Превращение II

   Лица девушки он не видел, чувствовал лишь, что она крепко держит его за руку и ведёт куда-то вниз по узкой тропинке. Вокруг были густые заросли, но странное дело - ни одна ветка не коснулась его лица или тела. "Наверное, это сон" - подумал он и тут они вышли на лужайку. Высокий двухэтажный дом, обвитый плющом, темнел на фоне быстро разрастающегося заката. Вдали пламенели верхушки гор. Девушка, по-прежнему не открывая лица, подала ему высокий бокал. Жидкость в нём была причудливого жёлто-оранжевого цвета и странно пахла. Он вдруг почувствовал сильную жажду и в несколько глотков осушил бокал. Вкус вспыхнул на мгновение на самом кончике языка и тут же исчез, словно это была простая вода. И тут впервые он услышал голос девушки. Она смеялась.
   Мир неожиданно начал меняться - цвета стали более приглушёнными, дом скрылся за стеной из тёмно-зелёного плюща и обрёл запах. Всё стало незнакомым и подозрительным. И, самое главное -  он почувствовал, что изменился не только мир, а он сам.
   Вдруг откуда-то появилось седло и его стали прилаживать ему на спину, на голове закрепили уздечку, в рот вставили мундштук и это возникшее неудобство и резкий металлический привкус пробудили его к сопротивлению. Он попробовал сказать всё, что он думает о происходящем, но услышал только лёгкое всхрапывание. Девушка погладила его по морде, а именно так он стал ощущать своё вытянувшееся вперёд лицо и, смеясь, сказала - "Сейчас, мой славный, ты покажешь всю прыть, на которую способен". Из дома вышла женщина в высоких сапогах со шпорами. И он, к стыду или к ужасу своему, узнал в ней соседку с пятого этажа. Эта фигуристая и несомненно красивая женщина ровно в 7.30 утра с понедельника по пятницу спускалась с верхнего пятого этажа, сея панику в мужских рядах. У одних - более молодых - эта паника прорастала джунглями непристойных образов, у других - особей старшего поколения - образы, увы, тонули в болоте старческого недовольства. И пока первые вслушивались в волнующее стаккато высоких каблуков с металлическими набойками, вторые шипели за дверью, обещая пожаловаться куда следует за злостное нарушение закона о тишине. И вот теперь эта утренняя мечта приближалась к нему, постукивая упругим хлыстиком по голенищам высоких сапог. И только сейчас он вдруг понял, что и седло сидит ладно на его широкой спине, и сам он крепко стоит на четырёх ногах. И жаждет умчать эту роскошную красавицу к далёким горам. И вообще куда она пожелает.
   Дама дала ему шенкелей и он, словно  занимался этим всю свою долгую и нелепую жизнь, помчался по тропинке вниз. В долину, наполненную травами, цветами и ручьями. Наездница умело управляла им, то натягивая поводья, то пришпоривая, когда ей хотелось бОльших усилий с его стороны. Иногда в ход шёл и хлыст, дабы он не ленился, а быстрее взбирался по крутому склону. Скоро совсем стемнело и к дому они возвращались почти в полной темноте. Дорогу он помнил безошибочно.  И откуда-то пришла уверенность, что он здесь знает каждую тропинку и склон. И, когда они доберутся до дома, хозяйка даст ему несколько кусочков сахара. И он не ошибся.
Правда, сказать  сколько точно она ему дала кусочков - три или четыре -  было затруднительно, счёт давался уже с трудом.
   Он проснулся от зародившегося где-то на небесах привычного по будням цокота каблуков. Соседка с пятого этажа начала свое нисхождение в мир. "Боже, ну приснится же такое" - почти вслух воскликнул он, припоминая события из своего сновидения. Он выбрался из теплой постели в прохладу полутёмной комнаты, чтобы привычно выглянуть в дверной "глазок" и удостовериться, что красота незыблема и удивительна как всегда. Но лёгкое прикосновение к бедру вдруг вызвало болезненное ощущение. Он включил свет и увидел на ногах покрытые тонкой уже подсохшей корочкой следы от шпор. Он никогда не видел таких следов. Но почему-то узнал сразу.
   И тут же услышал тишину. Цокот каблуков неожиданно остановился на его лестничной площадке. Прямо перед его дверью. И раздался звонок. Он открыл, женщина держала в руке хлыстик и ждала. Он снял со стены седло и пошел за ней. К цокоту её каблуков добавился цокот его копыт.