На чем держатся небеса

Друзья, это черновик неоконченной новеллы, прошу, Вас, дать свою рецензию, мне это важно.



Село Ивановка, насчитывало  ровно двадцать  дворов, тянулось по гребню холмов одной улицей, которая затем переходила в проселочную дорогу и бежала около полукилометра до автострады районного значения. На противоположной стороне  от “асфальтовой” спряталось в ложбине у живописного лесного озера село Пятрусевка,  которое хоть и уступало Ивановке территориально, однако было намного богаче детворой.
Жители этих сел знали друг друга, многие имели родственные узы. Так уж повелось, что если парень с Ивановки, то он обязательно найдет себе невесту в Пятрусевке, и наоборот. 
Прекрасна Ивановка  -- по склону холмов она окружена сплошным массивом березовой рощи, дома сельчан добротные, почти у всех огороды обнесены резными невысокими заборами, выкрашенные в разные цвета, каждый хозяин выбирал свой колер, чтобы выделится среди соседей. У всех ивановцев перед домами палисадники,  буйствующие в летнюю пору разноцветьем. Березовая роща -- излюбленное место сельчан, особенно детворы. На окраине  села, в тиши  белостволых деревьев, на самом высоком месте погост – усыпальница предков Ивановцев, пяти поколений.  Роща для ее жителей священна
Не пытайтесь найти эти сельские населенные пункты, исчезли они как административные единицы,  нет и их жителей, старые на погосте, молодые  как те птицы разлетелись по городам и весям. Но осталась память у тех, кто жив.
Красива Ивановка в любую пору года. Зимой заснеженная, настывшая на морозе, окна в кружевах, иней стелется по заборам, ветвям деревьев.
Ночное небо завораживающее, усыпано звездами такими яркими и  таинственными и вдруг почудится, особенно в канун Нового года, вышедшему во двор мальчишке,  что где-то там высоко, высоко, над ним, куда может долететь только мысль, на него кто-то смотрит. И этот кто-то осязаем и его дыхание как ветерок легкий и робкий, наполнен ароматом свежести, он волнует все его естество, рождает в юной душе какие-то непонятные доселе чувства,   предвкушение чего-то загадочного и такого желанного. Со скрипом приоткроется дверь в дом и наружу вылетит сноп теплого воздуха, а вместе и с ним голос матери: “Живо в дом Иванько, не мерзни”. Дверь закроется,  и мальчишка вновь окажется один на один с мерцающими звездами и лунной  дорожкой, разрезающей ночной небосвод, и убегающей в темную бездну.  Чу, до слуха мальчишки донеслось веселое поскрипывание снега под ногами идущего, это возвращался с покупками отец из райцентра.
Из-за калитки показалась фигура высокого человека, в сером овчинном полушубке, в шапке-ушанке, в руках две увесистые авоськи.
-“Татка”, вскрикнул мальчишка и бросился навстречу мужчине, но, не добежав до отца, поскользнулся, и вместе они завалились в сугроб. Отец уронил авоськи и из одной из них высыпались мандарины.
Мандарины в снегу на фоне темно-синего звездного морозного неба – оранжевые клубочки, как же они приятны наощупь, а на вкус…
Этот эпизод  детства Иван запомнил на всю жизнь, как они смеялись с отцом, собирая в снегу мандарины.  Он всегда согревал его душу при каждом воспоминании. Дверь отворилась и на крыльцо вышла женщина, увидев своих ”мужичков” ползающих по снегу на четвереньках, она с укором в голосе произнесла – “А без ста граммов, Марк, так и нельзя”.
- “Что ты Анюта, в райцентр то не каждый день выбираешься, тем более в нашем Сельпо такого урожая не соберешь”- шуткой ответил ей муж. Поняв, что она ошиблась в своих подозрениях, женщина смягчилась и в ее голосе появилась уже нотка беспокойства - “ Живо заходите в дом, у меня пирожки в печи доходят”-- с этими словами она скрылась за дверью, а вслед за нею в дом вошли и Иванко с отцом.
 В доме тепло, с улицы, с мороза оно обволакивает тебя такой негой, что это чувство сравнимо лишь с материнской лаской.  Отец Ивана слыл на всю округу как отличный столяр-плотник
                ******
Шли годы, Иван взрослел, закончил восьмилетку, поступил в ПТУ на моториста и всегда с ним его неизменный спутник гармоник, подаренный отцом в канун того мандаринового Нового года.  Ни одно веселье в селе не обходилось без Ивановой аккомпанировки.
-- “Дядя Ваня соври что – ни будь”, -- обступив гармониста, просит молодежь, все от мала до велика, знали в Ивановке,  что лучшего выдумщика и шутника нет в селе. Парни присели на корточки, девчата же стояли за ними словно восковые фигуры в ожидании удивительной и смешной байки.
-- “Произошла эта история,   когда я служил срочную службу, на флоте, на Черном море”--  начал свой рассказ Иван.
-- “Вышли на учение ночью, подняли по тревоге, – пояснил он.
– “Так уж случилось, что свалился за борт,  катер взошел на гребень волны, а затем резко пошел вниз, я потерял палубу под ногами и через какое-то мгновение понял, что  в воде, а торпедоносец исчез – волны то высотой метра три не меньше. Испугался, плыву, всю ночь, вижу берег к утру. Пляж, на песке  девушка, одна полуобнаженная,  спрашиваю, какой ближайший населенный пункт, она мне на ломаном русском отвечает – Варна.  А где родина моя СССР, девушка указывает в обратную сторону.   А я уже проплыл по морю часов пять,  разворачиваюсь и обратно. Плыву,   чувствую,  устал, и вдруг, выныривает рядом со мной русалка,  тело в чешуе, сзади хвост, а лицом, ну мая Анюта.  Поднырнула  под меня и понеслась, словно реактивный катер.  Не заметил, как оказался возле берега, ну думаю наверняка дома, потому что запахи родные, и вода теплее и на душе спокойнее.
Словом, за мужество и стойкость, проявленную в особо экстремальных условиях и деликатность в отношении местного населения зарубежной, но братской нам Болгарии,  наградили меня медалькой и дали отпуск на  неделю, не считая дороги. Приехал в Ивановку, бравый моряк, на груди медаль, но не выходит у меня из головы лик той русалки – запал он мне в душу. Дни проходят,  словно во сне. Мать и говорит,  сходил бы ты Иванька на танцы в сельский клуб, а то ходишь как в воду опущенный, девчата с Пятрусевки будут, приехали на выходные и наши городские. Вот с твоим батькой,  Иришка — Иван указал ладонью на девушку, худенькую как тростинка, стоящую напротив него -- Григорием, значит, он подмигнул девушке, --горяч был в молодости, чуть - что в драку, не раз с Пятрусовцами в рукопашной сходились, когда девчат не могли поделить.
 – Иван на какое – то мгновение замолчал, словно что-то вспоминая,  молодежь терпеливо ожидала продолжение его рассказа,
-- “Это сейчас вы танцуете под радиолу, магнитофон, а в наше время гармонь была всему голова”.
 И вспомнился Ивану тот удивительный июньский вечер, то волнующее предчувствие чего-то неосознанного,  но осязаемого всем его существом, как когда-то в детстве в канун Нового года он ожидал возвращение отца из райцентра, мандарины в снегу. А теперь он старшина военно-морского флота и гармонь у него через плечо, а рядом верный друг Григорий и они в клубе. Иван разводит меха и вдруг, словно через его тело пропустили электрический ток, он увидел ее,  ту, о которой грезил все это время. Историю о русалке Иван выдумал, когда решил познакомиться с девушкой, хотел произвести впечатление и это ему удалось. Русалочка моя, так звал он свою суженую все их пятьдесят лет супружеской жизни. А медалью за Мужество Ивана наградили за спасение матроса-новобранца, упавшего за борт во время шторма, об этом гласила краткая запись в наградной книжке. Мало кто знал об этом, вот и воспринимали Иванову байку иногда и в серьез.
 Вся Иванова тирада сопровождалась смехом.
-- “Ну, чего гогочете,  это же сущая, правда.  Потому в жены и взял свою земную Анюту – она мой и есть спаситель по судьбе”. 
Иван подмигнул дивчине, стоявшей напротив него, и, развернув меха своего гармоника – крикнул:
-- “Танцевать или частушки спеть. У нас на Беларуси мы поем по “рассейски” и “па беларусски” ”.
Не дожидаясь ответа, гармонист запел, подмигнув соседке Маньке Гришаевой, низкорослой и  дородной  в теле женщине:
--“Тебе Маня и Пятрусю посвящается”.

             ********
-- Танцевала Манька Кракавяк,
А затым аб хлебу бряк, бряк, бряк,
Каб паднять яе бяжыць Пятрусь,
За яе, а пазванки хрусь, хрусь.
Тольки ведае аб гэтым все сяло,
Што у Маньки пад спадницай сто кило.
Затем, гармонист посмотрел в сторону молодой пары, прокомментировал следующую частушку:
--“Имена героев, крестница, вымышленные”:
          ********
--В роще звонко соловей поет
Ванька к Любке миловаться идет,
Но не знает, что она уж с другим,
Хоть вчера и было что-то с ним.
           *******
Перелески перегорочки,
Тянет Любка Ивана в елочки,
Упирается он   так и сяк,
Ну, ты Ваня, ну ты  и дурак.

Когда же из его тальянки вырвалась мелодия польки,  молодежь забыла о рассказчике и бросилась в пляс.
Таков был Иван, шутник, балагур, выдумщик.
Похоронили Ивана на старом погосте, среди милых его сердцу берез на самом высоком месте в начале октября в  пору второго бабьего лета. В воздухе витала паутина, переливаясь  в теплых лучах солнца, под ногами идущих похоронной процессии шелестели опавшие листья, лежащие на поблекшей траве плотным ковром, березовая роща пребывала, словно в каком-то оцепенении, прощаясь, как и люди со своим старым другом. C утра моросил мелкий осенний дождь, и лишь к полудню, небо прояснилось, солнце заиграло своими последними летними красками. Григорий старинный друг Ивана, смяв в руках фуражку, произнес прощальную речь.
--“Будешь ты Иванко возвышаться над всеми нашими предками и рассказывать свои веселые байки, нас потешил, повеселил, спасибо за это. Скучно будет на белом свете без тебя. Наверно именно на таких людях как ты держатся наши небеса. Тебе благодарна роща, что не вырубили ее в свое время, отстоял-таки,  а сколько кабинетов районных обошел, с ружьем сторожил от лиходеев, так называемых коммерсантов, получивших лесорубочный билет незнамо как. Вывел всех на чистую воду, невзирая на чины. Будут они над тобой еще долго шелестеть своей листвой,  оберегать твой покой”.