И несмываемо пятно позора

Своей рукой разрушить батареи…
Завойко спал с лица и почернел.
Здесь каждый камень славою овеян
И памятью недавних ратных дел.
Ломать – не строить. Главная забота –
Как обеспечить правильный отход.
Эскадра вражья топчется в воротах.
Апрель, но холод, и не тает лёд.
Замёрзла бухта, гладкая, как скатерть.
Но  прорубает льдины русский взвод
И топорами делает фарватер,
С водой морскою смешивая пот.

Пролив Татарский не учтён французом, –
Там есть в Амуре для судов канал.
В него Завойко – русский адмирал
Уводит флот проливом Лаперуза.
Исчезли корабли, лишь снег да горы.
Топорщится английский флаг.
Враг в изумлении  глядит на город.
В бессильной злобе занесён кулак.
Дома пусты, военных не осталось.
И непонятно, с кем идёт война?
Враг в ярости терзает Петропавловск,
Чужая речь на улицах слышна.
Кругом грабёж. Французы в авангарде,
Но  Генри Брюс  перчаток не марал –
Ему равно, – судьба стоит на карте.
Переживает старый адмирал.
Глядит на горы обречённым взором,
Как сыплет серый пепел злой вулкан.
И несмываемо пятно позора.
И безразличен хмурый океан.
Другим покорная земля ему –  чужая,
Но  в ней –  убитый страхом Дэвид Прайс
Нашёл приют. Страна родная
Не приняла, – не выполнил приказ.
И сердце бьётся в рёбра жёсткой птицей.
Брюс будет также брошен на редут
Чужих желаний и пустых амбиций,
Под спуд людского мненья и под суд.
Спит равнодушный Лондон. Дождик сеет.
 Никто не пожалеет старика.
О трудностях камчатской Одиссеи
Не слышны откровенья моряка.
О том, как педантично и упорно
Он корабли пропавшие искал,
Как мыс Лопатка новым мысом Горна
За ураганы и шторма назвал.
Что караван почти что обескровлен…
Но покривился нервно тонкий рот:
Не выполнено главное условье –
Остался на Востоке русский флот.