тёмно-карие вежды

Январь. За ним опять весенний ветер играет, затихая, в волосах. И в этот чуть холодный зимний вечер ищу в знакомых новые глаза. Но в этих поисках, заведомо бесплодных, я забываю вновь, куда идти.

Штурмует плоть пугающим ознобом, грозится в сердце змеем заползти этот несчастный донельзя и жалкий (кем надо быть, чтоб так усугублять?), приникший к уху влажными губами, укор, что явно создан покорять. «Ну что, довольна? Ты её убила. А я просил немножко подождать. Признайся, есть же веская причина, чтоб так бездарно даром убивать.»

И снова больно стрелы режут рёбра. Я нашпигована, как молодой олень.

Она берёт стрелу со взглядом кобры, и тетива поёт в тени ветвей.

Я на колени падаю покорно.

Укор со страхом смотрит на неё. «Опять попала. Может быть, довольно?..»  Она молчит, нацелив остриё.

Но вдруг непокорёнными губами к моим почти затравленным губам без тени жалости победно приникает наверно тот, кому я всё теперь отдам.

«И сколько ты взяла за это сердце? — он больше не боится. Он кричит. — Да ты хоть знаешь?! Это хуже смерти!» Любовь в ответ пристыженно молчит. Укор уколом проникает в тело, стрела срывается с тугой цепи, вновь разделяя два невинных тела, и мы немы, ведь эти «мы» — не мы.  Глаза его презрительно знакомы и ветер в волосах так гадко свеж... упали острозубые оковы, и я спаслась от тёмно-карих вежд.