Самое страшное стихотворение - 1

К 50-летию со дня подписания Договора о нераспространении ядерного оружия.

*) В заключительной части - разбор стихотворения и комментарии.

                - 1 -

- Оставьте вы в покое Макса, сколько можно!
- Да мы только спросили его про эту, как её... а, вот: микротональную прогрессию!
- Макс подбирает примеры... Сейчас, сейчас, слушайте!
- Вы что, тупые? Он же устал, в ритм не попадает...

Макс — композитор, аранжировщик и замечательный исполнитель, играет на десяти инструментах, а если очень попросить, то и на шестнадцати. А виртуозности его  игры позавидует любой музыкант, любой оркестр. Ещё — талантливый организатор, центр всеобщего притяжения. Скажете, так не бывает — чтобы всё одновременно? Но если вы когда-нибудь попадёте в нашу студию, как раз после репетиции, или, вместе с десятком возбуждённых фанатов, на арт-встречу, вас охотно познакомят.

Дело в том, что Макс — это... да-да, настоящий, самый настоящий нейрокомпьютер! Именно он командует всей студийной электроникой. И не только.

Отслуживший на невидимых фронтах холодной войны и списанный после завершения операций, он был передан нашей студии одним серьёзным ведомством как «поощрение за выступления на чествованиях ветеранов и успехи в деле музыкально-патриотического воспитания подрастающего поколения», и вообще — в качестве покровительства музам, чем особенно славится это ведомство. Так Макс появился в студии.

Даже отключённый от исполнительных каналов, лишённый специальных интерфейсов, с затёртой памятью и заглушками на месте кассет для боевых алгоритмов, он производил сильное впечатление. В своём серебристом профилированном кейсе, весь опоясанный трубками охлаждения, Макс походил на отставного генерала, который оказался на мирном поприще, но и здесь продолжает нести службу.

Удивительно быстро освоил он новую для себя сферу музыкальной алгоритмики, да так, что  все наши синтезаторы, микшеры и клавиатуры, эта разнородная студийная компания, безоговорочно признала Макса главнокомандующим. Под его управлением арт-проекты незаметно обрели невиданную до того уравновешенность и целеустремлённость. Популярность студии росла, фанаты боролись за право попасть на репетиции и увлекательные арт-встречи, спонсоры блаженствовали.

Сегодня, субботним майским утром, на прогоне праздничной программы, когда грохочущий музыкальный экспресс, торжествуя, нёсся к апофеозу, случился непредвиденный и досадный сбой. Макс закопался в своих же сложных построениях — перепутал каналы, сбил ритм, не успел вернуться к базовым настройкам,  и... вся тщательно расписанная по долям секунды программа, на глазах уже готовой взорваться восторженными кликами приглашенной публики, в мгновенье ока превратилась в облако разлетающихся  обломков!

Дикими котами взвыли и разбежались по зависшим трекам аналоговые тембры, истерично захохотал хай-хэт, и, выбирая из буфера последние биты, шарахнула и затихла растерянно автоматическая ударная установка...

Великолепный музыкальный экспресс на полном ходу врезался в гробовую тишину. Фсёёё...

Внезапная остановка музотроники за секунду до кульминации оглушила присутствующих и повергла в истерику вокалистку. Сделав экспрессивный жест в адрес суперкомпьютера, она манерно удалилась, сопровождаемая клавишником и басистом. Донеслось что-то вроде «...я же говорил, нельзя в конце так наслаивать» и «..под запись-то всегда надежнее, только время потеряли».

Фанаты, не пропускающие ни одной нашей репетиции, восторженно переглядывались — такое не часто увидишь, вот будет, что рассказать!  И показать — полутьма перед площадкой вспыхивала блёстками объективов, возбуждённые смартфоны и видеокамеры соперничали за выгодный ракурс.

Было смутное подозрение, что весь этот конфуз — спланированное дело рук Макса, точнее — его нейронно-электронных алгоритмов, которым, как мне показалось, чем-то не угодила приглашённая вокалистка и что-то не понравилось в финальной композиции, которую нам упорно навязывал спонсор. Со спонсором пришлось согласиться, но Макс, видимо, решил взять на себя роль чёрного учителя.

Что ж, у него получилось! Каким-то непостижимым образом у Макса всегда всё получалось — дьявольская адаптивная машина была неимоверно быстрой, блистательной и непредсказуемой. Видимо, в своё время был он для кого-то опасным противником.

А пока, пользуясь редкой возможностью —  незапланированным перерывом и всеобщим замешательством, Макса обступили несколько парней. С юношеской бесцеремонностью добивались они от уставшей машины ответов на где-то вычитанные задачи по музыкальной математике.

Такое бесчувственное отношение к всеобщему любимцу и кумиру было явно не по душе двум подружкам экстравагантно-модельного вида  — они, стоя рядом, перешёптывались, возмущённо жестикулировали и посылали вопросительные взгляды в мою сторону, призывая вмешаться. Но мне, пребывающему в расстроенной задумчивости о последствиях случившегося для студии и для себя лично, было не до них. Музыкальные парни тоже не обращали внимания на девчонок и продолжали терзать Макса своей додекафонией.

Тогда одна них, с чисто фанатским именем Вельта, внезапно решившись, громко произнесла, вне всякой связи с чем-либо предыдущим, нечто такое, что в итоге самым удивительным образом сказалось на судьбе зависшего проекта.