Пахнет дымом, дровами, березовой сажей...

Пахнет дымом, дровами, березовой сажей,
Ржаным хлебом, соломой, парным молоком,
Подгоревшей, еще не остывшею кашей
И сушеными травами над сундуком.

В сенях стылых шуршат беспокойные мыши,
Не пускает их в дом у шестка спящий кот.
За окном помутневшим отчетливо слышно,
Как февральская вьюга ведет хоровод.

Стоят валенки мокрые греясь у печки,
За стеною заблеяла в хлеве коза.
Вечереет, светло лишь от кривенькой свечки,
Что хозяйка поставила под образа.

А хозяйка ворчит: Сын какой месяц не пишет,
Может пишет, но где же мне почту забрать,
Заколочена почта, в районе не слышат,
Что деревне без связи опять зимовать.

Связь то есть, вся беда что она на бумаге,
Врыли в поле навес, а под ним телефон,
Только кабель забыли провесть бедолаги,
Говорят что звоните и жалуйтесь в Ростелеком.

Что я все о своем, кушайте, стынет картошка,
Теплый хлеб из печи, мне скотину доить,
Вот еще самогон, наварила немножко,
Все для сына держала, да некому пить.

И течет разговор, с ним сошлись все столетия,
В старой ветхой избе в захолустье веков,
Если есть анальгин, то оставьте, ах дети...
Напеку я вам завтра гречишных блинов.

Крепкий, пряный настой от малины и мяты,
Запьянил, и с ним темы пошли невпопад,
Фотографии в желтом альбоме помятом,
Лица, письма, медали и дальний Сиблаг.

И от горькой слезы что легла на ресницы
У старушки хозяйки, вдруг стало светло.
Мы листали помятые жизни страницы
И вбирали прогретое жизнью тепло.

Замешались те судьбы с опарою ночи,
Их закваску вобрав забродила пурга,
Заметая деревню и чахлую рощу,
Беспощадно, бесследно скрывая в снега.