нечто апокалиптическое

 А во-
да ульется в се-
бя, как в нору,
и черным эхом отзовется последний всхлип,
всё будет уходить, все будут уходить,
   земная ось до гвоздика сапожного сожмется,
   и север с югом скрепятся кристаллом льда.
   Огонь был скручен в рог,
   распилен, вытерт в искры,
   и с силой выдут за порог
                цивилизации.
   И восскорбели души Божьи,
   скорежились как кожи,
   как листья осенью, в песка
   крупиночки разрушились.
   Как одуванчик ветер разлетелся,
   ищи-свищи чужих, своих,
   не мир вверх дном перевернулся,
   а пал безбожно человек.
   А время?
   Оно отхлынуло, как будто
   небо в отрыв ушло,
   не будет времени и утра.
   Секундой вечной обожгло.
   Теперь примечена картина
   на прекращение Вселенной:
   пасется в поле конь вечернем,
   и вышли все держащие загвоздки,
   сверкая в продырявленной подошве
                времени.
   Пространство перешибет травинка,
   пыльцой цветов сотрутся солнце и луна,
   и высыпают звезды из себя и дух и плоть,
   и рушатся, слоистые как скалы,
   миры потусторонние, с их светом
   или тьмой, их свет свернется паутинкой,
   и тьма, как лист багряный, –
   и где там ад страданий?
   Изводит тьму вечерняя роса,
   тьма будто усыхание чернил, –
   скорябать только с пузыря
   и перепачкать пальцы  –
   задача выполнимая Творцу
   сей темной тайны.
 И волос конский преломляет свет,
и проявление идет на конус,
и все стремится умереть,
забраться в точку, скорость.
А мир потусторонний, который
словно белый лист приколот
кнопкой, – и где там кущи райские? –
кладется аккуратно в стопку
других таких же чистеньких
листов. Когда произношение
сорвется, как шина с колеса,
пойдет вилять велосипед, –
Вселенная убьется,
но стоит слову возвратить
произношение и снова колесо бежит.
И «было» в «не было» войдет,
частицу «не» отбросит, словно
небосклон, скончание времен
в скрижали « как было» Бог заносит, и склонится,
и Он к «что было» приставит «не было чего»