Альтернативная история суда

Альтернативных подходов к изучению истории существует несколько, большинство из них основывается на хронологиях, принципиально отличных от той, которая на протяжении двухсот лет переписывается из учебника в учебник. Мы не станем приводить в качестве доводов древние летописи, которые вообще не имели дат, не будем подвергать сомнению обоснованность научных методов датировки старинных артефактов и прочее. Мы лишь прислушаемся к некоторым словам русского языка, которые могут поведать свою историю. И сегодня речь пойдет о суде.

Нам всячески стараются внушить мысль о том, что разделение властей, в частности, отделение судебной инстанции от верховной произошло в глубокой древности. Но размышления о значении и происхождении слов приводят к несколько иным выводам.  Например, в Древней Руси не было специальных судебных органов. Их функции выполняли представители администрации, включая великого князя. Однако существовали специальные должностные лица, помогавшие в отправлении правосудия. Функции восстановления справедливости выполняли также церковь и отдельные феодалы, которые имели право судить зависимых от них людей.

Прислушайтесь, существительные «сударь», «государь» недвусмысленно указывают на привилегию вершить суд обладателями этого «титула». Действительно, их морфемный состав содержит корень «суд» и словообразовательный суффикс «арь», характерный для обозначения людей определенного рода занятий (пахарь, пекарь, писарь, бондарь, золотарь, пономарь, аптекарь, звонарь и т.п.). Таким образом, «сударь» – первоначально человек, который судит, «судья» в современном значении. Слово «правосудие» соединило в себе фразеологизм «правый суд», то есть тот, который осуществлялся по праву занимаемой должности, в отличие от самосуда и неправедного судилища.

Думается, что пока людские сообщества, объединенные единым правлением, были невелики (десятки, может быть, сотни человек), обязанность отправлять правосудие ложилась на правителя, который поэтому и назывался «сударь». В дальнейшем, с увеличением численности населения вообще и подданных в частности, потребовалось обособление института третейского суда. Тогда-то и появилась потребность в обозначении арбитра новой лексемой «судья», чтобы не путать с «сударем», которым стали называть всякого влиятельного мужа высокого рода и звания, господина.
Интересно, что слово «судьба» ранее имело значение «суд», «правосудие», «приговор», и только с распространением христианского миропонимания, укоренения представлений о «страшном суде» стало обозначать, скорее, суд Божий, жребий, выпадающий на долю человека.

Длительное время, вплоть до отмены крепостного права, помещик являлся судьей для своих крестьян. Видимо, поэтому обращение «сударь» было самым распространенным в России вплоть до XX века. Барин определял правого и виноватого, выносил приговор и наказывал за провинности по своему усмотрению, руководствуясь не законом, а доводами своего рассудка. Слова «рассудок», «рассудить», «рассуждение», «обсуждение», «пересуды», «судачить», «судить» (о чем-либо) сформировались, отталкиваясь от судебного процесса, на котором выносились суждения по тем или иным делам.

А как судили? Выслушивали показания свидетелей* и «взвешивали» доводы «за» и «против». Считается, что поэтому неизменным атрибутом суда являются весы. Язык впитал в себя множество понятий, сопряженных с этим мерительным инструментом. Так, мы говорим «веский довод», «весомое доказательство», «взвешенное решение», «легковесное суждение» и пр. Сам судебный процесс на Руси назывался «тяжба». Слово имеет единый корень с составляющими таких выражений как «тяжесть вины», «отягчающее обстоятельство», «тяжкое преступление». Можно добавить фразеологизмы: «Чаша весов склонилась в пользу…», «этот аргумент перевешивает все прочие доводы» и др.

В статье «Как сошлись отвага с подвохом» мы говорили о том, что эпитеты «важный», «уважаемый», «отважный» восходят к «важне» – слову, которым обозначались торговые базарные весы. «Важный» и «веский» в какое-то время были синонимами и до сих пор могут в ряде случаев подменять друг друга.
Слово «важня», по всей видимости, происходит из тюркских языков, где «везне» имеет значение «весы». Тюркское «везне», по мнению языковедов, послужило источником для формирования еще одной лексемы, обозначающей весы, – «безмен». Конструкция безмена представляет коромысло с подвесом, смещенным к одному краю. На короткое плечо рычага подвешивали чашу или крюк для взвешивания, а по длинному плечу с делениями перемещался груз. Еще недавно потомков такой конструкции можно было встретить в медицинских кабинетах, банях и в овощных магазинах. В народном сознании слово «безмен» осмыслялось как «без мены» то есть без разновеса (набора гирек).

Всем известно, что символом правосудия является древнегреческая богиня Фемида, изображаемая с весами в левой руке и мечом – в правой. Однако это не совсем так. Да, весы – древнейшая эмблема меры и справедливости. На весах правосудия балансируют доказательства вины и невиновности («баланс» от французского balance в буквальном смысле – «весы»). Повязка на глазах богини – свидетельство ее непредвзятости и беспристрастности. Но именно наличие повязки, прикрывающей веки, говорит о том, что изображают вовсе не Фемиду, а ее древнеримский аналог – Юстицию. У греков правосудие вершилось с открытыми глазами, а у нас – наследников римского права – вердикт выносится безжалостно, беспощадно и, самое главное, слепо.

Удивительно, но история знает периоды, когда весы в судах были вовсе не аллегорическими, а вполне реальными. На их чаши бросались не свидетельства и доказательства, а ставились сами люди. Так, в Западной Европе во времена охоты на ведьм была распространена практика определять виновность подозреваемой, исходя из массы ее тела. Считалось, что метла ведьмы могла выдерживать определенный вес (до 50 килограммов). Поэтому, если несчастная была легче, это служило неопровержимым доказательством ее связи с нечистой силой.
Так как инквизиторы были уверены, что ведьмы и колдуны весят меньше праведных сограждан, то взвешивали не только подозреваемых, но и тех, кто принимал решение. Например, в городе Аудватере на центральной площади взвешивали присяжных. Благополучно прошедших испытания награждали грамотой, которая подтверждала, что в союзе с бесами они не состоят. В Германии случалось, что бургомистра выбирали путем взвешивания. Этот факт был логичным, потому что городской глава должен иметь вес среди общественности.
В связи с этим на память приходит известный библейский сюжет о Валтасаровом пире, во время которого на стене божественным перстом была начертана надпись: «Мене, мене, текел, упарсин». Вавилонский царь не мог понять смысла написанного и призвал разных ученых мужей, гадателей и толмачей. В результате лишь еврейский праведник Даниил перевел правителю загадочную надпись, которая была ему божественным приговором.
Со времен Елизаветы Петровны слово «упарсин» заменено на «фарес», так что часто эта фраза звучит несколько иначе: «Мене, мене, текел, фарес». Буквальный перевод с арамейского языка гласит: «мина, мина, шекель и полмины», то есть, называются меры веса, применявшиеся в древневосточных странах. Даниил растолковал огненную надпись следующим образом: «Исчислен, взвешен, разделен». Это значит, Бог исчислил значимость царства, взвесил его и нашел очень легким. Владения Валтасара будут разделены и отданы другим властителям. Здесь перед нами снова рисуется образ весов, определяющих дальнейшую судьбу не только отдельного человека, пусть даже царя, но и целого народа.

Думается, что официальная история скрывает или, по крайней мере, не афиширует тот факт, что весы на ранних стадиях формирования судебной системы были необходимым инструментом принятия решений. Например, кто из представших пред ликом «государя» вносил большую мзду, тот и признавался победившим в публичном споре. А скорее всего, тяжесть преступления искупалась соответствующим воздаянием, то есть за определенный проступок можно было заплатить не только кровью, свободой или частью тела, но и выкупить вину по установленному тарифу. Если преступник был платежеспособен, то мог внести плату в казну и тем самым освободить себя от физической ответственности. И в наше время залог является одной из мер пресечения, применяемой в отношении подозреваемого и обвиняемого в правонарушении. Не является ли это отголоском древнего обычая, дающего возможностью откупиться от более жестокого наказания? Платить можно было не только монетой, но и другими материальными ценностями: зерном, пушниной, вином, маслом или, что там было в ходу. Вот для этого в суде и устанавливали весы – для измерения объема выкупа**. Отсюда и пошли выражения: «искупить вину», «искупление грехов» и пр.

Возможно, такое положение дел современному читателю покажется наивным и неправдоподобным, но оно ничуть не более феерично, чем факты взвешивания присяжных или подсудимых, которые являются достоянием даже не древних времен, а позднего средневековья.
В древнерусской истории слово «суд» впервые упоминается в Уставе князя Владимира Святославовича «О десятинах, судах и людях церковных». Владимир Святославович – это тот самый Великий князь Киевский, при котором состоялось крещение Руси. Точная дата принятия Устава историками не определена, но исследователи событий той эпохи относят его появление к первым годам XI века.
Об особенностях принятия решений в судах того периода говорят такие факты. При ограниченном количестве судебных доказательств по решению суда применялись роты («присяги») и ордалии (испытания железом и водой). О последних мы знаем лишь по западным источникам, ибо прямых свидетельств об ордалиях на Руси нет. При испытании железом о виновности испытуемого судили по характеру ожога от раскаленного металла; при испытании водой подозреваемого, связанного особым образом, погружали в воду, если он тонул, то признавался виновным. Ордалии считались божьим судом.

Возможно, что уже в древности на Руси при недостаточности доказательств для окончательного выяснения истины применялся судебный поединок, но сведения о нём сохранились лишь от более позднего времени. Суд поединком на Руси назывался «поле». Такие общие представления о древнерусском праве, о процессуальных судебных нормах дают нам Русская Правда и другие источники. https://studfiles.net/preview/1853746/
 
Но давайте продолжим разговор о весах как инструменте вынесения вердикта. Та модификация, которую держит в левой руке Юстиция, представляет равноплечные рычажные весы с подвесными чашами. Конструкция небольшого размера вполне подходит для взвешивания мелких предметов и сыпучих веществ, например, ингредиентов для микстур и порошков в аптеке или для определения веса драгоценных камней и металлов и т.д. Но вряд ли такие весы могли быть использованы для взвешивания человека. Скорее всего, их размер был существенно больше, и та их часть, которую мы привычно называем «чашами» могла назваться как-то по-другому, например, «купами» (см. примечание **) или «судами».

К такому предположению подводит то, что слова «суд» с одной стороны, и «сосуд», «посуда», «судок», «судно» с другой, признаются лингвистами родственными, но разошедшимися по смыслу в глубокой древности. Как видим, во втором лексическом гнезде отсутствует начальная форма. Существительное «суд» в этом значении до наших дней не дошло, но то, что оно непременно должно было существовать, не вызывает сомнений. «Со-суд»: «со» – приставка, «суд» – корень; «по-суд-а»: «по» – приставка, «суд» – корень, «а» – окончание женского рода, «суд-ок» (соусник): «суд» – корень, «ок» – уменьшительный суффикс. В слово «судно» влезла некая непонятная морфема «н», то ли суффикс, то ли, что-то другое, но во множественном числе – «суда» – ее нет. К тому же до сих пор моряки и речники называют корабли посудинами. Видимо, в этом заключается не просто самоирония, но глубокое этимологическое свидетельство. «Суд» в значении «бочка, чан, сосуд» сохранилось у славянских народов: чехов, словаков, словенцев, сербов, хорватов.
Вполне возможно, что первые «корабли» представляли что-то вроде бочек, чанов или лоханей, просмоленных деревянных корыт. Ну, почти как у Пушкина в Сказке о царе Салтане.
Вот так, и само слово «суд»*** может указывать на происхождение от того символа, который до наших дней украшает эмблемы всех судов России и не только.

* «Свидетель» вначале было «сведетель», то есть тот, кто обладает сведениями. В Русской Правде предусматривалась определенная система доказательств, включавшая и свидетельские показания. В ней различались две категории свидетелей — видоки и послухи. Видоки являлись очевидцами происшествия, т.е. фактически свидетелями в современном смысле слова. Послухи представляли собой лиц, которые слышали о случившемся от кого-либо, т.е. они располагали косвенной информацией. И те, и другие были сведетелями.
** Слова «выкуп», «покупка», «купец» и пр. имеют довольно сомнительную этимологию. В частности, некоторые лингвисты считают их родственными существительному «купа» (куча). То есть покупать – это как бы присовокуплять нечто к имеющейся купе, кипе, куче.
Однако в русский язык давным-давно проник паронимичный латинский корень «куп(б)», обозначающий бочку, лохань или что-то подобное. Подробнее о нем можно прочитать в ст. «Какова форма куба?». Родственные слова: «кубок», «купель», «купол», «откупоривать», «кубарем» и пр.
Можно предположить, что вместо чаш на больших весах в присутственных местах размещались купы (бочки), в которые и насыпались (наваливались, накладывались) ценности для искупления вины.
*** Лингвисты согласились считать, что первоначальное «судъ» сложилось из предлога «су» и индоевропейского существительного *«dhos» (из «dhe», которое мы видим в словах «дело», «деть»). Значение было – «со-деянное». Но это могло быть понято и как «то, что сделано совместно», как «общее решение, суждение» и как «с(о)-деланный сосуд». Такая версия, на мой взгляд, не менее фантастична, чем предложенная выше.