,
скажешь:
наплевать!
Рухнут стены крепости, —  зови
      не зови, —
станет меньше
     ревности
и меньше
любви...
Этим всем замотан, —
у страха в плену,—
я говорю:
«Чего там...
ладно уж...
Ревнуй...»

   И.С.: Роберт Иванович, на мой взгляд, эта Ваша «Ревность» подтверждает сущность биоэнергетической природы человека, когда ее герой от первого лица вроде бы и страдает от пут ревности чисто психологически, но с другой стороны, он, окруженный «...ревностью, как крепостью», плавает в этой крепости-бассейне как рыба в воде: и общение с едва знакомыми девушками и друзьями, танцы под баян, аллеи опустевшие (возможно, и с теми же едва знакомыми девушками — а уже известному поэту в те времена, да к тому же молодому, кумиризм со стороны и совсем незнакомых был в моде, которая никогда не стирается, — женский пол всегда умиляла личность) и смысл жизни — стихи. Мне кажется, что ревнующий человек, даже если он ревнует про себя — молча, всегда передает свою энергию тому, кого он ревнует. И эта энергетическая составляющая ревности всегда выше психологических неудобств, которые терпит ревнуемый. А когда ревность уменьшается, то ревнуемый чувствует, что сил у него становится меньше, он что-то начинает терять, а тот, кто ревновал, становится сильнее — и не столько из-за победы над собой, сколько из-за снижения потерь энергии ревнивца. Вот почему, на мой взгляд, ревность относится к категории греха: из-за того, что человек теряет контроль над своими эмоциями, и из-за пробитого ревностью биополя. Созданный по образу Божию (биополю) человек по своему биополю становится менее подобным Богу с Его гармонично развитым биополем.
Роберт Иванович, я не хочу втягивать Вас в полемику о биополе (по крайней мере, для меня достаточно того, что читатель знает, что в отношении биотоков вы не оговорились, а любые токи создаются полями), но вы сами-то ревновали и наверняка понимаете, насколько тяжело быть ревнивцем? Может быть, Вы что-нибудь расскажете нам и о своих переживаниях.

   P.P.: Послушайте:
Зря
браслетами не бряцай.
Я их слышал.
Я не взгляну...
Знаешь,
как языческий царь
объявлял другому войну?
Говорил он:
— Иду
  на Вы!
Лик мой страшен,
а гнев —   
      глубок.
Одному из нас —
видит бог! —
не сносить в бою головы...
Я не царь.
А на Вы
иду!
Неприкаян и обречен,
на озноб иду.
На беду. Не раздумывая
ни о чем.
Будет филин ухать в бору.
Будет изморозь по утрам.
Будет зарево не к добру.
Строки рваные
телеграмм.
Встреч оборванных немота,
ревность
и сигаретный чад.
И заброшенная верста,
где олени в двери стучат...
Будет ветер сухим, как плеть.
Будут набережные пусты.
Я заставлю камень гореть
и сожгу за собой
мосты!
Высшей мерой меня суди.
Почтальона, как смерти,
жди...
Я стою у темной Невы,
у воды
густой и слепой...
Говорю я:
— Иду
на Вы! —
Объявляю тебе
любовь!

   И.С.: Вот я Вам задаю всякие дурацкие вопросы, а Вы, не смущаясь, на них отвечаете, признавая во время «встреч оборванных» немоты и ревность, и озноб, и свой страшный лик, и сжечь за собой мосты... Но все-таки Вы сдаетесь, сдаетесь, объявляя «тебе любовь!» Сдаетесь, несмотря на то, что объявили «зарево не к добру». Как сдаетесь любви, когда вдруг засомневались, что «Вдруг твое «люблю» прошло?», когда «между летом и зимой запылала осень трепетно», как в той Вашей «Разнице во времени»:
Звезды высыпали вдруг
необузданной толпой.
 Между летом и зимой
                запылала осень трепетно.
Между стуком двух сердец,
между мною и тобой
есть —
помимо расстояний —
просто разница во времени.
Я обыкновенно жил.
Я с любовью не играл.
Я писал тебе стихи,
ничего взамен не требуя.
И сейчас пошлю домой
восемнадцать телеграмм.
Ты получишь их не сразу.
Это —
разница во времени.
Я на улицах бегу.
Я вздыхаю тяжело.
Но, и самого себя
переполнив завереньями,
 как мне закричать
«люблю»?
Вдруг твое «люблю»
прошло?
Потому, что существует
эта разница во времени.
Солнце встало на пути.
Ветры встали на пути.
Напугать меня хотят
высотою горы-вредины.
Не смотри на телефон.
И немного подожди.
Я приду, перешагнув
через разницу во времени.
И.С.: И это все посвящено Алле Борисовне — с таким накалом и несмотря на такую «разницу во времени»? Вы ведь лет сорок любили друг друга? И все это время она Вас так вдохновляла?

   P.P.:  А вы как думаете?

   И.С.: У меня нет никаких сомнений в Вашей неувядающей искренности, но, согласитесь, иногда бывает очень трудно обуздать противоречие страстей, когда тебе трудно разобраться и в своей логике, а поведение другого человека тебя провоцирует...

   P.P.: Тогда:
Притворись
большим и щедрым,
полыхающим в ночи.
Будто ливень по ущельям,
по журналам грохочи.
Притворись родным,
родимым,
долгожданным, как капель.
Притворись необходимым!
Притворился?..
А теперь
открывай окно пошире.
Отряхнись от шелухи.
Надо
собственною жизнью
доказать
свои стихи.

   И.С.: То есть Вы советуете на время сфальшивить, притвориться?

   P.P.: При чем тут фальшивить. Ты вначале свой образ самого себя определи, можешь ли ты в своем желаемом облике стать родным и необходимым, и, сбросив мешающую тебе шелуху, доказывай собственной жизнью, что ты и на самом деле таков, каким себя представляешь.
 
   И.С.: А если «притвориться» в Вашем понимании этого слова человек не может, своих стихов нет, до Ваших, к примеру, не созрел, а любить хочется... без ревности? Как найти себе того, с которым будешь счастливым?

   P.P.: А радар сердца на что?

   И.С.: Какой такой радар?

   Р.Р.: И это вопрос после всего, что ты наговорил про биоэнергетику между строчками моих стихов. Тогда послушайся моего «Радара сердца»:
У сердца
есть радар.
Когда-то,
в ту весну
 тебя я угадал.
Из тысячи.
Одну.
У сердца
есть радар.
Поверил я в него...
Тебя я увидал
задолго до того,
как повстречались мы.
Задолго до теперь.
До длинной
кутерьмы
находок и потерь...
Прожгло остаток сна,
почудилось:
«Гляди!
Ты видишь? —
Вот она...»
И екнуло в груди.
Радар обозначал
твой смех.
Движенья рук.
И странную печаль.
И вкрадчивых подруг.
Я знал твоих гостей.
Застолья до утра.
Твой дом.
Твою постель.
Дрожь
твоего бедра.
Я знал,
чем ты живешь.
Что ешь.
Куда идешь.
Я знал,
чьи письма рвешь.
И от кого их ждешь.
Я знал,
в чем ты права.
О чем мечтаешь ты.
Знал все твои слова.
И платья.
И цветы.
И абажур в окне.
И скверик на пути,
где предстояло мне
«люблю» —
произнести...
Все знал я до того,
как встретился с тобой...
Но до сих пор —
слепой!
Не знаю
            ничего.

   И.С.: Так, по Вашему любовь все-таки слепая — словами её трудно высказать?

   Р.Р.: Словами — да. Поэтому и «Радар сердца» ищет не слова, а какой-то другой инструмент, на котором можно высказать то, что для слов не подходит. Может быть, надо почувствовать этим радаром каких-нибудь три-четыре аккорда:
Трем-четырем аккордам научусь.
И в некий знаменательный момент —
для выражения сердечных чувств —
куплю себе
щипковый инструмент...
Подарит мне басовая струна
неясную надежду на успех.
Чтоб я к ней прикасался,
а она,
она чтоб —
           отвечала нараспев...
Я буду к самому себе жесток в разгаре ночи и в разгуле дня.
Пока не станет
           струнный холодок
звенящею частицею меня...
Нависну над гитарой, как беда.
Подумаю,
         что жизнь уразумел...
Но, может,
все же выскажу тогда
то,
что сказать словами
не сумел.

   И.С.: Роберт Иванович, а неужели человек и, в частности, мужчина, с таким творческим характером, как у Вас, не может трезвой головой осознать, что же все-таки он находит нужное для себя в любимой женщине? Неужели биотоки, радары сердца, щипковые инструменты и прочие действующие на уровне подсознания «штучки» не проецируют на экран сознания информацию о том, почему именно этот человек, именно эта женщина ворвалась в тебя и в твою жизнь? Я понимаю, что внутренние флюиды тянут нас к другому, но неужели мы настолько неразумны, чтобы не отдавать себе отчета в своих поступках?

   P.P.:   Конечно, я с тобой согласен, и именно это разумное прорвалось изнутри меня в последних строчках моего «Письма домой»:
Мама, что ты знаешь о ней?
Ничего.
Только имя ее.
Только и всего.
Что ты знаешь,
заранее обвиняя
 ее в самых ужасных грехах земли?
Только сплетни,
которые в дом приползли,
на два месяца опередив меня.
Приползли.
Угол выбрали потемней.
Нашептали, и стали, злорадствуя, ждать:
чем, мол, встретит сыночка
родная мать?
Как, мол, этот сыночек ответит ей?
Тихо шепчут они:
Дыму нет без огня. —
Причитают:
С такою семья — не семья. —
Подхихикивают...
Но послушай меня,
беспокойная мама моя.
Разве можешь ты мне сказать:
не пиши?
Разве можешь ты мне сказать:
не дыши?
Разве можешь ты мне сказать:
не живи?
Так зачем говоришь:
«Людей не смеши»,
говоришь:
«Придет еще время любви»?
Мама, милая!
Это все не пустяк!
И ломлюсь не в открытые двери я,
потому что знаю:
принято так
говорить своим сыновьям, —
говорить:
«Ты подумай пока не о том»,
говорить:
«Подожди еще несколько лет,
настоящее самое будет потом...»
Что же, может, и так...
Ну, а если — нет?
Ну, а если,
решив переждать года,
сердцу я солгу и, себе на беду,
 мимо самого светлого счастья пройду, —
                что тогда?..
Я любовь такую искал,
чтоб —
всего сильней!
Я тебе никогда не лгал!
Ты ведь верила мне.
Я скрывать и теперь ничего не хочу.
Мама, слезы утри,
печали развей —
я  за это жизнью своей заплачу.
Но поверь, —
я очень прошу! —
поверь
в ту, которая в жизнь мою светом вошла,
стала воздухом мне,
позвала к перу,
в ту, что сердце так бережно в руки взяла,
как отцы новорожденных только берут.

   И.С.: Для моего трезвого рассудка Ваши доводы очень убедительны. Наверное, и Ваша мама перед ними вряд ли устояла, перед Вашими доводами, когда для Вашего пера нужен был и свет и воздух той, которая вошла в Вашу жизнь. Наверное, любая женщина назвала бы Вас великим поэтом, если бы прочитала все, что вы пишете о своем признании в любви к своей единственной, без которой...
 
   P.P.: Без которой я не мог бы быть самим, без которой мне трудно было прожить даже четыре дня:
Хотя б во сне давай увидимся с тобой.
Пусть хоть во сне
твой голос зазвучит...
В окно —
не то дождем,
не то крупой
с утра заладило.
И вот стучит, стучит...
Как ты необходима мне теперь!
Увидеть бы.
Запомнить все подряд...
За стенкою о чем-то говорят.
Не слышу.
Но, наверное, — о тебе!
Наверное,
я у тебя в долгу,
любовь, наверно, плохо берегу:
хочу услышать голос —
не могу!
лицо пытаюсь вспомнить —
не могу!..
...Давай увидимся с тобой хотя б во сне!
Ты только скажешь, как ты там.
И все.
И я проснусь.
И легче станет мне...
Наверно, завтра
почта принесет письмо твое.
А что мне делать с ним?
Ты слышишь?
Ты должна понять
меня —
хоть авиа,
хоть самым скоростным,
а все равно пройдет четыре дня.
Четыре дня!
А что за эти дни
случилось —
разве в письмах я прочту?!
Как эхо от грозы, придут они...
Давай увидимся с тобой —
         я очень жду —
хотя б во
сне!
А то я не стерплю,
в ночь выбегу
         без шапки,
без пальто...
Увидимся  давай с тобой,
а то...
А то тебя сильней я полюблю.
(«Без тебя»)

   И.С.: Роберт Иванович, в отношении любви с Вами все ясно. Но я Вам все-таки задам еще вопрос. Как вы относитесь к возрасту женщины? Как в Вашей «Песне о годах»:
Пусть голова моя седа, —
зимы мне нечего пугаться.
Не только груз —
мои года.
Мои года —
мое богатство.

Я часто время торопил,
привык во все дела впрягаться.
Пускай я денег не скопил.
Мои года —
мое богатство.

Шепчу «спасибо!» я годам
и пью их горькое лекарство.
И никому их не отдам!
Мои года —
мое богатство.
А если скажут мне века:
«Твоя звезда, — увы, — погасла...»
подымет
детская рука
мои года —
мое богатство.

   P.P.: Так, но с категорической поправкой на «день рождения женщины»:
— Так сколько ж ей?..
И в самом деле,
сколько?.. —
А женщина махнет рукой
и
промолвит нараспев —
светло и горько:
—Зачем считать напрасно?
Все —
        мои... —
А после выпьет
за друзей пришедших.
И будет излучать
высокий свет...
Есть только дни рождения
у женщин.
Годов рождения
у женщин
нет!

   И.С.: Роберт Иванович, представляю, как Вас любят женщины! Сейчас я вижу Вас находящимся в фонтане, из которого, образуя корону, извергаются мощные струи и искры воды золотисто-серебряного цвета. А какая чистота и свежесть идет от этого великолепия. Думаю, что недалеко время, когда объявится скульптор, который создаст такой фонтан где-нибудь в одном из красивейших мест на нашей планете и назовет его именем Роберт. А те женщины, которых притягивает Ваша поэзия, вместе с любящими их мужчинами увидят, почувствуют в своем воображении этот фонтан. Со своей же стороны добавлю еще: женщины и мужчины, если вы хотите, чтобы любили вы и любили вас, читайте великого поэта Любви Роберта Рождественского! Не могу же я в эту свою книжонку перепечатать всю его поэзию! Читайте — и вы все поймете сами! Читайте — и вы изменитесь! Не верите? Попробуйте! Кто, конечно, в этом нуждается или хочет изменить в «личном плане» что-то в более сильную, в более лучшую сторону! Я чувствую силу биополя и биотоков Поэта и хочу... желаю другим тоже почувствовать это. Читатель, ты чувствуешь, как с этой страницы на тебя идет мощная энергия, как ты раздуваешься в приятной теплоте своего биополя? Чувствуешь? Теперь ты веришь, что мощный биоэнергетический фонтан любви «Роберт» уже создан. Соединиться с ним уже можно прямо сейчас. Запомни эту дату, читатель, — 5 июля 1999 года, и время — 20 часов 50 минут по московскому (18 часов 50 минут по пражскому) времени. Да, именно в эти торжественные минуты во Вселенной и над Землею начал действовать мощный биоэнергетический фонтан Любви по имени Роберт. А земному Роберту Ивановичу Рождественскому сегодня исполняется 67 лет и 15 дней. Поздравляю тебя с этим, мой любимый читатель! Желаю тебе...
А с Робертом Ивановичем, который, стеснительно улыбаясь, смотрит на нас, взлетев над фонтаном, мы не расстаемся. Я вижу его, вытянутого до огромных размеров. Руки его — как крылья птицы, свободно парящей над Землею, много золота, синевы, зеленоватости и других цветов. Цвета переливаются, сменяя друг друга.

(Роберт Рождественский, «Помогите мне, стихи!».  Игорь Савельев «Биоэнергетика стихов поэта». Сс. 97 - 124): http://maxpark.com/community/5441/content/6237117
http://www.proza.ru/2018/03/04/341   http://www.stihi.ru/2018/03/04/1555
ИгВаС.
4.3.2018.

P.S.
На фото: Кржижиковы фонтаны (Поющие фонтаны). Прага. В 1891 году как дань моде, чешский изобретатель и инженер, поклонник электричества Франтишек Кржижек разработал и построил фонтан с электрической подсветкой, «Кржижиков фонтан», который стал олицетворением XIX века – эпохи электричества и железа.
Потоки воды подсвечивались электрическими прожекторами с разноцветными стеклами, давление воды в фонтанах создавалось при помощи скоростных насосов на паровой машине. За одну секунду через насосы прогонялось 250 литров воды, что было достижением техники.http://www.praga-praha.ru/poyushhie-fontany-v-prage/
Видео: http://www.youtube.com/watch?v=TWmJaP32epw