Америка. Пророчество

Уильям Блейк, 1793

ПРЕДВАРЕНИЕ

Призрачная дочь Уртоны стояла перед алым Орком.
Четырнадцать солнц едва передвигались вокруг его темного жилища.
Она принесла ему пищу в железных корзинах, воду – в чашах из железа.
Увенчанная шлемом и черными волосами стояла безымянная.
Колчан с горящими запасами был у нее, и лук, подобный ночи,
Чума изливалась с небес. Другого вооружения не нужно ей было.
Неуязвимая, хотя и нагая, убереженная там, где облака ходят вокруг ее чресл,
Ужасные складки которых были в темном воздухе. Стояла она молчаливо, как ночь.
И никогда, с ее железного языка, не смогут слететь ни глас, ни звук.
Но нема она была, вплоть до того ужасного дня, когда Орк испытал свои жестокие объятия.

Темная дева – произнес длинноволосый юноша – твой отец суров и отвратителен.
Он укрепляет мои десятикратные цепи, однако мой дух продолжает высоко парить.
Порой орел прокричит в небе,порой лев
Начнет рыскать по горам, а иногда я бичую кита
В бушующей бездонной пропасти. Сейчас змей сложился
Вокруг колонн Уртоны и вокруг твоих темных членов.
В Канадских дебрях я свернулся, и слабых дух мой тоже.
Для закованных внизу я разрываю эти пещеры. Когда приносишь мне пищу,
Я вою от радости! И мои красные очи ищут твоего лица
В тщете! Эти облака ходят туда и сюда, и скрывают тебя от моего взора.
Тихо, как отчаянная любовь, и сильная, как ревность,
Волосатые плечи разрывают звенья, но огненные запястья мои свободны.
Вокруг ужасающих чресл он заточил задыхающуюся, борющуюся утробу.
Вот радость — она отбросила свои облака и улыбнулась мне своей перворожденной улыбкой,
И тогда черное облако показало свои перуны тихой глубине.»

И когда она увидела ужасного мальчика, прорвался девственный крик

«Я знаю тебя, я нашла тебя, и я не позволю тебе уйти.
Твое искусство есть образ Божий, что обитает во тьма Африки.
И твое искусство обречено дать мне жизнь в областях мрачной смерти.
На моих Американских просторах я чувствую борющиеся горести,
Произведенные корнями, что питают свои руки в нижайшей глубине.
Я вижу змея в Канаде, что судит меня своей любовью.
В Мексике Орел, и Лев в Перу;
Я вижу Кита в Южном море, испивающего мою душу.
О как сильна разрывающая боль в членах. Твой огонь и мой хлад
Смешаны в ревущей боли, в моих бороздах твоими разрывающими молниями.
Это вечная смерть и это долгое мучение было предречено.»

(Суровый Бард, заточенный и опозоренный своей же песнью, разъяренно он содрогнулся
И его арфа зазвучала. Затем он очертил сияющую раму напротив
Сверкавших осколков разрушенных колонн. В молчании он отвернулся
И блуждал по долинам Кента в болезненных и тоскливых скорбях).


ПРОРОЧЕСТВО
Защитник-Принц Альбиона горел под своим ночным навесом,
Угрюмые огни чрез Атлантику сияли в сторону берегов Америки:
Пронзая души воинственных мужей, что восстали в тихой ночи,
Вашингтон, Франклин, Пейн, Уоррен, Гейтс, Хэнкок и Грин
Встретились на берегу, полыхающем кровью огненного Принца Альбиона.

Вашингтон промолвил: «Друзья Америки, взгляните на Атлантическое море!
Согнутый лук поднят на небеса и железная тяжелая цепь
Спускается вниз, звено за звеном, с утесов Альбиона чрез море, чтобы связать
Братьев и сыновей Америки, до тех пор, пока не пожелтеют и не побледнеют наши лики,
Пока не лишимся голов, не ослабеют голоса, не опустятся глаза, не отсохнут руки,
Не будут кровоточить ноги на знойных песках, и борозды от кнута
Сойдут у поколений, которые в будущих временах забудут это» –

Звучный голос умолк. Ужасный взрыв охватил волнующееся море.
Разрывались восточные облака — на утесах своих стоял гневный Принц Альбиона
В облике драконьем. Грохочущий чешуями, в полуночи восстал он.
И воспламенил красные метеоры в земле Альбиона под собой.
Его глас, его волосы, его ужасающие плечи и его горящие глаза
Предстали перед Американцами в туманной ночи.

Торжественно поднялись волны Атлантики посреди мрачных народов,
Истекая, изрыгаясь из его глубоких алых туч и бушующих огней!
Болен Альбион, Америка в обмороке, восстал разгневанный Зенит!
Как кровь человека струится своими венами вокруг сферических небес,
Так красные облака встают с Атлантики в громадных колесах крови.
И в красных облаках восстает Изумление над Атлантическим морем,
Неистовое и Нагое! Огонь Человеческий полыхает яростно, как клин
Железный, раскаленный в печи. Его страшные члены там, где огонь
С мириадами туманных ужасов знаменами темными и башнями
Окруженный. Раскаленный, но без света, прошел клин через мрачную атмосферу.

Король Англии смотрел на запад и дрожал, созерцая сие видение.

Ангел Альбиона стоял рядом с Камнем ночи, и видел
Ужас, комете подобный, или скорее алой планете,
Что однажды скрывала ужасные блуждающие кометы в своей атмосфере.
Тогда Марс был нашим центром и три планеты пролетели вокруг
Твоего алого диска. И Солнце было удалено с его красной сферы.
Призрак светился своей ужасающей длиной, протравливая длинное святилище
Лучами крови и затем глас явился и сотряс святилище.
«Утро придет, ночь разложится, дозорные покинут свои посты
Могилы будут разорены, ладаны иссохнут, холсты свернутся;
Будут кости мертвецов, покрытые глиной, и иссохшие сухожилия.
Возрождающая встряска, вдохновляющее движение, дышащее! Просыпающееся!
Бьют ключом как искупленные пленники, когда их узы и брусья лопнули.
Пусть слуга мелет на мельнице, выбегая в поле,
Пусть он посмотрит на небеса и засмеётся на чистом воздухе.
Пусть раскованная душа будет заключена во тьме и в пении.
Лица, которые ни разу не видели улыбки за тридцать трудных лет.
Встань и оглянись, цепи разболтаны, двери темницы открыты.
И пусть жена его и дети возвратятся от угнетающих бедствий.
Они оглядываются назад при каждом шаге и считают, что это сон.
Они поют. Солнце покинуло свою темноту и нашлось в посвежевшем утре,
И белокурая Луна ликует в чистой и безоблачной ночи.
Ведь нет Империи больше, и теперь Лев и Волк утихнут.»

В громах прекратился глас. Тогда Ангел Альбиона гневно полыхал
Рядом с Ночным Камнем. И как Вечные Львы воют
От голода на войне, так отвечал: «Ты не Орк, что змее подобный
Стоишь у врат Энитхармон, чтобы пожирать ее детей.
Богохульный Демон, Антихрист, ненавистник Добродетелей,
Любитель дикого восстания и переворачиватель Божьих Законов!
Почему ты являешься перед очами Ангелов в такой ужасающей форме?»

Ужас отвечал: «Я Орк, что оплетен был вокруг проклятого древа.
Времена кончились, и тени прошли через утренние засовы, чтобы сломать их;
Огненная радость, которую Уризен извратил до десяти указов,
Ночью привел он звездное войско через широкую пустыню.
Этот окаменевший закон я низвергаю в пыль, и развеиваю религию
По четырем ветрам как разорванную книгу, и никто более не соберет обрывки.
Будут они гнить в пустынных песках и будут сожраны они в бездонных глубинах,
Дабы сделать пустыни садами и глубины превратить в их фонтаны,
И обновить огненную радость и взорвать каменную книгу.
Бледное религиозное распутство, ищущее Девственности,
Что может быть найдена в распутнице и грубо одетой честности,
Непобедимой, но опороченной в ее колыбели ночью и утром.
И всякая жизнь священнаа, жизнь наслаждается в жизни.
Потому что душа нежного восторга никогда не будет побежденной.
Пожары разрывают земной шар, но человек еще не поглощен.
Он ходит посреди этих страстных огней, его стопы становятся подобны латуни,
Его колени и бедра – серебру, а грудь и голова его – золоту.

Звук! Звук! Мои громкие боевые трубы и встревоженные мои Тринадцать Ангелов!
Громко воет вечный Волк! Вечный Лев бьет своим хвостом!
Америка в темноте, и мои карающие Демоны напуганы,
Пресмыкаются, воя, прежде чем их глубокие пещеры высохнут, как кожи на ветру.
Они не могут поразить пшеницу и не могут погасить упитанность земли.
Они не могут поразить печалями и не могут подчинить себе плуг и лопату.
Они не могут обнести стеной город и не могут обнести рвом замок князей.
Они не могут принести выкорчеванный дуб, чтобы засадить холмы,
Ибо страшные люди стоят на брегах, и в их одеяниях я вижу
Детей, ищущих укрытия от молний, где стоит Вашингтон,
Пейн и Уоррен, поднимая чела свои в сторону востока,
Но тучи затеняют мой старый взгляд! Видение издалека!
Звук! Звук! Мои громкие боевые трубы и встревоженные мои Тринадцать Ангелов.
Видение издалека! Мятежный образ, рвущий древний
Небеса, Вечный Аспид, самообноляющийся, ходит в облаках.
Я вижу в густых облаках и темноте на береге Америки.
Изнурительные муки отвратительного рождения красного пламя мятежного гребня,
И кануны смерти. Блудницы лоно открыто напрасно.
Тянутся в огромных кругах, теперь времена возвращаются к тебе,
Пожиратель своих родителей, теперь твои неописуемые мучения обновятся.
Звук! Звук! Мои громкие боевые трубы и встревоженные мои Тринадцать Ангелов.
Ах, ужасное рождение! Юнец разрывается! Где же вопящий рот?
И где же молоко матери? Вместо – эти вечношипящие челюсти
И пересохшие губы, роняющие свежую плоть. Пройдись теперь в облаках
Твоя матерь протянулась над берегом внизу.
Звук! Звук! Мои громкие боевые трубы и встревоженные мои Тринадцать Ангелов:
Громко воет вечный Волк! Вечный Лев бьет своим хвостом!»

Так причитал глас Ангела, и причитал он ужасающими разрываниями
Труб, бьюзими громкую тревогу над всей глубиной Атлантики.
Не отвечали трубы, не было ответа рожка или дудки,
Молчаливыми остались Колонии и отвергли громкую тревогу.

Эти обширные и тенистые холмах между берегом Америки и Альбиона
Теперь отделены Атлантическим морем. Раньше их называли Атлантическими холмами,
Ведь с их светлых вершин можно было перейти в Золотой мир,
В древний чертог, прообраз могущественных империй,
Культивирующие свои бессмертные вершины, возведенные в чаще Бога,
Королем красоты Аристоном для своей похищенной невесты.

Здесь, на своих волшебных местах, восседали возмущенные тринадцать Ангелов,
И облака Атлантики зависли над торжественной крышей.

Огненные Ангелы поднялись и тут же cильные громы прокатились
Над их берегами. Негодование горело огнями Орка,
И Бостонский Ангел громко прокричал, когда они пролетели сквозь темную ночь.

«Почему колеблется честность и, аки убийца,
Почему ищет он укрытия от хмурости своего бессмертного места!
Он должен истово дрожать и оставить свою радость, для праздности, для мора!
Этот оскорбляет его? Кто приказывал это? Какое Божество? Какой Ангел?
Удерживать обильного от переживания до тех пор, пока скудные
Являются безудержными исполнителями энергий природы.
Пока жалость не стала торговлей, а щедрость – наукой,
Эти люди богатеют, и песчаные пустыни отданы сильным.
Что это за Бог, пишущий законы мира и одетый в бурю?
Что это за сожалеющий Ангел, вожделеющий слез, и распаляющий себя вздохами?
Что это за крадущийся злодей, проповедующий воздержание, обернутый сам
В жиры ягнят? Не последую я за ним, не буду более платить за покорность.»

Так он кричал, разрывая свои одежды и отбросив свой скипетр.
Перед взором Защитника Альбиона и все тринадцать Ангелов
Разорвали свои одежды, отдав их голодному ветру, и отбросили свои златые скипетры
Вниз, на землю Америки. Негодующие они спустились
Опрометью со своих высочайших высот, спускаясь быстро, как огни
Над землею. Их очертания, нагие и горящие, были видны
Стоявшим в глубокой темноте Вашингтону, Пейну и Уоррену.
И закрученное пламя, яростно ревущее в темной ночи,
Стояло перед красным Демоном, что полыхал над Америкой.
В черном дыму громы и громкие порывы веселились в своих кошмарах,
Прорываясь в дымные круги из диких глубин, густо собираясь
В огни, как в печах, на земляъ от Севера до Юга.

В такое время тринадцать Губернаторов, посланы были Англией
В дом Бернарда. Пламя покрывало землю, а они сокрушались и рыдали.
Потрясая своими ментальными оковами, они мчались в ярости к морю
Чтобы прекратить свои страдания. К ногам Вашингтона упали,
Они пресмыкались в песке и корчились, лежащие, пока все
Британские солдаты не воззвали через все тринадцать штатов криком
Страданий. Побросали они мечи и мушкеты на землю, и побежали
Из лагерей и темных замков, в поисках укрытия
От мрачных огней и от видений Орка, под взглядами
Ангела Альбиона. Кто разъярил его тайные тучи, открытые
От севера к югу, и сожгли на протяженных крыльях, полных гнева,
Восточное небо, распространяя свои ужасные крыльях по всем небесам?
Под ним проносились его многочисленные хозяева, и все Ангелы Альбиона укрепились,
Затемняя Атлантические горы, и их трубы сотрясали долины,
Вооруженные земными болезнями, чтобы сбросить их над Бездной
Количеством в сорок миллионов, и сходились они в восточных небесах.

В пламени стояли и лицезрели армии, растянутые в небесах,
Вашингтон, Франклин, Пейн и Уоррен, Аллен, Гейтс и Ли.
И слышали глас Ангела Альбиона, раздающий громогласные приказы.
Его моры, послушные его голосу, изливались с туч,
Устремляясь к Америке бурею, чтобы вырезать их
Как болезнь вырезает кукурузу, когда она начинает проклевываться.
Тьмой было небо наверху, и холодная и тяжелая земля под нею;
И как чумной ветер, полный насекомых, вырезало людей и зверей;
И как море затапливает землю в день землетрясения.

Гнев, Ярость и Безумие пронеслись в ветре над Америкой!
И алые огни Орка, что свернулись свирепо вокруг
Разгневанных берегов, и неистовое бежали жители.
Жители Нью-Йорка побросали свои книги и заперли свои сейфы.
Моряки Бостона бросили свои якоря и спешно разгружаются.
Писец Пенсильвании бросил свое перо на землю.
И строитель Вирджинии отбросил в страхе свой молот.

Тогда Америка была потеряна, затопленная Атлантикой,
И Земля лишилась еще одной части бесконечного.
Но все устремились вместе в ночь, в гневе и яростном огне
Бушевали красные пожары! Пошатнулись моры, и откатились назад в гневе

На Ангелов Альбиона. И началась Чума в красных прожилках
В членах Защитника Альбиона, бубонная чума поразила Бристольцев
И Проказа – Дух Лондонцев, отравляя все их отряды.
Из их миллионов вырвался вопль мучения, и побросали они свои кольчуги,
И бросили свои мечи и копья на землю, и стояли голой множественностью.
Защитник Альбиона замучен был в восточном небе.
Бледная дрожание его сверкающих глаз у мозга и скрежет зубовный.
Воющие и дрожащие ноги его разрывались, судороги в каждой мышце и жиле его.
Поруганный лежал Хранитель Лондона, и также древний рукоположенный в сан Йорк.
Их головы на заснеженных холмах, их лейтенанты чахнут в небесах,
Язвы расползаются по горящим ветрам, ведомые огнями Орка,
И неистовыми Американцами, которые все вместе гнали в ночи.
Ведомые Защитниками Ирландии, Шотландии и Уэльса,
Они покрылись язвами, покинули свои границы и их знамена уничтожены
Адским пламенем. Обезображены их древние небеса позором и горем.
Укрывшись под навесами, Бард Альбиона почувствовал чудовищные язвы.
И покрытие из плоти выросло над головой, и чешуя покрыла его спину и ребра.
И грубыми черными чешуями Ангелы потрясли свои древние небеса.
Двери бракосочетание открыты, и Жрецы в шуршании чешуй
Обернулись в оперение гадов, укрываясь от огней Орка.
Они забавлялись вокруг золотых крыш, в венках жестоких желаний,
Оставляя женщин нагими и пылающую страстями молодежь.

И женские духи мертвых умилялись в узах религии,
Устремлялись прочь от краснеющих оков, и в длинных вытянутых арках восседали.
Они чувствовали, что нервы молодежи обновлены, и желания древних времен
Появлялись вокруг их бледных членов, как лоза, когда появляется нежный виноград.

Над холмами, долинами, городами бушевало красное неистовое пламя.
Небеса плавились от севера до юга. и тогда Уризен, что сидел
Над всеми небесами, разразился громами, возникла его безобразная голова
Из его святилища, его слезы в жалобном потоке
Низвергались в глубочайшей величественности! Отмеченные серыми снегами
И громовыми взорами, его ревнивые крылья всколыхнулись над глубинами.
Рыдая в печали, в воющем горе, спускался он темный, с плачем
К разбитым знаменам, одетый в слезы и в дрожащий пронизывающий озноб.
Свои оберегаемые им снега излил, а ледяные склады свои
Он отворил над бездной, и покрылось дрожью белое Атлантическое море.
Прокажены конечности его, сплошь белые, и сед был вид его.
Плача в воющем горе перед неумолимыми Американцами
Сокрыл он красного Демона тучами и хладными туманами с земли.
И должны будут Ангелы и слабые мужи двенадцать лет управлять сильными,
А когда наступит конец срока, тогда Франция примет свет Демона.

Жестокие содрогание потрясали тяжелые престолы! Франция, Испания и Италия,
В ужасе смотрели на отряды Альбиона и на древних Защитников,
Распадающихся на части, пораженных собственными же язвами.
Они медленно двигались, чтобы запереть пять врат, что устроены законом небесным
И наполнены поразительными фантазиями и ржавчиной отчаяния
Жестокой болезнью и страстью, неспособными остановить пожары Орка.
Но пять врат были сожжены, их болты и шарниры расплавились,
И жестокие огни сжигали все вокруг небес и вокруг людских обителей.