Сёстры Гончаровы

СЁСТРЫ ГОНЧАРОВЫ

I

В начале прошлого столетия,
После военных лихолетий
Имения семейства Гончаровых
Ильицыно и Ярополец,
И полотняные заводы
Уж разорёнными остались
И так наследникам достались.
Теперь бы требовались годы,
Наладить и восстановить,
Об их судьбе не беспокоясь,
Хозяин управлял бездумно.
Жил весело, беспутно, шумно.
И, наконец, на склоне лет
Успешно разорил совсем.
А между тем в именьях этих
Неспешно подрастали дети.
Три юных дочери, три сына.
И много беспокойства было
По их дальнейшему устройству.
Ну, с сыновьями нет хлопот –
Для них военная карьера,
Потом наследуют именья.
Намного было всё ж сложней
Судьбу устроить дочерей.
У бедных барышень дворянских
Незавидная судьба была.
Пусть будешь ты из раскрасавиц,
Но коль в кармане, ни гроша
Найти достойного партнёра,
Чтобы создать свою семью
Ничтожно шансов было мало,
И много судеб погибало,
Оплакавши свою весну.
И вот, в семействе Гончаровых
Невесты к выданью готовы:
Катрин, за нею сразу Саша –
У деда подрастала Таша.
Зимою жили все в Москве
Их мать давно уж вывозила
И как исполнилось шестнадцать,
Последней юной Натали,
Являться в свете стали три.
Все три высоки, стройны, статны
Скромны. Не очень уж нарядны,
Всё по достатку, но прилично.
Ну, в общем, было как обычно.
Их старшая, Екатерина.
Черноволоса и смугла.
Она немного суетлива.
Чуть-чуть излишне говорлива,
Похожа на отца она.
Александрина чуть светлее
Высокий лоб и твёрдый взгляд
И бледных щёк овал крутой
И подбородок волевой.
Они довольно своевольны,
Упрямы, даже непокорны
И с матерью бывали в ссоре.
Характер девушек – тяжёлый.
Но вы подумайте, читатель,
И хороши, и молоды,
В расцвете девичьей поры
И образованные, кстати,
Бывают в свете, на балах
Поклонники их не обходят,
А как до сватовства доходит,
То за спиною говорят:
«Давно они разорены,
Именья их заложены,
Неплохи девочки, однако,
Нам жить с какого же достатка?»
И вот уж новый претендент
Уходит в тень, его уж нет.
Да, где ж характер взять шелковый
От положения такого?!
 Мамаша сердится, бранит,
Быть полюбезнее велит,
Не нарушая, ей-же- ей,
При этом скромности своей.
Давно известно, что ведь свет
Большая ярмарка невест.
Не вышла старшая, вторая
И вот невидимая тень
На них уж пала.
Наталья Гончарова – мать,
Решила третью представлять.
Она едва из детства вышла
 В ней всё покоем, счастьем дышит.
Необычайно хороша,
На мать – красавицу – похожа,
Темноволоса, белокожа.
В ней силы юные кипят,
Глаза восторженно блестят.
Ни вспыльчива, ни равнодушна.
А просто, как дитя, послушна.
Ей всё внове, всё привлекает,
Блеск туалетов, залы вид
И по блестящему собранью
Уж взгляд рассеянный скользит.

II

Вернувшийся из ссылки Пушкин,
Уже известнейший поэт,
Как прежде увлекался пылко
То Катериной Ушаковой,
А то Олениной Аннет.
Бездомьем стал он тяготиться,
И здесь задумался всерьёз:
Пора, пора ему жениться,
Избавиться от пылких грёз.
Аннет он сделал предложенье,
Уж о помолвке шла молва,
Но не было благим решенье,
Влюбился он до «ноября».
Ей нравилось внушать поэту
Восторг и пылкие слова,
Но, дочь расчётливого века,
Всё ж дипломата предпочла.
Тут с двух сторон не состоялась
Ни свадьба эта, ни любовь.
Поэту нашему досталось
Искать звезду, влюбляться вновь.
И Пушкин вновь бывает в свете,
Где суета и пустота,
Но он не может жить в пустыне
И пища для ума нужна.
А в свете жизнь идёт такая,
Что мненья разные кипят.
Одних, любя, боготворят,
Других тихонько ненавидят.
Здесь разных сборище людей
И современных клуб идей,
Что свет ругают всё не ново
Здесь сонм пороков и страстей,
Но всё же здесь порою слово
Царит над душами людей.
Для нас поэт всё ж гражданин,
А в прошлом веке властелин
Умов и грёз, и настроений,
И в эпицентре он сражений,
И острословцев и умов.
Он и душевный врачеватель
И, как оракул- толкователь.
Друзьям он объясняет мир,
И дам восторженный кумир.
Толпа, внимая, рукоплещет,
Иной в восторге, тот трепещет,
Другие внемлют простодушно,
Но очень мало равнодушных.
Однажды на балу зимой
Наташу встретив, Гончарову,
Был бесконечно очарован
Необычайной красотой,
Нетронутою лоском света,
И в ней почувствовал душой
Жену, достойную поэта.
Он Соллогубом был представлен.
Конечно, Натали слыхала,
Что он известен, что поэт,
Но очень мало представляла
Какой он в жизни человек.
И вот стоит он перед нею:
Спортивен, строен, невысок,
На лбу упрямый завиток.
Не щёголь, но одет со вкусом,
Спокойно в нём и строго всё,
Он воплощенье комильфо.
Они о чём-то говорили –
Обычный разговор салонный,
Мать улыбалась благосклонно,
И вот один вопрос решён,
Бывать он в доме приглашён.
Он стал бывать довольно часто,
Как то приличие велит
И, наконец, решился как-то
Её руки он попросить.
По-разному в семье, однако,
Тут к предложенью отнеслись,
Катрин, та посмеялась славно:
- Ах, Таша, ну какой «успех»!
Да он влюбляется во всех.
К Олениной вот сватался недавно.
Александрина защищала:
- Какое счастье для тебя!
Создать свой дом, любить поэта!
Быть вдохновением его,
Не забывая всё ж при этом,
Свободным должен быть поэт.
А мать всё думала печально,
Что не сбылась её мечта
Как ей хотелось изначально,
Чтобы жених был и солиден,
И обеспечен был вполне,
Мог тем помочь её семье,
И не было б у них хлопот
Хоть о каком-нибудь приданом.
Ну а невеста говорила:
- Мне всё равно, как вы решите,
Но, юной, ей, конечно, льстило
Вниманье взрослого мужчины,
И тайное желанье было
Иметь семью, иметь свой дом,
Быть полною хозяйкой в нём.
Ни от кого уж не зависеть,
Освободиться поскорей
От всех хозяйственных распрей.
А мать, наслушавшись советов,
Не знала, как ей поступить,
Жалея молодость невесты,
Просила всё ж повременить.
И получив в таком ответе
И не согласье, не отказ,
Жених, в душе надежду теша,
Уехал скоро на Кавказ.
Но быстротечно было время,
Полгода быстро пролетело.
И вот в холодном ноябре,
Был Пушкин снова уж в Москве.
В Москве по-прежнему всё было:
Плясали, сплетничали мило,
Красой Алябьева блистала.
Всё, впрочем, изменилось мало,
А что ж Наташа Гончарова?
И тут он встретился с ней снова.
Нет, не пропало время даром,
Она ещё прелестней стала,
Но так спокойна, холодна,
Его восторгам цену знает,
И к сердцу близко не пускает
Его любовные слова.
Она смотрела равнодушно,
Спокойно слушала и мило
Пустое что-то говорила,
Смотря рассеянно и мимо.
Поэт в отчаяньи, он знает,
Что редко-редко свет прощает
Безумство увлечений модных,
Что значит тот приём холодный?
А дело было очень просто –
Пока жених в отъезде был,
В Москве жизнь шла своей чредою
Наряды шили, танцевали
И женихов, как прежде, ждали,
Маман же справки наводила,
Сюда уж слухи доходили –
Им император недоволен,
И, кроме прочего всего
Дела расстроены его.
И вот уж на приём холодный
Дан дочери наказ был строгий,
В конце концов всё миновало
Судьбою было суждено
Ему стать мужем
Ей – женой.
Ей только-только восемнадцать
( А муж лет на 13 старше )
Она в расцвете юной красоты,
В неведеньи коварства света,
Жена известного поэта,
Как сложится теперь судьба,
И будет ли душа поэта
Любовью верною согрета?
Он красоту боготворил,
В ней прелесть юности любил,
Хотел не только быть ей мужем,
Поводырём по жизни нужным.
А что ж она?
Да, ей казалось, что любила,
Самостоятельность ценила,
Ей нравилось: она – жена,
Но всё ж душа её спала.

III

И вот они уж в Петербурге.
У них  свой дом, своя семья.
В деревне сёстры прозябают,
И с завистью они мечтают
Уехать, как и их сестра.
У матери задача та же,
Быть может, им поехать к Таше?
Она сестре – Загряжской, написала
И та, конечно, обещала
Всё сделать, чтоб Екатерина
Была бы принята в фрейлины.
А в Петербурге в высшем свете
Уже блистает Натали:
Красавица, жена поэта
Здесь тоже царствовать должна.
Он так любил её красивой,
Нарядной, праздничной, счастливой,
Любил как мать своих детей,
Но творческих своих порывов
Совсем не открывал он ей.
Порой она его боялась,
Порой немножечко стеснялась,
Но очень редко признавалась
О чём болит её душа.
И разница в лета большая
И жизни опыт, круг друзей,
И восприятие людей.
Он был её учитель в жизни,
От светских искусов спасал,
Но не всегда он мог предвидеть,
Что он её не понимал.
Поэт – он издали великий,
А дома – человек ей близкий,
Он был ей муж, отец детей.
Любила ли она? Любила.
И просто вместе с ним жила,
А в жизни всякое ведь было:
Болели дети, денег мало,
Всегда на что-то не хватало,
Чтоб жизнь вести как подобало.
Ну, а семья же всё росла.
Уж вот приехали сестрицы,
И дома шум и суета.
Став фрейлиной Екатерина
По-прежнему в семье жила.
Александрина помогала
Во всех хозяйственных делах,
Да, суетно в их доме стало,
Девицы вырвались на волю
И вот – мечтаний их венец –
Уж приглашенья во дворец.
А Пушкин что ж, он раб неволи,
Вывозит всех красавиц в свет.
В Екатерину тут влюбился
Аркадий, молодой Россет.
Взаимным было увлеченье,
Но как придать ему значенье,
Приданого у Кати нет.
И беден пылкий был Россет.
Конечно, даже в высшем свете
Девицы не были в тени,
Но украшеньем их букета
Была, бесспорно, Натали.
А Натали была прекрасна
И лишена была жеманства,
Вела беседу без искусства,
Во всём была так безыскусна,
Что говорили – как проста!
Завистники судили строже:
Ах, да она совсем глупа!
Ну да, она интригой не владела,
На всех с открытостью глядела,
И верила всему, что говорят.
А в свете надо быть актрисой,
Уметь понять намёк и взгляд
И отличить, где в речи милой
Сокрыт язвительнейший яд.
А где за обожанием страстным
Лежит банальнейший расчёт
То на приданое, на чин,
Иль просто безо всех причин
Игра умов и самолюбий,
Иль тонкого расчёта лесть.
И в праздничном сияньи
Мундиров, орденов и плеч,
Ну, просто невозможно даже
Свою естественность сберечь
Не нужно здесь ума большого
Всё взвешено на их весах
Кто здесь чего и сколько стоит,
Но всё ж – отдельною строкою –
Самодостаточна краса,
Она невольно привлекает,
За ней глядят во все глаза.
И вот однажды в вихре светском
Явился юный офицер –
Жорж Шарль Дантес фон Геккерен,
Приёмный сын барона Геккерена.
Явленье в свет для него – арена.
Упрочить связи, положенье,
А, может, сделать предложенье
Невесте выгодной и знатной
И, главное, достаточно богатой.
Кавалергард в лосинах белых
Высок и строен, и речист,
И взгляд его нахально смелый
От всякого раздумья чист.
Танцует с лёгкостью изящной,
Прекрасен точно Антиной,
И к даме наклоняясь с лукавством,
Восторг он расточает свой.
Все дамы от него в восторге.
Он обаятелен и мил,
Салонов светских он кумир.
В него влюбилась Катерина,
И всюду за собой тащила
Уж непременно Натали,
Чтоб с нею выезжать могли.
Конечно, встретились они,
И Натали юна, прекрасна,
Как Боттичеллева Весна,
Его влекла к себе так властно
Его расцветшая краса.
И офицер великолепен,
По возрасту он ей ровесник.
Красавец, щёголь, пылкий взор
И речи страстность. Всё будило
Её с неистовою силой.
Как терпкое вино бродило
И сладко голову кружило.
Она красива, молода
И так прекрасно быть любимой!
Такие чувства возбуждать
И от себя любовь скрывать.
Да нет, она и не любила,
Но сознавать приятно было
Свою волнующую власть.
И он пленён её красою
Расцветшей женщины весною
Он был так юн, хотел любить,
А если будут говорить,
Их имя свяжется молвою,
Ему и это может льстить
Победа над такой женою!
Молва для женщины страшна
 Мужчину слава украшает,
Когда с любовью он играет,
Ответственности не страшась,
Он женится потом, конечно,
Когда совсем перебесясь,
Остепенится и остынет
И партию себе найдёт,
Ну, а любовь – любовь пройдёт.
Да Александр предвидел это,
Он верит ей, но для поэта
Ужасно, что повеса светский,
Нарушив всякий этикет,
Её преследует вниманьем,
Вздыхает томно, взглядом ест.
А что ж она?
Но, не предвидя зла напасти,
Ещё не ведавшая страсти,
Любила мужа и детей.
« Всё тихо, мирно было в ней».
Хотела отвести достойно
Призыв и взглядов, и речей,
Но как тут выдержать спокойно
Такой накал его страстей.
Она поверила – он любит,
И польщена, и смущена.
Ну а кругом, конечно, люди,
И вот жужжит уже молва,
И в сотни глаз они глядели:
Как он вошёл, что ей сказал.
И что она вдруг побледнела,
И что он руку ей пожал.
И вот ползёт, ползёт уж сплетня,
Черня жену, черня поэта.
Катрин тут тоже наблюдает
И молча, горестно страдает:
Не ей улыбка, комплимент,
Но есть, однако, тут момент,
Который всё же утешает –
Они друг друга понимают!
Однажды у друзей в гостиной
Катрин осталась вдруг одна,
В волненьи гулко сердце билось
Слегка кружилась голова,
Она, закрыв глаза, присела,
И слышит вдруг шаги, слова…
Вошёл Дантес, не удивился,
За руку взял и поклонился
И глядя прямо ей в глаза,
Он ласково ей улыбнулся:
- Мадмуазель Катрин, что с Вами?
Так весело Вы танцевали…
Она вскочила, покраснела:
- Да просто так… Устала что-то.
Он поддержал её за локоть
И, отступив чтобы уйти,
Нежданно вдруг он повернулся,
Опять её за руку взял,
Вдруг обнял и поцеловал.
Катрин вся вспыхнула, Она
Была, конечно, смущена,
Но нет, она не негодует
И отвечает уж сама
Ему любовным поцелуем.
Он видел, что Катрин, конечно,
В него безумно влюблена.
Он молод был. И близость женщин
Его манила и влекла.
Екатерина понимала…
Она так много уж теряла
Ей нечего уж стало ждать,
Она любила. Что терять?
Быть может, так она заставит
Сестру замужнюю оставить,
Увидеть: ею – он любим,
Как нужен ей, боготворим.
Что думала она, кто знает…
Мгновенья краткими бывают,
Но часто нам вдруг открывают
Всю бездну чувств, всю меру слов
Иль безнадёжность вещих снов.
А уходя, он ей сказал:
- У Бобринских уж в среду бал,
Я буду рад Вас видеть там.
Зачем он это говорил?
Но позже поняла Катрин
Какой он тайный смысл вложил
В простое пожеланье это –
Должна быть там и Натали!
Александрина, между тем,
Рыдала у себя в постели,
Не зная, чем помочь и с кем
Ей откровенной быть возможно.
Она жалела Натали,
Но Пушкин ей ещё дороже
Ведь не его вина и власть,
Что эта пагубная страсть
Всю жизнь его разрушить может.
Нельзя, негоже, что поэт
В расцвете творчества и лет
В интригу светскую был ввержен.
Ему спокойствие нужно,
Всё в доме создавать должно
Настрой для творчества и книг,
А не для мелочных интриг.
Ах, боже мой, зачем, зачем
Так легкомысленна Наташа,
Зачем ей ездить по балам,
И пищу тем давать умам
Безжалостным и беспощадным?!
Быть может, Катя виновата,
Она фрейлина, ей нельзя
От приглашенья отказаться,
Но девушке, как ей одной
Вдруг в свете высшем показаться.
Александрина тоже с ней
На светских раутах бывала,
И часто, часто замечала
У Екатерины что-то есть,
Что ото всех она скрывала,
А Саша Пушкина любила
По-сестрински или чуть больше,
Но тем печальнее и горше
Ей было нынче понимать,
И с горем ей не совладать.
Александрина вспоминала,
Как он внимателен к ней был,
И чай с вареньем приносил
Когда она вдруг заболела,
А он подбадривал, шутил,
И заразительно смеялся,
Но никому не признавался
Какой гнёт на сердце носил.

IV

И так всё горестно сошлось,
Смешалось и переплелось.
Поэт не выдержал напора,
Дантес был вызван на дуэль.
Дантес, он что ж, всего повеса,
Дуэль ему для интереса,
Лишь в свете шума вдруг прибудет,
Что вовсе не вредит ему,
А Геккерну ни к чему
Свою испытывать судьбу.
И все, кому поэт был дорог
Уж в ужасе от этой ссоры.
Друзья враги – все хлопотали,
Чтобы дуэли избежать,
Прилично померить мужчин.
И Геккерен нашёл лазейку,
Спасая тем свою семейку
От непредвиденных угроз.
Сказал он в свете «по секрету»,
Что Жорж безумно был влюблён
Не в Натали, в Екатерину.
И он не видит уж причину
О том молчать.
И едет он к мадам Загряжской
Официально объявить,
Что сын его давно намерен
Руки племянницы просить.
Конечно, все удивлены,
Но и вздохнули с облегченьем.
Дуэли видно, не бывать,
Хоть выход найден не бесспорный,
Ему содействовать готовы.
А сёстры что ж как отнеслись?
По-разному событья эти
В их жизни вдруг отозвались:
Екатерина не скрывала
Всей меры счастья своего.
Она спешила, чтоб признали
И в свете женихом его.
Сестре, сияя, говорила:
- Ах, Ташенька, я счастлива!
Ты не в обиде?
Подумай только,
Я могла ль предвидеть?
Мне всё казалось сном
Или обманом…
Я к Фикельмонам
Надену белое,
То, знаешь, что с розаном…
А Натали была в смущении:
- Катрин, не знаю что сказать,
Всё, вроде, как-то необычно…
Ты счастлива, ну и отлично!
Чего же больше нам желать.
Вот только… Я не знаю, право,
Быть может, лучше подождать?
- Чего же ждать? Ну вот, всё так,
Ты как считаешь!
Но как ты не понимаешь,
Что Жоржа я давно люблю!
Ты и сама прекрасно знаешь
Я не лукавлю, не хитрю,
А ты, ты всё лукавишь!
Зачем неискренна со мной?
- Ах, боже мой!
Я не о том.
Ведь нужны средства для всего!
Приданое и свадьба, и жильё…
Как быть? Мы очень стеснены
И у маман нет ничего.
- Да ты права, я это знаю,
Но всё ж надежду я питаю
Придумать сможет что-то Саша,
Ну, помоги же мне Наташа!
Ведь это мой последний шанс
Дом обрести, оставить вас.
Ведь этого сама ты хочешь!
Иль не желаешь свадьбы нашей?
Я понимаю, ты сама
Была немножко влюблена!
- Катрин! Как это можно!
С твоей-то стороны видать,
Нельзя меня в том упрекать.
Оставим это.
Решим приданого вопрос.
Закажем и сошьём здесь дома,
Чтобы была во всём готова,
Чтоб было всё, как у людей.
Поедем к тётушке своей.
Они к Загряжской покатили,
Решали, спорили, рядили,
Что сшить, а что ещё купить.
Охапки тканей накупили
И стал их тихий, скромный дом
Огромный бельевой салон.
Так было славно, интересно
Померить, выбрать, обсудить.
Забыты все распри и горе,
И с радостью в блестящих взорах
Приданым сёстры занялись.
А Пушкину вся эта буча,
Весь предстоящий «карнавал»,
Была мучительна. И жгуче
Он эту фальшь осознавал.
И Александр мрачнее тучи
От этой суеты кипучей
Хватал цилиндр и убегал.
Ну, наконец, всё завершилось.
И свадьба их уже свершилась.
Утихли сплетни, толки, слухи,
Как-будто все остепенились,
Недоумение тая.
А Геккерн превзошёл себя:
Для молодых квартиру снял,
Отделал с роскошью завидной,
Особой прелестью блистали
Апартаменты Катерины
( Настолько, что до нас дошла
О том завистная молва).
Но отношение родни
Совсем не клеились отныне,
Встречались все ж в одних домах,
Но в свете все теперь следили,
Как Жорж с женой, как с Натали,
Как подошёл, как поглядел,
А он намеренно хотел
Всем показать – как прежде он
В Наталью Пушкину влюблён.
Вздыхал, глядел красноречиво.
Подчёркнуто, всё для людей,
Наедине же очень мило
Любезничал с женой своей.
Но знала, знала Катерина,
Что он влюблён был в Натали,
Но между ними тоже было
Согласье близкое любви.
Они друг друга понимали,
А этого, совсем немало
И часто людям заменяет
Восторги пылкие любви.
А в свете вновь ползёт молва,
Что Пушкина всё ж неверна
Была супружескому долгу,
И виновата пред сестрой
За ветреный характер свой.
А Пушкин в ужасе, не знает
Как уберечь покой семьи
И мысль его опять терзает
Уже ль виновна Натали?
Но нет, он верит ей конечно,
Он знает свет их бессердечный,
Желанье всюду сунуть нос
В чужую душу, в дом чужой
И потоптаться там ногой.
Но, ведь, весь свет не обвинишь,
Виновник есть и он один,
И он один ответить должен
И путь  к тому один возможен,
Заставит он его признаться,
Он интригану скажет всё,
Стреляться! Да, теперь стреляться
За имя честное своё.
 
V

Казалось, болен он,
Глаза воспалены,
И волосы торчали в беспорядке,
Лишь две упрямых прядки
На лоб упали.
Ссутулив плечи, крепко руки сжав,
Оставив на плече один пустой рукав,
Ходил он быстро так,
Как будто убежать хотел
От мыслей мрачных,
Он к столу присел
 И, видимо, решившись,
Поставить точку в этом деле,
Он быстро стал писать
Барону Геккерену.
Да, старшему. Что уж никак
 Не мог оставить без вниманья
Те дерзкие и наглые признанья.
Что делал молодой,
Нахальный и пустой повеса.
Но, что уж тут есть интересы,
Которым был причастен
Старший Геккерен.
Он так писал.
И с каждой новою строкою
Спокойствие он снова обретал,
Ну вот, свершилось.
Пусть попробует теперь
Опять уйти в какую-либо тень,
За клевету и пакости, и ложь,
Когда уж даже не поймёшь.
Да полноте, да правда ль это,
Когда известного поэта
 Третируют и топчут в грязь.
И кто же? Чужой чиновник
Неведомо откуда здесь
Интригой трусость прикрывая,
Поскольку очень твёрдо знает
Ответственность преодолеть
Не сможет, хоть того желает.
Всё было уж предрешено,
Событья комом шли на дно.

VI

Итак – Дуэль.
На Чёрной речке. Чёрный день.
И вся страна потрясена
Невосполнимою потерей.
И горше не было потерь.
В его квартире
Все дни наполнились
Какой-то суетой
И дом людей был полон.
И кто здесь свой и кто чужой?
Все дни слились в один поток
Какой-то чёрный.
И Натали не смела говорить,
Не смела ни дышать, ни видеть.
Её могли возненавидеть.
Чего боялась и ждала
Её смятенная душа.
Она к нему вошла,
И пред постелию его
Она упала на колени,
Боясь глядеть, боясь сказать,
Лишь плакала беззвучно.
Он руку поднял к голове её,
Легко провёл по волосам:
- Ах, Таша, виноват я сам,
Ты не причём,
Прости, так вышло…
Детей, себя побереги,
Живи…
И скорбно сморщился, заплакав.

VII

 И вот всё кончено.
Ей 25. Она – вдова,
И четверо детей,
В кармане ни гроша.
И средь родных забвенья нет.
Какая тень,
Стена какая между ними!
Нельзя её ни отодвинуть,
И не забыть, и не отринуть.
Уже уехал Геккерен.
Дантес из Петербурга выслан.
За ним последует Катрин.
Её ждала страна чужая,
Где ни родных и ни знакомых,
И ей хотелось, уезжая,
Услышать хоть одно бы слово
Напутствия и примиренья,
Она поехала проститься,
Последнее сказать прости
Всей, всей роде и Натали.
У Пушкиных собрались все –
Загряжская, братья, Александрина,
И высказали все Екатерине.
Она рыдала, прислонясь к окну,
И было ей невмоготу.
Услышать их сердитый хор
И молчаливый Натали укор.
Всё кончено. Она чужая,
Отныне сердцем отвергая,
Её некто не признаёт.
Уж слишком дорогой ценой
Досталось счастие её:
Сестра – вдова,
Изгнанник – муж.
Она семейством не любима
И ждёт её безвестный Сульц.
Она уехала.
И никогда уж более она
С сестрою не встречалась,
Они друг другу не писали,
Они расстались навсегда.
А третья что ж сестра,
Александрина?
Но свояка она боготворила,
Ему внимала всей душой,
И осуждала Натали порой,
Хотя заботы с ней всегда делила,
Чтоб дома для поэта был покой
И тишина, дарующая силы.
Дыханье затаив, ему внимала,
Насмешки лёгкие сносила, покраснев,
И понимала, о как понимала!
Все муки ревности его.
Наверное, из всех сестёр одна она
Поэта истинно любила.
Когда улягутся все страсти,
В Завод уедет Натали,
Она у тётушки Загряжской
 Все боли выплачет свои.
А через 8 лет, судьбу пытая,
Решится тоже уезжать
И приняв предложенье Фризенгофа,
Страшась, покинет Петербург.
И навсегда отправится в Европу.
А что ж Дантес?
С годами он переменился,
Заботился о доме, о семье.
И вопреки расхожим мненьям
Любил жену. Екатерина
Трёх дочерей ему родила,
Ждали сына.
И вот родился маленький Дантес,
Но жизни стоил он Екатерине,
Оправиться от родов не смогла,
И через месяц умерла.
Всего в свои тридцать четыре.
Всего шесть лет отпущено ей было
На счастье, на любовь и на семью,
Она, конечно, ими дорожила,
Но горестно жила в чужом краю.
Дантес уж больше не женился,
И овдовев, чуть больше тридцати,
Растил детей и для семьи трудился.
Уж волны лет прошли над ним.
Потомки помнили Дантеса
Не потому, что слишком был любим,
А потому, что Пушкина убил.
Как  помнят Геростата из Эфеса,
Не оттого, что просто жил,
А оттого, что храм спалил.
Недавно в Сульце, в замке на стене
Висел портрет Катрин, всеми забытый
И удлиненная рука –
Холодное из гипса изваянье,
Касалась столика слегка,
Казалось, чуть дрожали пальцы
Векам, пытаясь, передать
Тепло и горечь, и страданье
Души ушедшей навсегда.

 




 


 

 














 






















 





















СЁСТРЫ ГОНЧАРОВЫ

I

В начале прошлого столетия,
После военных лихолетий
Имения семейства Гончаровых
Ильицыно и Ярополец,
И полотняные заводы
Уж разорёнными остались
И так наследникам достались.
Теперь бы требовались годы,
Наладить и восстановить,
Об их судьбе не беспокоясь,
Хозяин управлял бездумно.
Жил весело, беспутно, шумно.
И, наконец, на склоне лет
Успешно разорил совсем.
А между тем в именьях этих
Неспешно подрастали дети.
Три юных дочери, три сына.
И много беспокойства было
По их дальнейшему устройству.
Ну, с сыновьями нет хлопот –
Для них военная карьера,
Потом наследуют именья.
Намного было всё ж сложней
Судьбу устроить дочерей.
У бедных барышень дворянских
Незавидная судьба была.
Пусть будешь ты из раскрасавиц,
Но коль в кармане, ни гроша
Найти достойного партнёра,
Чтобы создать свою семью
Ничтожно шансов было мало,
И много судеб погибало,
Оплакавши свою весну.
И вот, в семействе Гончаровых
Невесты к выданью готовы:
Катрин, за нею сразу Саша –
У деда подрастала Таша.
Зимою жили все в Москве
Их мать давно уж вывозила
И как исполнилось шестнадцать,
Последней юной Натали,
Являться в свете стали три.
Все три высоки, стройны, статны
Скромны. Не очень уж нарядны,
Всё по достатку, но прилично.
Ну, в общем, было как обычно.
Их старшая, Екатерина.
Черноволоса и смугла.
Она немного суетлива.
Чуть-чуть излишне говорлива,
Похожа на отца она.
Александрина чуть светлее
Высокий лоб и твёрдый взгляд
И бледных щёк овал крутой
И подбородок волевой.
Они довольно своевольны,
Упрямы, даже непокорны
И с матерью бывали в ссоре.
Характер девушек – тяжёлый.
Но вы подумайте, читатель,
И хороши, и молоды,
В расцвете девичьей поры
И образованные, кстати,
Бывают в свете, на балах
Поклонники их не обходят,
А как до сватовства доходит,
То за спиною говорят:
«Давно они разорены,
Именья их заложены,
Неплохи девочки, однако,
Нам жить с какого же достатка?»
И вот уж новый претендент
Уходит в тень, его уж нет.
Да, где ж характер взять шелковый
От положения такого?!
 Мамаша сердится, бранит,
Быть полюбезнее велит,
Не нарушая, ей-же- ей,
При этом скромности своей.
Давно известно, что ведь свет
Большая ярмарка невест.
Не вышла старшая, вторая
И вот невидимая тень
На них уж пала.
Наталья Гончарова – мать,
Решила третью представлять.
Она едва из детства вышла
 В ней всё покоем, счастьем дышит.
Необычайно хороша,
На мать – красавицу – похожа,
Темноволоса, белокожа.
В ней силы юные кипят,
Глаза восторженно блестят.
Ни вспыльчива, ни равнодушна.
А просто, как дитя, послушна.
Ей всё внове, всё привлекает,
Блеск туалетов, залы вид
И по блестящему собранью
Уж взгляд рассеянный скользит.

II

Вернувшийся из ссылки Пушкин,
Уже известнейший поэт,
Как прежде увлекался пылко
То Катериной Ушаковой,
А то Олениной Аннет.
Бездомьем стал он тяготиться,
И здесь задумался всерьёз:
Пора, пора ему жениться,
Избавиться от пылких грёз.
Аннет он сделал предложенье,
Уж о помолвке шла молва,
Но не было благим решенье,
Влюбился он до «ноября».
Ей нравилось внушать поэту
Восторг и пылкие слова,
Но, дочь расчётливого века,
Всё ж дипломата предпочла.
Тут с двух сторон не состоялась
Ни свадьба эта, ни любовь.
Поэту нашему досталось
Искать звезду, влюбляться вновь.
И Пушкин вновь бывает в свете,
Где суета и пустота,
Но он не может жить в пустыне
И пища для ума нужна.
А в свете жизнь идёт такая,
Что мненья разные кипят.
Одних, любя, боготворят,
Других тихонько ненавидят.
Здесь разных сборище людей
И современных клуб идей,
Что свет ругают всё не ново
Здесь сонм пороков и страстей,
Но всё же здесь порою слово
Царит над душами людей.
Для нас поэт всё ж гражданин,
А в прошлом веке властелин
Умов и грёз, и настроений,
И в эпицентре он сражений,
И острословцев и умов.
Он и душевный врачеватель
И, как оракул- толкователь.
Друзьям он объясняет мир,
И дам восторженный кумир.
Толпа, внимая, рукоплещет,
Иной в восторге, тот трепещет,
Другие внемлют простодушно,
Но очень мало равнодушных.
Однажды на балу зимой
Наташу встретив, Гончарову,
Был бесконечно очарован
Необычайной красотой,
Нетронутою лоском света,
И в ней почувствовал душой
Жену, достойную поэта.
Он Соллогубом был представлен.
Конечно, Натали слыхала,
Что он известен, что поэт,
Но очень мало представляла
Какой он в жизни человек.
И вот стоит он перед нею:
Спортивен, строен, невысок,
На лбу упрямый завиток.
Не щёголь, но одет со вкусом,
Спокойно в нём и строго всё,
Он воплощенье комильфо.
Они о чём-то говорили –
Обычный разговор салонный,
Мать улыбалась благосклонно,
И вот один вопрос решён,
Бывать он в доме приглашён.
Он стал бывать довольно часто,
Как то приличие велит
И, наконец, решился как-то
Её руки он попросить.
По-разному в семье, однако,
Тут к предложенью отнеслись,
Катрин, та посмеялась славно:
- Ах, Таша, ну какой «успех»!
Да он влюбляется во всех.
К Олениной вот сватался недавно.
Александрина защищала:
- Какое счастье для тебя!
Создать свой дом, любить поэта!
Быть вдохновением его,
Не забывая всё ж при этом,
Свободным должен быть поэт.
А мать всё думала печально,
Что не сбылась её мечта
Как ей хотелось изначально,
Чтобы жених был и солиден,
И обеспечен был вполне,
Мог тем помочь её семье,
И не было б у них хлопот
Хоть о каком-нибудь приданом.
Ну а невеста говорила:
- Мне всё равно, как вы решите,
Но, юной, ей, конечно, льстило
Вниманье взрослого мужчины,
И тайное желанье было
Иметь семью, иметь свой дом,
Быть полною хозяйкой в нём.
Ни от кого уж не зависеть,
Освободиться поскорей
От всех хозяйственных распрей.
А мать, наслушавшись советов,
Не знала, как ей поступить,
Жалея молодость невесты,
Просила всё ж повременить.
И получив в таком ответе
И не согласье, не отказ,
Жених, в душе надежду теша,
Уехал скоро на Кавказ.
Но быстротечно было время,
Полгода быстро пролетело.
И вот в холодном ноябре,
Был Пушкин снова уж в Москве.
В Москве по-прежнему всё было:
Плясали, сплетничали мило,
Красой Алябьева блистала.
Всё, впрочем, изменилось мало,
А что ж Наташа Гончарова?
И тут он встретился с ней снова.
Нет, не пропало время даром,
Она ещё прелестней стала,
Но так спокойна, холодна,
Его восторгам цену знает,
И к сердцу близко не пускает
Его любовные слова.
Она смотрела равнодушно,
Спокойно слушала и мило
Пустое что-то говорила,
Смотря рассеянно и мимо.
Поэт в отчаяньи, он знает,
Что редко-редко свет прощает
Безумство увлечений модных,
Что значит тот приём холодный?
А дело было очень просто –
Пока жених в отъезде был,
В Москве жизнь шла своей чредою
Наряды шили, танцевали
И женихов, как прежде, ждали,
Маман же справки наводила,
Сюда уж слухи доходили –
Им император недоволен,
И, кроме прочего всего
Дела расстроены его.
И вот уж на приём холодный
Дан дочери наказ был строгий,
В конце концов всё миновало
Судьбою было суждено
Ему стать мужем
Ей – женой.
Ей только-только восемнадцать
( А муж лет на 13 старше )
Она в расцвете юной красоты,
В неведеньи коварства света,
Жена известного поэта,
Как сложится теперь судьба,
И будет ли душа поэта
Любовью верною согрета?
Он красоту боготворил,
В ней прелесть юности любил,
Хотел не только быть ей мужем,
Поводырём по жизни нужным.
А что ж она?
Да, ей казалось, что любила,
Самостоятельность ценила,
Ей нравилось: она – жена,
Но всё ж душа её спала.

III

И вот они уж в Петербурге.
У них  свой дом, своя семья.
В деревне сёстры прозябают,
И с завистью они мечтают
Уехать, как и их сестра.
У матери задача та же,
Быть может, им поехать к Таше?
Она сестре – Загряжской, написала
И та, конечно, обещала
Всё сделать, чтоб Екатерина
Была бы принята в фрейлины.
А в Петербурге в высшем свете
Уже блистает Натали:
Красавица, жена поэта
Здесь тоже царствовать должна.
Он так любил её красивой,
Нарядной, праздничной, счастливой,
Любил как мать своих детей,
Но творческих своих порывов
Совсем не открывал он ей.
Порой она его боялась,
Порой немножечко стеснялась,
Но очень редко признавалась
О чём болит её душа.
И разница в лета большая
И жизни опыт, круг друзей,
И восприятие людей.
Он был её учитель в жизни,
От светских искусов спасал,
Но не всегда он мог предвидеть,
Что он её не понимал.
Поэт – он издали великий,
А дома – человек ей близкий,
Он был ей муж, отец детей.
Любила ли она? Любила.
И просто вместе с ним жила,
А в жизни всякое ведь было:
Болели дети, денег мало,
Всегда на что-то не хватало,
Чтоб жизнь вести как подобало.
Ну, а семья же всё росла.
Уж вот приехали сестрицы,
И дома шум и суета.
Став фрейлиной Екатерина
По-прежнему в семье жила.
Александрина помогала
Во всех хозяйственных делах,
Да, суетно в их доме стало,
Девицы вырвались на волю
И вот – мечтаний их венец –
Уж приглашенья во дворец.
А Пушкин что ж, он раб неволи,
Вывозит всех красавиц в свет.
В Екатерину тут влюбился
Аркадий, молодой Россет.
Взаимным было увлеченье,
Но как придать ему значенье,
Приданого у Кати нет.
И беден пылкий был Россет.
Конечно, даже в высшем свете
Девицы не были в тени,
Но украшеньем их букета
Была, бесспорно, Натали.
А Натали была прекрасна
И лишена была жеманства,
Вела беседу без искусства,
Во всём была так безыскусна,
Что говорили – как проста!
Завистники судили строже:
Ах, да она совсем глупа!
Ну да, она интригой не владела,
На всех с открытостью глядела,
И верила всему, что говорят.
А в свете надо быть актрисой,
Уметь понять намёк и взгляд
И отличить, где в речи милой
Сокрыт язвительнейший яд.
А где за обожанием страстным
Лежит банальнейший расчёт
То на приданое, на чин,
Иль просто безо всех причин
Игра умов и самолюбий,
Иль тонкого расчёта лесть.
И в праздничном сияньи
Мундиров, орденов и плеч,
Ну, просто невозможно даже
Свою естественность сберечь
Не нужно здесь ума большого
Всё взвешено на их весах
Кто здесь чего и сколько стоит,
Но всё ж – отдельною строкою –
Самодостаточна краса,
Она невольно привлекает,
За ней глядят во все глаза.
И вот однажды в вихре светском
Явился юный офицер –
Жорж Шарль Дантес фон Геккерен,
Приёмный сын барона Геккерена.
Явленье в свет для него – арена.
Упрочить связи, положенье,
А, может, сделать предложенье
Невесте выгодной и знатной
И, главное, достаточно богатой.
Кавалергард в лосинах белых
Высок и строен, и речист,
И взгляд его нахально смелый
От всякого раздумья чист.
Танцует с лёгкостью изящной,
Прекрасен точно Антиной,
И к даме наклоняясь с лукавством,
Восторг он расточает свой.
Все дамы от него в восторге.
Он обаятелен и мил,
Салонов светских он кумир.
В него влюбилась Катерина,
И всюду за собой тащила
Уж непременно Натали,
Чтоб с нею выезжать могли.
Конечно, встретились они,
И Натали юна, прекрасна,
Как Боттичеллева Весна,
Его влекла к себе так властно
Его расцветшая краса.
И офицер великолепен,
По возрасту он ей ровесник.
Красавец, щёголь, пылкий взор
И речи страстность. Всё будило
Её с неистовою силой.
Как терпкое вино бродило
И сладко голову кружило.
Она красива, молода
И так прекрасно быть любимой!
Такие чувства возбуждать
И от себя любовь скрывать.
Да нет, она и не любила,
Но сознавать приятно было
Свою волнующую власть.
И он пленён её красою
Расцветшей женщины весною
Он был так юн, хотел любить,
А если будут говорить,
Их имя свяжется молвою,
Ему и это может льстить
Победа над такой женою!
Молва для женщины страшна
 Мужчину слава украшает,
Когда с любовью он играет,
Ответственности не страшась,
Он женится потом, конечно,
Когда совсем перебесясь,
Остепенится и остынет
И партию себе найдёт,
Ну, а любовь – любовь пройдёт.
Да Александр предвидел это,
Он верит ей, но для поэта
Ужасно, что повеса светский,
Нарушив всякий этикет,
Её преследует вниманьем,
Вздыхает томно, взглядом ест.
А что ж она?
Но, не предвидя зла напасти,
Ещё не ведавшая страсти,
Любила мужа и детей.
« Всё тихо, мирно было в ней».
Хотела отвести достойно
Призыв и взглядов, и речей,
Но как тут выдержать спокойно
Такой накал его страстей.
Она поверила – он любит,
И польщена, и смущена.
Ну а кругом, конечно, люди,
И вот жужжит уже молва,
И в сотни глаз они глядели:
Как он вошёл, что ей сказал.
И что она вдруг побледнела,
И что он руку ей пожал.
И вот ползёт, ползёт уж сплетня,
Черня жену, черня поэта.
Катрин тут тоже наблюдает
И молча, горестно страдает:
Не ей улыбка, комплимент,
Но есть, однако, тут момент,
Который всё же утешает –
Они друг друга понимают!
Однажды у друзей в гостиной
Катрин осталась вдруг одна,
В волненьи гулко сердце билось
Слегка кружилась голова,
Она, закрыв глаза, присела,
И слышит вдруг шаги, слова…
Вошёл Дантес, не удивился,
За руку взял и поклонился
И глядя прямо ей в глаза,
Он ласково ей улыбнулся:
- Мадмуазель Катрин, что с Вами?
Так весело Вы танцевали…
Она вскочила, покраснела:
- Да просто так… Устала что-то.
Он поддержал её за локоть
И, отступив чтобы уйти,
Нежданно вдруг он повернулся,
Опять её за руку взял,
Вдруг обнял и поцеловал.
Катрин вся вспыхнула, Она
Была, конечно, смущена,
Но нет, она не негодует
И отвечает уж сама
Ему любовным поцелуем.
Он видел, что Катрин, конечно,
В него безумно влюблена.
Он молод был. И близость женщин
Его манила и влекла.
Екатерина понимала…
Она так много уж теряла
Ей нечего уж стало ждать,
Она любила. Что терять?
Быть может, так она заставит
Сестру замужнюю оставить,
Увидеть: ею – он любим,
Как нужен ей, боготворим.
Что думала она, кто знает…
Мгновенья краткими бывают,
Но часто нам вдруг открывают
Всю бездну чувств, всю меру слов
Иль безнадёжность вещих снов.
А уходя, он ей сказал:
- У Бобринских уж в среду бал,
Я буду рад Вас видеть там.
Зачем он это говорил?
Но позже поняла Катрин
Какой он тайный смысл вложил
В простое пожеланье это –
Должна быть там и Натали!
Александрина, между тем,
Рыдала у себя в постели,
Не зная, чем помочь и с кем
Ей откровенной быть возможно.
Она жалела Натали,
Но Пушкин ей ещё дороже
Ведь не его вина и власть,
Что эта пагубная страсть
Всю жизнь его разрушить может.
Нельзя, негоже, что поэт
В расцвете творчества и лет
В интригу светскую был ввержен.
Ему спокойствие нужно,
Всё в доме создавать должно
Настрой для творчества и книг,
А не для мелочных интриг.
Ах, боже мой, зачем, зачем
Так легкомысленна Наташа,
Зачем ей ездить по балам,
И пищу тем давать умам
Безжалостным и беспощадным?!
Быть может, Катя виновата,
Она фрейлина, ей нельзя
От приглашенья отказаться,
Но девушке, как ей одной
Вдруг в свете высшем показаться.
Александрина тоже с ней
На светских раутах бывала,
И часто, часто замечала
У Екатерины что-то есть,
Что ото всех она скрывала,
А Саша Пушкина любила
По-сестрински или чуть больше,
Но тем печальнее и горше
Ей было нынче понимать,
И с горем ей не совладать.
Александрина вспоминала,
Как он внимателен к ней был,
И чай с вареньем приносил
Когда она вдруг заболела,
А он подбадривал, шутил,
И заразительно смеялся,
Но никому не признавался
Какой гнёт на сердце носил.

IV

И так всё горестно сошлось,
Смешалось и переплелось.
Поэт не выдержал напора,
Дантес был вызван на дуэль.
Дантес, он что ж, всего повеса,
Дуэль ему для интереса,
Лишь в свете шума вдруг прибудет,
Что вовсе не вредит ему,
А Геккерну ни к чему
Свою испытывать судьбу.
И все, кому поэт был дорог
Уж в ужасе от этой ссоры.
Друзья враги – все хлопотали,
Чтобы дуэли избежать,
Прилично померить мужчин.
И Геккерен нашёл лазейку,
Спасая тем свою семейку
От непредвиденных угроз.
Сказал он в свете «по секрету»,
Что Жорж безумно был влюблён
Не в Натали, в Екатерину.
И он не видит уж причину
О том молчать.
И едет он к мадам Загряжской
Официально объявить,
Что сын его давно намерен
Руки племянницы просить.
Конечно, все удивлены,
Но и вздохнули с облегченьем.
Дуэли видно, не бывать,
Хоть выход найден не бесспорный,
Ему содействовать готовы.
А сёстры что ж как отнеслись?
По-разному событья эти
В их жизни вдруг отозвались:
Екатерина не скрывала
Всей меры счастья своего.
Она спешила, чтоб признали
И в свете женихом его.
Сестре, сияя, говорила:
- Ах, Ташенька, я счастлива!
Ты не в обиде?
Подумай только,
Я могла ль предвидеть?
Мне всё казалось сном
Или обманом…
Я к Фикельмонам
Надену белое,
То, знаешь, что с розаном…
А Натали была в смущении:
- Катрин, не знаю что сказать,
Всё, вроде, как-то необычно…
Ты счастлива, ну и отлично!
Чего же больше нам желать.
Вот только… Я не знаю, право,
Быть может, лучше подождать?
- Чего же ждать? Ну вот, всё так,
Ты как считаешь!
Но как ты не понимаешь,
Что Жоржа я давно люблю!
Ты и сама прекрасно знаешь
Я не лукавлю, не хитрю,
А ты, ты всё лукавишь!
Зачем неискренна со мной?
- Ах, боже мой!
Я не о том.
Ведь нужны средства для всего!
Приданое и свадьба, и жильё…
Как быть? Мы очень стеснены
И у маман нет ничего.
- Да ты права, я это знаю,
Но всё ж надежду я питаю
Придумать сможет что-то Саша,
Ну, помоги же мне Наташа!
Ведь это мой последний шанс
Дом обрести, оставить вас.
Ведь этого сама ты хочешь!
Иль не желаешь свадьбы нашей?
Я понимаю, ты сама
Была немножко влюблена!
- Катрин! Как это можно!
С твоей-то стороны видать,
Нельзя меня в том упрекать.
Оставим это.
Решим приданого вопрос.
Закажем и сошьём здесь дома,
Чтобы была во всём готова,
Чтоб было всё, как у людей.
Поедем к тётушке своей.
Они к Загряжской покатили,
Решали, спорили, рядили,
Что сшить, а что ещё купить.
Охапки тканей накупили
И стал их тихий, скромный дом
Огромный бельевой салон.
Так было славно, интересно
Померить, выбрать, обсудить.
Забыты все распри и горе,
И с радостью в блестящих взорах
Приданым сёстры занялись.
А Пушкину вся эта буча,
Весь предстоящий «карнавал»,
Была мучительна. И жгуче
Он эту фальшь осознавал.
И Александр мрачнее тучи
От этой суеты кипучей
Хватал цилиндр и убегал.
Ну, наконец, всё завершилось.
И свадьба их уже свершилась.
Утихли сплетни, толки, слухи,
Как-будто все остепенились,
Недоумение тая.
А Геккерн превзошёл себя:
Для молодых квартиру снял,
Отделал с роскошью завидной,
Особой прелестью блистали
Апартаменты Катерины
( Настолько, что до нас дошла
О том завистная молва).
Но отношение родни
Совсем не клеились отныне,
Встречались все ж в одних домах,
Но в свете все теперь следили,
Как Жорж с женой, как с Натали,
Как подошёл, как поглядел,
А он намеренно хотел
Всем показать – как прежде он
В Наталью Пушкину влюблён.
Вздыхал, глядел красноречиво.
Подчёркнуто, всё для людей,
Наедине же очень мило
Любезничал с женой своей.
Но знала, знала Катерина,
Что он влюблён был в Натали,
Но между ними тоже было
Согласье близкое любви.
Они друг друга понимали,
А этого, совсем немало
И часто людям заменяет
Восторги пылкие любви.
А в свете вновь ползёт молва,
Что Пушкина всё ж неверна
Была супружескому долгу,
И виновата пред сестрой
За ветреный характер свой.
А Пушкин в ужасе, не знает
Как уберечь покой семьи
И мысль его опять терзает
Уже ль виновна Натали?
Но нет, он верит ей конечно,
Он знает свет их бессердечный,
Желанье всюду сунуть нос
В чужую душу, в дом чужой
И потоптаться там ногой.
Но, ведь, весь свет не обвинишь,
Виновник есть и он один,
И он один ответить должен
И путь  к тому один возможен,
Заставит он его признаться,
Он интригану скажет всё,
Стреляться! Да, теперь стреляться
За имя честное своё.
 
V

Казалось, болен он,
Глаза воспалены,
И волосы торчали в беспорядке,
Лишь две упрямых прядки
На лоб упали.
Ссутулив плечи, крепко руки сжав,
Оставив на плече один пустой рукав,
Ходил он быстро так,
Как будто убежать хотел
От мыслей мрачных,
Он к столу присел
 И, видимо, решившись,
Поставить точку в этом деле,
Он быстро стал писать
Барону Геккерену.
Да, старшему. Что уж никак
 Не мог оставить без вниманья
Те дерзкие и наглые признанья.
Что делал молодой,
Нахальный и пустой повеса.
Но, что уж тут есть интересы,
Которым был причастен
Старший Геккерен.
Он так писал.
И с каждой новою строкою
Спокойствие он снова обретал,
Ну вот, свершилось.
Пусть попробует теперь
Опять уйти в какую-либо тень,
За клевету и пакости, и ложь,
Когда уж даже не поймёшь.
Да полноте, да правда ль это,
Когда известного поэта
 Третируют и топчут в грязь.
И кто же? Чужой чиновник
Неведомо откуда здесь
Интригой трусость прикрывая,
Поскольку очень твёрдо знает
Ответственность преодолеть
Не сможет, хоть того желает.
Всё было уж предрешено,
Событья комом шли на дно.

VI

Итак – Дуэль.
На Чёрной речке. Чёрный день.
И вся страна потрясена
Невосполнимою потерей.
И горше не было потерь.
В его квартире
Все дни наполнились
Какой-то суетой
И дом людей был полон.
И кто здесь свой и кто чужой?
Все дни слились в один поток
Какой-то чёрный.
И Натали не смела говорить,
Не смела ни дышать, ни видеть.
Её могли возненавидеть.
Чего боялась и ждала
Её смятенная душа.
Она к нему вошла,
И пред постелию его
Она упала на колени,
Боясь глядеть, боясь сказать,
Лишь плакала беззвучно.
Он руку поднял к голове её,
Легко провёл по волосам:
- Ах, Таша, виноват я сам,
Ты не причём,
Прости, так вышло…
Детей, себя побереги,
Живи…
И скорбно сморщился, заплакав.

VII

 И вот всё кончено.
Ей 25. Она – вдова,
И четверо детей,
В кармане ни гроша.
И средь родных забвенья нет.
Какая тень,
Стена какая между ними!
Нельзя её ни отодвинуть,
И не забыть, и не отринуть.
Уже уехал Геккерен.
Дантес из Петербурга выслан.
За ним последует Катрин.
Её ждала страна чужая,
Где ни родных и ни знакомых,
И ей хотелось, уезжая,
Услышать хоть одно бы слово
Напутствия и примиренья,
Она поехала проститься,
Последнее сказать прости
Всей, всей роде и Натали.
У Пушкиных собрались все –
Загряжская, братья, Александрина,
И высказали все Екатерине.
Она рыдала, прислонясь к окну,
И было ей невмоготу.
Услышать их сердитый хор
И молчаливый Натали укор.
Всё кончено. Она чужая,
Отныне сердцем отвергая,
Её некто не признаёт.
Уж слишком дорогой ценой
Досталось счастие её:
Сестра – вдова,
Изгнанник – муж.
Она семейством не любима
И ждёт её безвестный Сульц.
Она уехала.
И никогда уж более она
С сестрою не встречалась,
Они друг другу не писали,
Они расстались навсегда.
А третья что ж сестра,
Александрина?
Но свояка она боготворила,
Ему внимала всей душой,
И осуждала Натали порой,
Хотя заботы с ней всегда делила,
Чтоб дома для поэта был покой
И тишина, дарующая силы.
Дыханье затаив, ему внимала,
Насмешки лёгкие сносила, покраснев,
И понимала, о как понимала!
Все муки ревности его.
Наверное, из всех сестёр одна она
Поэта истинно любила.
Когда улягутся все страсти,
В Завод уедет Натали,
Она у тётушки Загряжской
 Все боли выплачет свои.
А через 8 лет, судьбу пытая,
Решится тоже уезжать
И приняв предложенье Фризенгофа,
Страшась, покинет Петербург.
И навсегда отправится в Европу.
А что ж Дантес?
С годами он переменился,
Заботился о доме, о семье.
И вопреки расхожим мненьям
Любил жену. Екатерина
Трёх дочерей ему родила,
Ждали сына.
И вот родился маленький Дантес,
Но жизни стоил он Екатерине,
Оправиться от родов не смогла,
И через месяц умерла.
Всего в свои тридцать четыре.
Всего шесть лет отпущено ей было
На счастье, на любовь и на семью,
Она, конечно, ими дорожила,
Но горестно жила в чужом краю.
Дантес уж больше не женился,
И овдовев, чуть больше тридцати,
Растил детей и для семьи трудился.
Уж волны лет прошли над ним.
Потомки помнили Дантеса
Не потому, что слишком был любим,
А потому, что Пушкина убил.
Как  помнят Геростата из Эфеса,
Не оттого, что просто жил,
А оттого, что храм спалил.
Недавно в Сульце, в замке на стене
Висел портрет Катрин, всеми забытый
И удлиненная рука –
Холодное из гипса изваянье,
Касалась столика слегка,
Казалось, чуть дрожали пальцы
Векам, пытаясь, передать
Тепло и горечь, и страданье
Души ушедшей навсегда.