Жил- был художник один...

 ... Он стоял перед картиной и пристально смотрел на нее. Долго и вдумчиво, словно желал запомнить все мельчайшие  ее  детали и сохранить их в своей памяти. Так случается когда человек догадывается  или знает, что не увидит то, или того – кто сейчас  перед ним. Не увидит очень долго, а  может быть и никогда. В этот раз, все так и было. Художник прощался со своей картиной!

Он много лет посвятил искусству, работал - исступленно, словно одержимый нахлынувшим на него озарением  невиданного откровения.  На своих полотнах отображал все что видел -  таким, каким оно и было в действительности. Не приукрашивал, не оставлял  места для недосказанного. Не выставлял напоказ  того, что многие его коллеги либо возвеличивали,  либо изменяли, стараясь отразить в своих полотнах свое видение и восприятие мира. Его картины были просты и понятны, по крайней мере, так он хотел думать о них...

... Но время шло, а желанная известность не приходила. Более того, он давно приметил, как незаметно  уменьшился круг людей его профессионального общения. Значительно меньше стало и тех, кто желал ознакомиться с его картинами. Художник начал понимать, что его негласно  "зачислили" в число бесталанных и неперспективных "маляров от искусства", терпеливо изводящих впустую килограммы красок и десятки метров холста.

...Выставил несколько картин аукцион, но они вернулись к нему  не  проданными.  Дарил их  своим друзьям, только  приходя к ним - замечал, что на месте его подарка, на стене находится совсем другое - "что - то!".  Устав от терзавших его сознание мук творчества и сомнений, он, наконец решил покончить с тем, чему посвятил почти двадцать лет жизни.

…Неторопливо и методично художник уничтожал то что осталось в комнате, приспособленной под мастерскую. С треском рвались холсты, просыпая  на пол легкую пыльцу присохших к нитям  красок. Ломались покрытые грунтом доски. Окинув равнодушным взглядом пыльное помещение, возле давно нестираной оконной  портьеры  увидел стоящую на запасном подрамнике картину. Художник написал ее лет десять тому назад, и считал лучшим из того что он создал.

  Это был портрет девушки. На него смотрела  загорелая юность, с чистым, отражающим свет восходящего солнца, взором. Тонкие пальцы вплетали, в цвета красной меди косу, лазоревые васильки. Художник помнил этот взгляд и девушку, потому-что, когда-то, давным давно - был влюблен в нее. В то время, он был по настоящему счастлив: полными глотками пил жизнь и жажда его не иссякала. Тонул во взгляде, который остался на портрете, и не мог утонуть. Каждый новый день и  прожитый миг, призывали его вновь и вновь бросаться в омут любимых глаз, и выплывать, возрождаться, с единственной целью - любить! И быть - любимым!

…Но родник, питавший их счастье - внезапно иссяк. Расстались легко, без лишних слов и объяснений. Оба понимали, что самое лучшее и светлое что жило в них тогда  - ушло в прошлое, и продолжение отношений неминуемо сотрет из памяти божественное чувство полета казавшегося  безграничным - счастья. Потеряв друг друга, они сохранили большее - память о любви...

…Через год, впав в очередную тяжелую депрессию, он  на одном дыхании написал ее портрет. ...Хранил его в мастерской, редко и неохотно показывая знакомым. Но однажды, решившись на то, о чем и не хотел думать - передал свое лучшее детище на проходившую художественную выставку. С волнением и трепетом души, следил за тем, как портрет закрепляют  на стене. Ему казалось что завтра, мир - увидев его шедевр, поймет - что вчерашняя его  жизнь, была неполна и пуста, без того, что показал ему - он, художник!

...Когда зал открылся, он тайно бродил среди посетителей, напряженно прислушиваясь к каждому слову или реплике, которые могли относиться к оценке его произведения. Но люди проходили мимо. Скользнув  равнодушным взглядом по василькам, останавливались возле  другого, что им нравилось. И лишь только одна девочка, потянула  пришедшую с ней  женщину за руку: "Смотри, мама! Какая красивая тетя!". "Девушка как девушка! - ответила ей мать: - Такая как все! Идем дальше!"

... На  подрамнике был натянут чистый холст. Художник смотрел на него. Взял дощечку с красками, смешал их и бездумно  провел по холсту широкой кистью. Мазки ложились один за другим, беспорядочно, хаотично и бесцельно. Взмахи кисти учащались. Краски липкими  брызгами рассыпались на лицо и руки. Художник словно бил по холсту, выбрасывая на него все  свое разочарование,  не принявшим  и не оценившим его творчества  миром. Ему казалось, что это не краски, а тугая струя крови из раскрывшейся души – ударила в холст, расплескивалась по нему тяжелыми сгустками. Только кровь, почему-то сияла разноцветьем и была не горяча…

   Тяжело дыша, он прислонился к стене. Краски закончились. Тягучими потеками они оседали на холсте, капали на пол с подрамника. Художник собрал обрывки картин, изувеченные  доски. Сложил в припасенный мешок все то, что помогало ему в его работе.

   Выбросив все в ближнюю мусорку,шел по улице. Вопреки ожиданиям, принятое решение не опустошило его, не пригнуло к заплеванному асфальту тротуара. Он шел твердо и ровно, глубоко дыша полной грудью.

   «Мне тридцать пять лет! И нет – ничего! Из семьи – только мать, друзья – отвернулись! Почему они отвернулись? Наверно из того, что они видели во мне – себя! И не хотели в этом сознаться, перед самими собой! Может быть!»

  - Ма! – сказал он в трубку автомата: - Я отъеду, ненадолго! Все в порядке, не волнуйся! И – пожалуйста, приберись у меня на квартире! И в мастерской, то-же… Пока, мам! Только, картину  оставь, или возьми ее себе…

   …Прошло пять лет. Художник сидел на лавочке неподалеку от детской площадки. На ней, счастливая молодая женщина раскачивала качели, на которой, мелькая кругленькими  коленками, розовым облачком платьишка – влетала вверх маленькая девочка. Девочка восторженно взвизгивала, улыбалась мама, светило  солнце.

  - Привет! – вдруг услышал он. Рядом остановился его давний  знакомый, то-же, как и когда-то и он, художник.

  - А-а! Коллега по цеху! – приветливо протянул «отставник»: - Сколько лет, сколько – зим… Как ты, все пишешь?

  - Так, помалу! – знакомый присел рядом: - Ты то, сам – как?  Слышал, в «мир» от нас ушел! Твои? – кивнул он в сторону площадки.

  - Мои! – с гордостью ответил художник: - Теперь, у меня все как у людей! Живу, брат! Понимаешь? Жи-и-ву-у…

  - Может ты и прав! – помолчав, ответил ему товарищ: - А я – вот, не могу уйти! Почему ты ушел?

  - Наверное, время пришло! – и горько пошутил: - Отвернулась от меня Муза! Да и вы, то-же…

  - Может  ты и прав! – снова повторил знакомый: - Только, ничего ты не понял! Ты – был лучшим из нас!

  - Знаешь? – продолжал он следя за качелями: - неправильно мы живем… И не правильно пишем! Жить, и писать – душой и сердцем надо! Только тогда, твое творение – жить будет! И может в веках… Я это, недавно понял! Ну – прощай, друг! Прости, пора мне…

  - Прощай! – механически сказал художник, глядя в сутулившуюся спину уходящего  товарища.

  - Да! Вот  еще!  - друг развернулся, остановился: - Возьми журнал, посмотри! Там, про одного из нас пишут! И репродукцию посмотри! Боже мой, какая картина! Она не красками, душой на полотно излилась! Талант! Мне такого, никогда не написать! …Говорят, на аукцион будут выставлять! Да не в деньгах дело! – он как-то обреченно взмахнул рукой: - Хотя… И в них – тоже…

  Художник пролистал оставленный ему журнал и вздрогнул. На глянцевом развороте он увидел репродукцию полотна. Мощные мазки свернулись  в притягивающе завораживающий хаос. Краски, словно жили своей жизнью, кричали багровой болью, пытаясь о чем-то рассказать в своем безумном переплетении ожившего чувства.
 
  На фоне холста, стоял ухоженный мужчина. Художник узнал его. Этот человек работал на одного известного коллекционера. В напечатанном ниже интервью, он рассказал о том, что его «патрону» удалось отыскать полотно гениального художника, пожелавшего остаться неизвестным. Его творение, было выставлено на обозрение в нескольких крупных художественных павильонах, и произвело фурор, в кругах ценителей современного искусства. Дальше, художник читать не стал. Он торопливо достал сотовый телефон, набрал номер.

  - Здравствуй мама! Мам, ты помнишь, я просил тебя прибраться в квартире… Ну, тогда, когда уезжал! Скажи, ты куда дела картину?

  - Я оставила ее себе!  Она у меня! Остальное – вынесла… А что, что-то не так?

- Нет, мам! Все правильно!

  - Там еще, был холст! Я подумала, что ты на него пролил краски! Я его выбросила, вместе с подрамником! Почему ты спрашиваешь? Неужели ты хочешь снова…? - голос матери тревожно  дрогнул.

  - Нет, мам! – поспешил успокоить ее сын: - Все в порядке. Просто – вспомнилось…  До вечера!

Художник устало откинулся на спинку скамейки. В лицо приятно светило горячее солнце. «Папа, папа! Смотри, как я умею!» - кричала ему дочь.

  - Что же, я – пропустил? – вслух произнес художник: - И когда?