Песенка о женском волосе

Никогда позабыть не сумею, -
накануне дорог и тревог
постучался я в дом ворожеи
и шагнул на подгнивший порог.
Может, сдуру, а может, по пьяне –
заблажило тогда расспросить:
кто ж посмеет меня заарканить,
кто ж сумеет меня укротить?!

Оплывали огарки свечей,
и ворожка вещала вполголоса:
«Ты не бойся цепей,
ты не бойся плетей,
опасайся лишь женского волоса!»

Как шаги привидения в склепе,
гулко били под сердце слова:
«Женский волос прочнее, чем цепи,
и надёжнее, чем тетива.
Ты не смейся, - смеяться-то рано, -
ты поверь, ну хотя бы на треть, -
женский волос бесшумней аркана,
беспощадней и злее, чем плеть!

И неважно, какого он цвета,
и неважно, какой он длины:
зазевался – и песенка спета,
полюбил – виноват без вины!
Позабудется слово «свобода»
и разлюбится привкус дорог...
Так пошло на земле год от года,
и бессильны и чёрт здесь, и Бог!»

Я смеялся, и вторило эхо,
даже конь мой презрительно ржал.
Вот помеха – ну просто потеха,
ничего я смешней не слыхал!
3апылили шальные дороги,
завертелись лихие дела...
Я чертоги менял на остроги,
я кричал: «Эх, была – не была!»

Пусть оплыли огарки свечей,
пусть ворожка вещала вполголоса:
«Ты не бойся цепей,
ты не бойся плетей,
опасайся лишь женского волоса!»

И случилось такое однажды,
я споткнулся и замер, дрожа:
нет на свете смертельнее жажды,
нет на свете острее ножа!
3азмеились тяжёлые косы,
оплели, и спасения нет!
...Хоть и вспомнил былые расспросы,
хоть и вспомнил я давний совет...

Позабыл я шальные дороги,
позабросил лихие дела,
и не чудится мне на пороге,
будто конь мой грызёт удила.
Только спьяну кому-то другому,
удалому, как некогда я,
что так рвётся в дорогу из дому,
может быть, расскажу, не тая,

как оплыли огарки свечей,
как ворожка вещала вполголоса:
«Ты не бойся цепей,
ты не бойся плетей,
опасайся лишь женского волоса!»

1992.