Эльфийский вопрос. Глава 18

Змей Горыныч 3 - http://www.stihi.ru/avtor/triptih1
И Людмила Губанова


Джек не шевелился.
- Витус! Бегом сюда! Джеку плохо!
Туссер мигом оказался под носом у Джека.
- Дышит… не дышит... дышит, но лениво! - констатировал он. - Сердце! Ты чего ему делала?
Глотая слезы, я сказала:
- Да ничего такого я не делала... заклинание на сохранение энергии...
- Богиня! Да ты ж его угробила! - рявкнул туссер. - Хотя... это может и хорошо... теперь у меня соперником меньше будет... - и взвыл от боли. - Уж и пошутить нельзя?
- Я тебе еще добавлю! Чем убила-то?
- Это наркотическое заклинание! А это (туссер ткнул лапой в нос Джека) - оборотень!
- И что?
- ОНИ ОТ ЭТОГО МРУТ!
- И что теперь?
Туссер забегал по груди туда-сюда.
- Ну есть средство... Только тебе придется своей жизненной силой поделиться...
И тут я вспомнила свои уроки магии...
Левитнув туссера в дальний куст, и крикнув, чтобы притащил немедленно полыхай-траву, я стала колдовать. Это была высшая магия. Такое делают раз или два в жизни.
Я не волновалась ни о дыхании Джека, ни о сердцебиении. Там, куда я сейчас направлялась, они были совсем ни к чему. Даже мешали бы.
Выйти на энергетический перекресток мне помогло мое отчаяние. Там было светло и пусто, только вихри света и потоки энергии текли рекой, встречаясь и перемешиваясь. Где-то здесь и находилась энергетическая сущность Джека.
Надеюсь, что поток еще не успел поглотить ее.
Из зеленого потока я выдернула кусок субстанции и растянула ее до размера лодки. Так было легче передвигаться и оградить себя от поглощения. Мой размер, как и величина Джека в человеческом понимании, здесь значения не имели. Значение имеет только цвет и плотность. Чем живее  цвет, тем дольше можно продержаться.
Тут я увидела яркое пятно... Сущность Джека? Не думаю, чтобы здесь было очень много сущностей!
И ошиблась! Их тут кишмя кишело. Просто ужас какой-то!
-Я его теряю! Я его теряю! - в отчаянье я была готова сама ринуться в поток головой (ее у меня не было) вниз. Но тут включился холодный ум, и я стала всматриваться в копошащихся сущностей. Синих и фиолетовых я отмела сразу. Эти тут уже давно. Бледных, зеленых и серых я просто исключила. Джек - яркая натура, он просто не может быть бледным...
И тут я его увидела. Это была сущность двухцветная, аквамариново-бирюзовая, с яркими всполохами света. И ей было трудно дышать.
Вообще-то тут не дышат, тут перевоплощаются что ли... Воспоминания той жизни еще очень реальны, создается иллюзия физических ощущений, которых нет.
Вот на этой иллюзии я и сыграю!
- Слушай меня, слушай - внушала я Джеку.
Сущность дернулась и подплыла ко мне.
- Помнит! - порадовалась я и поплотнее прилипла к нему
Энергии наши мешались и создавались образы. Образы яркими картинками заполняли пространство и проникали в наши сущности. И тут я решилась на, скажем честно, очень рискованный шаг и вызвала воспоминание о своем фантоме. Брызнул свет, и нас вышибло назад.
Джек лежал и глубоко дышал. Его отпустило.
Туссер принес траву, в которой уже не было никакой надобности.
Тут я заметила, что Витус изрядно вылинял. Ему требовались штаны и срочно! Вот тут я и применила полыхай-траву.
Пока Витус чесался во всех местах, чертыхая всех влюбленных дур, (понятия не имею, кого это он!) я прижалась к груди Джека и слушала самый приятный звук в мире - стук его сердца.

***
Я открыл глаза и сразу же закрыл их. Где это место? Не здесь, среди травы под раскинутыми ветвями дуба, выше которых небесный остывающий фиолет пронизывают сизые сгустки облаков. Место, где я реально обнимал ее, хотя рук, кажется не было… и мы были одинаковы… Мы были вместе, рядом, переплетаясь чем-то… какими-то сполохами…
Я со стоном вздохнул. В память о миге наслаждения, ради которого  не жаль расстаться с этим миром. Вернуть все было нельзя. Она рисковала. Очень сильно рисковала. И виноват снова я. Моя дурацкая реакция на некоторые вещества в крови. Иные сами неоднократно употребляют такие вещи, и ничего, кроме экстаза и опьянения не испытывают, если доза верна и дело не дошло до привыкания. Кончают, правда, тоже плохо, но не так же сразу… А она… Лучше б она ничего и не делала – избавилась бы от такой обузы… Подумав это, я и сам удивился, как все внутри восстало от подобных мыслей. Мы могли не встретиться, могли не почувствовать друг к другу ровно ничего, я мог не ляпнуть про женитьбу, выкручиваясь из неприятностей, у них могло не быть таких обычаев и реакций на слова, она могла бы не быть моей Единственной, и мы могли не попасть туда, где на самом деле, не фантомно, были вместе… Но как бы это было ужасно…
Я снова вздохнул. Это было приятно. Обычно не осознаешь – как же приятно дышать.
Возле сердца было горячо. Она лежала на моей груди и лучилась теплом. То ли несчастная, то ли наоборот счастливая… И не призрачная, а настоящая. Я помнил – мысль о морочащем фантоме вышибла нас сюда, иначе я не смог бы такое прервать по своей воле. А там испугался, что все опять навеянные призрачные видения и захотел отыскать себя настоящего, привычного, и ее настоящую, такую, как всегда. Дурак. Не мог еще чуток обождать.
Я осторожно прикрыл ее ладонями, старательно не прикасаясь даже к кончикам крылышек. Еще не хватало. Кому бы понравилось, если бы в него тыкали плохо обструганной шпалой или попытались приплющить грубой плоскостью, размером с киоск? Вот именно. Но тепло от ладоней ей точно не повредит. Все-таки холодает, ночь… Так она отдохнет…
Если никто не будет мешать!
Бессовестный туссер скакал по лопуху, хватаясь за причинные места, отчаянно почесываясь и подвывая. Причем мех его здорово вылинял, что чесаться помогало, но зрелище делало менее пристойным, чем с мышьим мехом. С чего это он? В воздухе вокруг его бедер угасали мелкие кусачие искорки. Она его что ль так? Это за что? Я припомнил, как она лепила на меня лопух после оборота, и даже посочувствовал страдальцу. Оборотням светские приличия до фонаря. Перекидываться всей стаей – обычное дело. Да и в реке купаться всем вместе в чем есть. Прочие же народы были единодушны в осуждении естества без одежды. Туссеру требовалась помощь. Я скосил глаза вбок, и увиденное порадовало: лопух крупноват и больше подходит как танцпол, а вот молодой лист подорожника скроет чаемое, а заодно и снимет эту болючую чесотку. Иначе я просто начну ржать, и Фей с моей груди слетит. Чего не хотелось бы. Одну руку я не стал убирать, а другой сорвал приглянувшийся ботанический объект.
- Вот, Витус, держи. Завсегда оттягивает. Лучше действует, если его весь облизать.
Он пребывал в некотором раздрае, а потому было сунулся с языком к листу, но оценив площадь, сердито сверкнул глазами и завернулся так. Ну вот. Надулся, как мышь на крупу. Правда – все так делают. Да и пусть его. Меня волновало другое.
- Фей… Фей, ты как? Все в порядке?
Она не ответила, только вздохнула. Ну вот. Вечно ей от меня одни неприятности. Может я чего-то лишнего наговорил? В прошлый раз, в ранней юности, когда я уже сбежал из дома папаши-неперевертыша и подался на корабль, отплывающий в восточные земли, ребята угостили меня кое-чем нехорошим. Было все то же самое. Корабельный коновал откачал меня, сломав два ребра. А чуть позже меня отметелили всей командой за долгий и неостановимый рассказ традиционной оборотневской истории. Они все построены примерно по одному принципу и изобилуют повторениями сюжета и многочисленными деталями, причем рассказываются особым подвывающим речитативом. Мало кто способен такое выдержать до конца. Я помнил смутно, но если понесло на разговорный жанр…
- Фей, прости пожалуйста. Я не хотел. У меня реакция на некоторые вещи несколько нетрадиционная. Если я что-то такое наговорил…
Она всхлипнула и нервно рассмеялась.
А туссер, продолжая иногда почесываться под листом, фыркнул:
- Да, парень, ты дал. Лично колдану немой рыбой всякого, от кого еще хоть раз услышу про «веселого Денни Меррела», который, наверное, крышей поплыл, потому все время и весел.
Я смущенно поскреб пятерней затылок. Н-да. Наговорился на неделю вперед. Кстати, интересно, а где это мы? Похоже, я шел, не очень-то сверяясь с направлением.