Наполеон на острове Святой Елены

          Нужно хотеть жить и уметь умирать.
                Наполеон Бонапарт

Муссоны превращаются в пассат,
а, значит, будет новая погода.
Я здесь уже, без малого, полгода,
но Ваша святость, милая Елена,
достаточно условна. Днём плясать
не прекращают волны. Ночь елейно
удваивает скорбь, по меньшей мере,
до очень жгучей. Выбежишь пос*ать -
покажешь всем, на собственном примере,

как встарь теряли признаки ума,
плюс - все приметы признанных приличий.
Но, Боже мой, не так уж я лиричен -
пересекать цветущую лужайку.
Сам спросишь о пророчествах у мар*,
они тебе ответят: "Боже, сжалься!
Ты, не иначе, в собственной Сорбонне,
где чествуешь предутренний туман
капустным древом, жаждущим свободы".

А днём, гоняя вязкую слюну
беззубым ртом, как зверя буйной рощей,
пытаешься смотреть немного проще
на все вопросы, связанные с пленом,
храня под сердцем горную слюду.
Все мысли в голове, сойдясь на пленум,
свиваются в подобье палантина.
Потом снимаешь бежевый сюртук,
но чувство, что снимаешь половину

своих телес. Не хочется роптать
на всех британцев призванных к осаде.
Но я - ропщу. И голос, чем надсадней,
тем больше крики пестуют и лечат.
Мне снится сон, в нём райские врата -
в плену чертей: их икры и предплечья
горят огнём. Вот сон нещадно стынет.
Я просыпаюсь, с криками: о там -
не то, о чём твердят Твои святые!

И вот, с моей податливой руки,
любой мой жест, как письма под копирку,
доносится правительству. Как пить дать! -
намеренно выводят на расстройство
мой слабый дух. Предательства мелки',
когда соратник - дай! да, и раскройся
не за спиной, а на порядок выше.
И под глазами желтые мешки
терзают зренье. Лучшее, что вижу:

прекрасный стан. Прелестное дитя.
О, Бетси! ты отрада старой плоти.
И, видит Бог, что общество не против
прогулок совершаемых, по-детски,
вдоль гордых ив. Нет, нам не запретят
дурачиться! Я - конченый подлец и...
хороший император. Для острастки,
туземцы и когорта негритят
порой кричат забористо о страсти

к моей земле, что терпит столько слов
с уст дураков. О, так ли толерантна
святая рать? Я - в клетке Тамерлана,
и посему Бурбоны не просохнут.
Что я предвижу? Выругавшись зло,
из листьев лавра выпивший подсобник
сплетёт венок, что в майскую субботу
украсит, без того тяжелый лоб
чудовища что жаждало свободы.

*призраки


Рецензии
Жаждало свободы - и так ловко с тем управилось, что успело всю Европу покорить;) Вот, до чего доводит превентивная оборонительная война. Все-таки, параллелизм событий с вековой разницей не дает покоя некоторым, что ищут в истории тайны. Нам же, с высоты прошедших уже двух столетий, когда забылись превратности событий, сопряженных с пороховым гулом или вытканных учтивыми речами на раскрашенной гусиными перьями бумаги, остается... Экзистенция остается: был человек, да перед тем, как весь вышел, успел оставить след в истории. Какой - теперь уж шут не разберет, но явно большой: в учебниках проходят.

Однако большой человек, запертый в клетке уважительного забвения - насмешка? гримаса? пытка? Вроде бы остатки галантного века не были склонны к таким экзерсисам, а век - тогда - грядущий и вовсе кичился своей рациональностью, и кажется странным такое вот. Стык эпох? Или корсиканское чудовище-то корсиканским чудовищем, но, как-никак монарх. Целый император. Не обезглавливать же его: мы ж не революционеры какие-нибудь, но благородные консерваторы...

Однако то - интеллигентские копания, самопорождение остатков образования. Главное: ощутить, хоть так, величие. Павшее, былое - зато избавляет от реальных свершений - но глубоко переживаемое. В общем-то, вполне в духе отечественной думающей публики, в какие бы цвета та себя не окрашивала.

Все в прошлом. Осталось бродить по небольшому парку и, глубоко переживая, глядеть на волны. Особенно когда некая очаровательная бетси под боком и сохраняемые публично приличия придают пряный осенний аромат реальности: не животное какое-нибудь, но благородная руина.

...Остапа несло;) Хороший стих. Спасибо.

Илья Демичев   11.04.2019 08:01     Заявить о нарушении
На это произведение написано 11 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.