Позвольте мне, читатель строгий

Господа, если кто узнает в моем герое себя,
не обольщайтесь,
это не о Вас,
ибо образ собран из крупиц разных характеров


Позвольте мне, читатель строгий,
Поведать скромный мой рассказ.
Хотя слова и слог убоги,
Но ты послушай в этот раз.

На свете жил и воздух портил
Один достойный человек,
Хотя по сути был негодник,
Но на себя возьму сей грех.

Его представлю я эстетом,
Ценителем изящных муз,
Да, да и признанным поэтом,
К тому же описатель чувств.

Не буду я томить, читатель,
Тебя излишним словесом,
Представлю всё же: он – писатель,
Учёным бьёт тебе челом.

Он весь в науке повседневно,
Не только ночью, но и днём,
И спит от этого он скверно,
И настроенье ни о чём.

И всё мечтает он о грантах,
О  славе все его мечты,
С улыбкой вечно–глуповатой
И манией больной звезды.

Он написал про зоофилов
Большой занудный, блин,  роман,
Наверное, он в детстве милом
так мучил кошек и собак,

Совал им палки и резинки
В определённые места,
И рукоблудством без заминки
Он занимался иногда.

Сейчас он мэтр и древний старец,
С подагрой в немощных костях,
Но до сих пор он твёрдый камень
И вечных творческих сносях.

То стих подарит ненароком,
То текст инетовский сопрёт,
потом по сайту диким волком,
хозяйским взором вдруг пройдёт,

кому–то косточку он бросит,
ну, как обычно, свысока,
а может быть, от щедрой злости
донос напишет с потолка,

что, мол, обидели бедняжку,
не оценили всех трудов,
не дали гению поблажку
за сто иль более стихов.

А он сегодня целых десять
Сварганил чувственных стихов,
Но ты, читатель мой, не смейся,
Стихи и вправду про любофф,

Про то, как ноги вот на шею
Закинул преданной жене,
И что ему, как, блин, Орфею,
Нужны финты на стороне,

Потом подумал наш писатель,
Что стоит просветить народ,
И написать, что обыватель,
весь этот подлый дикий сброд,

обязан восхвалять героя,
на руки преданно поднять,
и целовать от пота ноги,
и дифирамбы петь опять.