Средневековая баллада

Я расскажу тебе историю одну,
Присядь со мной, любезный мой читатель,
Её не раз я слышал на своём веку,
В ней видит ложь лишь истины искатель.
Хочу поведать я о странных временах,
Когда костры повсюду полыхали,
Пока богатый думал о балах,
Простых красавиц заживо сжигали.
И чтобы полною картина та была,
Я сообщу вам о ещё одной печали:
Чума на наше королевство шла,
И люди с содроганьем смерти ждали.
В ту ночь, когда явиться должен мор,
И погубить в округе все живое,
Богатый люд весь высыпал во двор
И танцевал, не думая о горе!
Все потому, что сумасбродный тот король,
Который нами семь десятков правил,
Любых, кто молвить смел про хворь,
На эшафоте лично б обезглавил!
Гулянье шло уже не первый час,
Взмывали в воздух чаши, полные напитка!
"Мы пьем, чтобы чума забыла нас!"
Как вдруг вдали мелькнула черная кибитка.
Чье бледное лицо скрывало полотно,
Чьи пальцы с драгоценными камнями
Так яростно царапали стекло,
Узоры выводя на нем когтями.
Никто того заметить и не мог,
Ведь люди с опьяненными глазами
Как на ветру, шатаясь взад - вперед,
Брели к домам своими мирными стадами.
С рассветом жизнь как прежде потекла,
А о чуме как будто позабыли.
Не наступила – значит, не пришла,
На этом и собранье завершили.
Но вот шептанье по дворам пошло,
А, как известно, люд подвержен слухам:
Там кто-то в черном вдоль дороги шел -
Не то красавица, увы, не то старуха!
И кто бросался к ней, тот тут же замирал,
Душою радуясь, что взглядом не столкнулся,
А темный образ дальше проплывал
И так земли ни разу не коснулся!
"Я ваша гостья, - молвила вуаль, -
Желаю в вашем замке поселиться.
Сегодня в честь мою любая божья тварь
До самой смерти может веселиться".
Король тут было встать хотел,
В нем бушевало море возмущений,
Но лишь поднялся он, как боль в ноге
Пронзила его дряблые колени.
А силуэт покинул тронный зал,
И сквозь проклятья - ядовитые угрозы
Несчастный паж смиренно вслед ступал,
Он нес её багаж - то были розы.
Таких цветов еще не видел свет,
Их будто взяли из садов Семирамиды.
Любой садовник пусть за маленький букет
Продал себя, лишь бы узнать, что здесь за виды.
Покои замка погрузились в тишину,
И стрелка на часах остановилась
Теперь здесь будет все, как я хочу,
И дверь за госпожою затворилась.

И коль еще не спите вы,
Держа в руках шуршащие страницы,
Я с удовольствием продолжу говорить
Историю средневековой небылицы.
И стоило ли мне упоминать,
Что через сутки короля не стало,
В один момент сумел он разум потерять
И Смерть его к своим рукам прибрала.
Ни знахарь, ни священник, ни колдун
Вниманья своего не обратили
На листья розы, что валялись на полу
И, поглощаясь чернотою, гнили.
Простой народ как мог, так ликовал,
На трон какого-то мальчонку посадили.
В своих руках он еле вилкой управлял,
А значит, все права у церкви были.
И празднеству в стране пришел конец,
И люди там лишь ели да молились,
Вот что послал на стол к обеду им творец,
За то они на паперти клонились.
И стоило лишь на святой земле
Явиться мрачной, словно тень, вуали,
Как все святые, пав в небытие,
Как будто в ней навечно утопали.
Священника сковал безумный страх,
Прижав к груди потертое кадило,
Он лепетал на разных языках:
"Да покарает тебя божья сила!"
Но безразличны были ей его слова,
Она пришла сюда ради другого -
Как только замолчит свеча у алтаря
Чума погубит в государстве все живое!
И взгляд ее на пламени застыл -
Ему остались считаны минуты.
Огонь безмолвно вздрогнул и остыл,
Свеча померкла, не пылав как будто.
И вновь в том царстве ожили часы,
И город в перезвоне утопили:
Теперь они бежали, а не шли,
Покорно повинуясь чьей-то силе.
О если б знал народ, что это был конец,
А не прекрасное и светлое начало.
За каждою душой был послан жнец,
Ну а чума лишь тело забирала.
Она ворвалась в комнату свою,
И, взяв благоухающую розу,
Чума решила: "Пекарю дарю",
Пусть первый знает про мою угрозу.
Он был на всю деревню знаменит -
В дни празднеств он для короля готовил,
И каждый был стряпнею его сыт
От богачей до незажиточных сословий.
Никто не знал, как пекарь ночью выходил
И потрошил пьянчуг, что по дворам шатались,
На кухне он их в фарш переводил,
А косточки собакам доставались.
Сапожник яд в ботинки подсыпал
И кожа ног экземой покрывалась.
Он горемык к жене-знахарке посылал,
А та над ними всяко издевалась.
И резала и кожу снять могла
И язвы прижигать пыталась,
Ну а гостям своим она врала,
Что так она наукой занималась.
Пастух, а в прошлом королевский шут,
Свой скот по кладбищам гоняет.
И всем плевать, где их коров пасут,
Пускай они среди могил гуляют.
В том королевстве люди гибли каждый день,
Специально будто извести себя пытаясь.
Отрава, голод, грязь или болезнь,
Но население никак не уменьшалось.
И каждый был здесь в чем-то виноват,
За каждым было злостное деянье.
Их всех чума решила покарать
И смерть была дана им в наказанье.
Теперь пусть в каждом проклятом дворе
Во всю чумные розы расцветают,
Их будут рвать и ставить на окне -
Вот так они людей и убивают.
Лишь ты вдохнешь их сладкий аромат
И тронешь мертвые от яда листья,
Как больше ты не сможешь встать,
И на груди крестом свои ты сложишь кисти.

Позвольте мне уж вам дорассказать,
Чем кончилась история такая.
Конца счастливого, увы, там не видать,
Но без конца нет смысла и в начале.
Вот тьма сменила день в последний раз,
Вуаль сидеть на лавочке осталась.
Бегут минуты, их сменяет час,
Стенание повсюду раздавалось.
И в этот миг, в мгновенье торжества,
Когда в глазах её нечистые игрались,
Чума заметила, как кем-то там в кустах
Её цветы из лейки поливались.
То был садовник, тощий и босой,
И видно не было, в чем там душа держалась.
С лопаткою, с ведром, с сырой землёй
Он розы нежил, к ним не прикасаясь.
«Скажи садовник, что для тебя жизнь -
В земле копаться в ней же и остаться?
Кому за это время ты полезен был,
Ради чего ты век готов стараться»?
Всю жизнь я бесполезным слыл,
Никто прекрасного вокруг не понимает.
Я красоте себя всецело посвятил,
Она ж меня от бед оберегает.
И как бы ни были нелепы те слова
От перепачканного горе-садовода,
Вуаль им всё ж была удивлена,
И вместе с ним она осталась ждать восхода.
Не зная сам, он стал её слугой,
Держась за дверцу отъезжающей кибитки,
Она махнула ему вслед рукой
И подарила бренный взор из-под накидки.
И в королевстве том остался лишь один живой,
И в дождь, и в снег, и в свет, и в мрак, и в грозы,
Садовник, до безумия больной
Для госпожи-чумы высаживает розы.


Рецензии