сфера обаняния

Моими слезами пахнет любая твоя рубашка, особенно та, какая тебе еще большевата. И звонкая погремушка, изодранная мордашка,
и муха на солнце - все не разобрано аккуратно, а скомкано - лапки, лапки, поломанные пластины
мои ногтевые, пластик и ягодноволчий бисер. Моими руками пахнут все дни твои световые,
а что до ночей, то ночи от рук моих не зависят.

Как так, спросишь? Да ты знаешь, игрушечный мой, казенный, мордашки твоих мартышек все окна мне заморгали - ревную, бушую, снова царапаю им глазенки, а после ползу по стенке и тихо себя ругаю, а после горю на досках безжизненных антимоний, а после я просыпаюсь и в раковину рыдаю. Твоими словами пахнут извечной моей гармони
меха, погремушки, бисер, который не собираю.

Но вот же какая проза, но вот же какая жалость - все запахи ветром сдует, размоет  и обескровит, потрескаются причины все помнить, не сомневаясь, но ты мне, кажись, приснишься на льдине или в жаровне, единственный мой, в рубашке, какая тебе большая, но это ли важно, если рука в рукаве пригрелась? На льдине или в жаровне ничто так не утешает как этот фантомный запах любимого насквозь тела.