покрова

________P. S. - Я, – сказал Агафон, – не в силах спорить с тобой, Сократ. Пусть будет по-твоему.
- Нет, милый мой Агафон, ты не в силах спорить с истиной, а спорить с Сократом дело нехитрое.

                Сократ

_____________________________P. P. S. Тем более сержусь я на расточителей, тратящих на ненужные вещи большую часть времени, которого, как прилежно его не береги, и на необходимое-то не хватает.

                Луций Анней Сенека








Сама любовь от самолюбия
Ничуть не отличается почти!

Я к собственному сердцу припаду.
Ты к собственному сердцу припади.

Ещё не человек, а лишь прелюдия,
Я на себя взираю из-под век.

Сама любовь. И кровь во мне сама.
Сама тюрьма во мне, сама сума.

Все сами по себе, а я не сам!
И я как мёд стекаю по усам.

Как пиво я стекаю по усам
И сам дивлюсь: Ну до чего игриво!

И всё как есть я излагаю здесь:
Борьбу и смерть, в которых я не весь.



















Бессонница и лень. Который день
Как лён свою бессонницу пряду!
Как будто бы по тоненькому льду
Тень на плетень я медленно веду.

Не приведи, Господь, такую плоть
К бессмертию моему. Вот первое столетие
Бессмертия моего, в котором ничего,
Помимо тех бессонницы и лени.

А ты хотел утех?
А ты хотел сомнений?
А здесь всё ясно: Солнышко прекрасно!
Жизнь не опасна, если смерти нет.

И словно след в пыли есть в твоей плоти свет.
И нет тебя в бессмертии твоём.
Но я молчал. Я знал, что мы вдвоём:
Я и бессмертие моей души!

Свет во плоти', иди и не греши.
Душа души, иди и не греши.
Прозрение зрения, иди и не греши.
Напрасное моё, прекрасному служи.

























Глазное яблоко земли
Всё поворачивает к солнцу.
И капелька воды в пыли
Всё поворачивает к солнцу.

И ждут, что просто их протрут,
Как протираю я оконце!
И поворачиваю к солнцу
Совместно с капелькой воды

И яблоком глазным земли.
И в этом все мои труды.
Все говорят мне: Повтори!
Все говорят мне: Где плоды?

Мной не прожитые века,
Как воды хладного эфира!
Но каждый день с восходом мира
Я своего встречаю рыбака.

Ему не повторяю: Повтори!
Как капельку воды в пыли
Протри глазное яблоко меня.
Как будто я не вижу света дня.

Но коли кажется и вкривь, и вкось,

Забрось в глазное яблоко меня
Луч света как земную ось.







p. s. Сущность всякой веры состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью.
                Лев Толстой











Только лишь по воле волн
Мой корабль в меня влюблён.

Если мне по морю плыть,
Кораблю меня любить.

Если я иду ко дну,
Кораблю то не в вину: Просто выбросить меня!

Если я иду ко дню, значит, море мне по росту.
Если не иду ко дну, недостоин, значит, дня.

Оттого я так спокоен о здоровии моём:
Не гоняюсь днём с огнём, в себе видя человека.

Только лишь по воле волн светоносного эфира,
А не по желанью века этот мир в меня влюблён.




































Кто против плоти, если плоть в пути
Во имя духа? Если слышит ухо,
Да зуб неймёт? Ты жаждешь укусить.
А я желаю духом искусить.

Высотами такого экзиста'нса,
Вершиной мира: Deus ex machina.

Кто против плоти, если плотью в танце
Ты сотворяешь дух (как тополиный пух,
Что воздух наполняет Рождества
Древесного)! Поскольку в древе тесно,

Я тоже поменяю естество
На существо доселе неизвестное.

Которое вдоль клеточек моих,
Щекоточек, что столь же кровеносны,
Сколь и нервически. Я вижу: Ветер стих,
И прошлое моё вполне несносно.

Кто против плоти, если слышит ухо,
Что гамма плоти ожидает духа?















P. S. Мир на краю, и нет большего зла сейчас, чем полузнание: по себе знаю и по так называемому добру (что по всему глобусу убивает) знаю.

                Maxim Kantor









Я не принёс тебе добро.
А ты в ответ мне даришь зло.
Я просто не ношу весла
В народ, не ведающий моря!

И всё же даришь мне крыла,
Чтоб возносило меня горе
На окровавленном крыле.
Чтоб я не увязал в добре,

Которое не от трудов,
А от познания плодов.
Я потому не приношу,
Что я спознаться не спешу

С невежеством и рукоблудством!
Поскольку мыслим не ногами,
Но простираемся руками
По дантовым кругам иудства:

Который взять себе Содомом?
Я не принёс тебе солому
И сено, чтоб к твоим ногам
Ты привязал как право-лево!

Поскольку я тебе не Ева

И даже не Адам.
Всё делай сам.



















И жизнь сквозь слёзы, и любовь,
Которая пронзает кровь

(проходит аки Моисей).
И кровь взволнуется сильней

(сомкнётся, чтоб не допустить).
Любовь и слёзы устремятся,

Но кровь волнением вздымится!
И мне случится удалиться,

Чтобы без слёз с любовью жить
И чтоб не проливаться кровью!

С людьми такого не бывает,
Но человек о том не знает.

И жизнь его как Моисей,
Чтобы не стал стадом свиней,

Вёдет сквозь слёзы и любовь
Да по-над пропастью своей.

























Кот пробежал.
А если бы лежал,
То пролежал бы то же расстояние!
Пронзив глазное яблоко земли

Катанием своим в звёздной пыли.

Как это романтично прозвучало!
Как будто пошатнув свои начала,
Совместные с началом мироздания,
Кот пробежал дорогами сознания

К созданию меня из пыльной были.

А между тем мы просто позабыли,
Что нет у пыльной бури плоти,
Помимо воли наводить мосты
Между мирами здешним и нездешним.

Но был почти ноябрь! Кот не был вешним.

Озябли лапки.
Кот был очень внешним
(сам по себе бежал или лежал
По осени). Лишь я его держал,

Как грабли для различных листопадов.

Сгребая листья сброшенной корысти,
Сжигая в горьковатую усладу.





p. s. Видеть прекрасно изданную пустую книгу так же неприятно, как видеть пустого человека, пользующегося всеми материальными благами жизни.

                Виссарион Белинский










Желание делать добрые дела.
Желание видеть складные тела,
Живущие в гармонии с собой
И с миром, и с любым созданием.

Моя любовь творит себе кумиры.

Вот, дескать, идеал. Он далеко.
И спит давно и крепко. И легко
Во всём мне помогает лишь кумир,
Который близко. Так я вижу мир,

В котором я живу как птица в клетке.

Я клетку ту считаю кровяной
В телец потоке, что живут со мной.
И в каждой тельце птица, что живёт
С желанием делать добрую работу.

Когда у них получится хоть что-то,

То получается совсем наоборот!
И как в болоте я ищу проход
В потоке этих мыслей и телец,
И в клетки эти запертых сердец.

Желание делать добрые дела,

Желание видеть складные тела -
У тельца, что в крови! Но ждёт любви.





















Возможно против зла да завести козла
В далёкую безводную пустыню!
И эту животину одинокую
Своею волей посчитать отныне

Своим освобождением от зла.

Дорога, что в пустыню привела
Тебя или меня, вполне мила!
Пустыня возле света и добра.
Простые облака из серебра.

И там довольно места для козла.

Известно мне, что злу вполне привольно
Во мне или в тебе, в моей борьбе
Злом против зла. Я только о себе.
А ты решай всё сам, каким козлам

Идти в пустыню на краю вселенной.

Свою судьбу не назову геенной
Лишь потому, что не живу в гробу!
Но сам себя веду заместо зла
В пустыню воле света и добра,

Не взваливая труд сей на козла.





















Мороз! Мороз! Мороз!
Как море роз
Заиндевевших и не отогревших
Сами себя, чтоб снова жизнью стать.

Мороз опять!
Над морем роз опять
Случилось пролетать и остужать
Твои моря дыханием моим.

Как лепесток я буду нелюдим,
Но инеем покрыт
И не убит.
И не страной моею в чей-то гроб

Я буду брошен
Домогаться, чтоб
Все стали одинаково мертвы!
Тебе хотелось русской синевы?

Тогда попробуй трупы различать.
Иль согласись, что пятая печать
И белые одежды всем даны.
Или такой мороз родной страны

Живее для тебя, чем иноземный?
-  Он не мертвей, но и'наче бесценный, -
Сказал я, отвечая на вопрос
О смыслах бытия.

Сколь тонок мой мороз,
Прекрасно знаю я:
Как различение мёртвого с живым!
Я только этой тонкостью храним.



p. s. Если мы ничем не можем помочь ближнему , и у нас болит от этого сердце - значит мы даем человеку милостыню высшего порядка: мы даем милостыню кровью своего сердца.

                Преподобный Паисий Святогорец












Хочешь уйти за пределы
Скудного бытия?
Делай, что делал, но лучше,
Нежели делаю я!

Я ж с бытием примиряюсь.

Делай, что делал, но дольше,
Нежели делаю я!
Не выпуская из горсти
Этот песок бытия,

Ибо и в нём первородство.

Веришь в свое благородство,
Что придаёт тебе сил?
Значит, что просишь у скотства,
Чтобы тебя оскорбил

Каждый, кто в скотстве замечен.

Я не слежу за речью,
Если останусь с миром.
Если расстанусь с миром,
С ним примиряюсь речью.

Это и есть смирение скудного разумения.























Как просто человека испугать!
Я сам пугался столько, сколько пядь
Простой земли вмещает на постой.
Достаточно знаком я с пустой,

Чтоб знать о ней: Она не ждёт огней.

Теней не ждёт.
Не скажет: Род придёт
И род уйдёт. Лишь пядью пребывать
Земля не перестанет. Мне ль не знать:

Она не жадный рот, но поглотит и землю!

Как просто человека испугать.
Как и меня, когда я не приемлю,
Что нет пустот.
Что мир во всём живёт.

А я в миру живу и не умру.

А испугать так просто по утру
Возможно солнце, дескать, не взойдёт,
Лишь крикнешь: Тёмен мир! И он не ждёт
Восхода твоего! Ты скажешь: Что с того?

А ничего с испуга твоего.













P. S. ...Без опыта, без падений и восстаний мысленных не придешь в правильное состояние.

                игумен Никон Воробьёв









Как иней по стеклу, я не умру,
Коль проведут по мне ладонью! Даль бездонная
Откроется в прозрачности стекла.
А влагою с ладони кто умоется,

Тот облик свой сменяет на моё
Обличье. Ибо нет во мне величия,
А только лишь прозрачность бытия
Отличие моё! Не только я

Хотел бы отличать, не обличая,
Но каждого до сути величая,
Как детский Мой-до-Дыр!
Но тот прозрачный мир,

(коль на него лицо своё солгу)
Я сам не пожелаю и врагу.
А если без без начала и конца
(а если без лица и подлеца

Того, что под лицом), я сам гонцом
Отправлюсь в дальний край (почти что в рай)
За той водой живой: Себя умыть!
Так кто со мной не умереть, но жить?























Огонь во тьме.
Как будто конь в ночи.
Молчи иль не молчи, проскачет мимо!
Как сердце, что во мне, но нелюдимо.

Меня с пути не сбросив, ведь хранимо.

Огонь в ночи не мотылёк свечи
И даже не калиф на час!
И не в карете, обогнавшей нас,
Промчалась красота и поглядела

На тело, что останется во тьме.

Я не скажу всю правду обо мне
Не потому, что я её таю.
Я не скажу всю правду о тебе
Не потому, что я тебя люблю.

Но правда в том: Она везде с трудом!

Всегда не вся во тьме.
И нет меня во мне.



























Вдыхая смысл, не ведаешь, что мысль
(она вполне бессмысленна без смысла)
Тебя да заведёт в жующий рот
С губами, как простое коромысло

С пустыми вёдрами! Патроны холостые
Я заряжал себе для суицида.

Вдыхая воздух, выдыхаешь воздух.
Вдыхая душу, выдыхаешь душу.
Что и вверху, то и внизу. Когда гробами
Ступаешь, то и явятся гроба

Аки ступни твои или судьба.
Дави себя, ступай из ада в рай

И не дойди!
Ведь то, что впереди,
И то, что позади, равновелики.
Я дикий зверь в своём смирении диком.

Я дверь, что заперта, когда вокруг мороз.
Себя мне следует пройти к себе насквозь.













p. s. Как же не любить женщину? Она нам Бога родила.

                Николай Островский









Обычное любовное влечение,
Течение ручья из родника!
Что в углублении, куда рука
Протягивает ковш берестяной.

Влечение случается со мной.

Влечение случается с тобой.
Как будто у планеты, чьё вращение
Ускорится аки праща Давида.
Я Голиафа вижу не убита,

Но прямо-таки в сердце поражённа!

Всё это будет очень осложнённо:
Дела богов, дела царей и мифы!
Всё это будет очень протяжённо,
Пока на сердце не слетятся грифы,

Аки на труп, но очень романтично.

Для родника такое непривычно.
Да и по мне: Чем проще, тем и чище
Из-под глубин пульсирует и бьётся,
И раздаётся сердце! Но берётся

Не всеми, а когда приходит время.

Не вовремя приходит это время
И не ко времени, что словно пепелище.






















Внимание! Внимай.
В любом есть некий край,

В котором есть свои любовь и нега.
И я не представляю человека,

Который не стоит на том краю,
Произнося обычное: Люблю.

Внимание! Внимай.
Обычно видят край

Как протяжённость, а не окончание
И пропасть, и моё молчание.

Внимай молчанию.
В молчании есть край,

Где все тела останутся телесны,
Зато дела становятся небесны.

И хрупкие свои передвигая члены
И кровь по венам, ты сильней геенны.


















P. S. Мысли делают нас: Замечайте мелочи, потому что, может быть, кто-то пытается достучаться до вас.










Достойно то и недостойно это.
Хотелось бы найти себе примету,
Чтоб различать. И джиннову печать
Снимать с бутылки кораблекрушений.

И на развилке разных наваждений
Хотелось бы найти себе примету.

Ищи и не найдёшь!
Казалось бы, она простая: Ложь,
Которая везде. И даже ложь во благо:
Что можно проявлять свою отвагу.

Из многих негативов позитивом
Да проявляться в собственном обличии.

Я часто проявлял свою отвагу
И даже понимал её величие,
Когда ладонь с песками поднимал
Своих пустынь. Играл свою гармонь,

Слыша гармонии у Бога на ладони,
С ладоней просыпая свою синь.


























________________ горькое, почему умирают лучшие

Умри сегодня, а я завтра.
Коль мне нужнее это завтра.
Коль мне важнее это завтра.
А и'наче вчера я умер.

Умри вчера, а не сегодня.
Коль мне нужнее жить сегодня.
Коль мне важнее жить сегодня.
Или я мёртв с позавчера.

Когда решают жить сегодня,
То понимают, кто не сводня!
Не сводит правду с оправданием,
А оправдание с желанием

Повыживать за счёт чужого
И за своё повраждовать.
Умри сегодня, а я завтра -
Лишь потому, что благодать

Лишь тем, кто ныне завершён!
А кто не будет никогда
Спокоен, искренен, умён,
Тот должен жить свои года.

Кто в быстротечности бессилен,
Тот будет в вечности обилен.
Труждается пусть в бесконечности
Тот, кто ущербен в человечности.


















Где труп, там собираются орлы.
Где много бед, там место для прозрений.
Во мне сегодня никаких гонений
На первых христиан! И похвалы

Язычеству Руси нисколько места нет.
Парад моих планет сошёлся так,
Что важен сделался такой пустяк,
Как самомнение моё! Оно в сомнении.

А я за ним слежу со стороны.
Так Богу мы видны, да не нужны,
Когда в своём житейском увлечении
Исполнили своё предназначение.

Ты как орёл на труп.
Я как орёл на труп.
Мы там, где прекращается борьба.
Мы там, где завершается судьба.

Там прекратится с трупом разделение.
Там мира прекратится разложение.



























Когда всё делаешь достойно,
То и достигнешь досягания!
Я не на поводу желания.
Я там, где искренне привольно,

Поскольку правильно, и всё.

Не осязание потешить.
И не лобзание усытить.
Не славою себя усыпать.
Но искренне гордясь державою,

Поскольку правильно, и всё.

Вот я держу. Вот держишь ты.
Не занимая высоты
Всесоциальных потреблений -
Лишь гений моего народа!

Поскольку правильно, и всё.

Да, такова моя природа,
Чтоб всё соделывать достойно.
Не на поверхности небес,
Но в глубине и высоте -

Лишь там достойного довольно!

Поскольку правильно, и и всё.
А от неправильного больно.











P. S.  Сердце нового человека способно «чувствовать» такие состояния, о которых кратко сказано: «Око не виде, ухо не слыша и на сердце человека (плотского, душевного, ветхого) не всходило».

                игумен Никон Воробьёв








По очерёдности, по очевидности:
Побывши стадностью, приду ко стыдности.

От очевидности да к неоглядности:
Иду от стыдности да к невозвратности.

И вот из стылости глядит на тело,
В которое вернуться не хотело,

Одна душа! Или уже другая?
Ведь мы меняем души, не тела.

Я эти души во главу угла
Моих прижизненных реинкарнаций.

Душа как будто изгнана из рая,
Которому не должно притворяться,

Что он есть ад! И потому назад
Легко берёт! Но вот наоборот.























Доволен ли собой?
Или собой я болен?
Я исцелюсь, когда я покажусь
Себе таким, а не другим, который

От истины свои отводит взоры.

До воли я с собой.
И, потому, до боли.
Ни воли я не ведаю, ни боли,
Что всеобъемлющи. Лишь ухом внемлющим

И оком зрячим я парю высоко:

Где тишина,
Которая слышна.
Где глубина,
Которая нужна.

И там душа одна или уже другая,

Что как из тела изгнана из рая,
Но исцелилась и со мной сроднилась.
















p. s. Не пытайтесь преуспеть, попытайтесь принести пользу.

                Альберт Эйнштейн














Болтать надо меньше.
Мужчин или женщин касается равновелико.
Моё уболтание дико,

Не взнузданно, ибо прожорливо.
Мы в мире живём разговорливом,
Разболтанном, ибо не узнанном.

Болтать надо меньше.
А надобно больше болеть необузданным,
Как осень бросать свою медь

И лёд, и полёт в небесах.
Погрязнув в своих чудесах,
Я много болтаю и таю,

Как первый не выпавший снег!
Зато умножаюсь как век,
В котором я не исцеляюсь.

А надобно меньше болтать.



























__________________очень бегло о тонких материях

Казалось мне, что там коза и лось.
Что из существ явилось наваждение:
Поставь их рядом и коснися взглядом
Того, что между них!

Был ветер. Ветер стих,
Казалось мне. Но появился страх,
Что назовусь Стихиею Воды.
Что переполню влагою следы

Того, что между нас.
Но день угас.
Настала тень, не простирая длань.
И всё же ночь сдвигала мою грань.

И показалось мне, что там коза и лось.
Что существа и вместе, и поврозь.
Что отнесу себя к любой невесте:
Невесть откуда данной, но желанной.

Но эти отношения очень тонки:
Как плачь ребенка!
Которому пора переменить пелёнки
Мне, как бы взрослому, ничуть не звездному.

С пелёнками к кому-то одному:
Ко мне или к нему.











P. S. И не было, и не будет, и теперь нет человека, который достоин только порицаний или только похвалы.








Из равновесия выводишь сам себя,
И сразу мракобесие наступит.
Из мракобесия выводишь сам себя,
И не наступит сразу равновесие.

Мне не дано печали.
Я зависим
От мук и радостей, и от причала...
Который не является началом,

А лишь достойной точкой Архимеда.
Мне не дано начала.
Я изведал.
Я пробовал с начала начинать.

Начала покачнулись, и сломать
Себя могла сама земная ось.
Я и мои начала ныне врозь.
Я поумнел и бросил величать

Свою свободу воли.
Поднял долг.
Не знаю, есть ли толк
В моей свободе боли?


























Что у меня внутри, я повторю
Со всеми кто вовне. В моем вине
(или моём «вовне») весна с виной
Являются мир наполнять со мной.

Итак, что и во мне, то и вовне.

Такой простак как я есть просто знак тебе:
Направо ты идёшь или налево,
Иль прямо - всё является напевом
И словом на твоей губе!

Все знают всё! У всех одна основа.

Что у меня внутри, я повторю.
Что у тебя внутри, ты повтори.
Мы бесконечно повторяем славу,
Которою прославлены давно

(такое нам достоинство дано).

Итак, что и во мне, то и в тебе.
Итак, что и в тебе, то и во мне.
Что и внизу, то и вверху.
Что в слове - на слуху.

Что в теле - на духу.


























Насытить нотами зевоту
Забота тех, кто сыплет ноты

И рушится из ада в рай
(коль не попал из князи в грязи).

У друга, что придёт назад,
Узнай о сердце (не в железе ли?).

Как бы фасеточным зрачком
Или манящим маячком

Бросая взгляд как листопад
(или уже как снегопад).

Когда зевает глотка ада,
Ей мало нот, ей мира надо.

Насытить нотами зевоту
Мне на века хватит работы.

Ведь с бесами и смех, и грех:
Лишь праведников единицы,

Как взглядов перелетной птицы.
А бесов мир вместил на всех.




p. s. . Ибо, если верить святому Иоанну, наиболее почитаемому - в соответствии с новыми тенденциями в христианстве - евангелисту, «Бог есть Любовь», даже когда любовь эта, приходя к своему завершению, оказывается вполне плотской.

                повседневная жизнь во времена трубадуров, XII-XII век












Нет ничего достойнее покоя.
Но не достичь, коли хватать рукою.
И не дотечь, коль протянусь рекою.
И не изречь, моя родная речь.

Как печь себя по чёрному топлю.
Как речь, себя по чёрному люблю.

Нет ничего достойнее покоя.
Но не присущ большому кораблю
В огромном штиле, ведь в его руле
Всегда шевелятся морские мили.

А я не столь велик! Я просто лик.
Я просто валик нашей атмосферы,

Когда вокруг меня пространства веры,
А я есть небольшое окаянство.
А я есть небольшое окоёмство,
Что похваляется своей душою.

Нет ничего достойнее покоя,
Но мне присуща только его честь.



























Я носорог, что смотрит на луну.
Одна из нереид идёт ко дну.
А я на дне вздымаю к небу рог.
А надо нёбом подводить итог

Своих рулад! И рогом не рассечь
Тебя, идущая ко дну родная речь.

Я носорог. И я веду войну,
Желая увести её от дна.
(куда собою жертвует она,
Одна из нереид). Но я давно разбит.

Мои слова угасли здесь, на дне.
Она их оживит. Вопрос в цене.

Вопрос в моей вине. А так она прекрасна,
Моя родная речь!
Себя бы мне облечь
В её спокойствие, невинность, чистоту.

Небесных океанов высоту.
Когда бы не разбил себя в тщету.

















P. S. Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.

                Ф. М.





_____________на перекрёстках пойте вертикально
_____________________________Лорка

Ветвь осени во мне.
Век осени вовне.
До ветви что? Она лишь прорастает.
До века что? Ничто не разъясняет.

Лишь мир, что одряхлел от дряхлых тел,
Дан мне в удел, чтоб я его отдал
Тому, в ком кровь жива, а не наперечёт.
Ты скажешь: Лишь молва о старости идёт.

Но ветвь во мне.
Она во мне растёт.
Век осени во мне. Он не извне.
А будет век зимы. В нём будем мы

В своём ряду и не из ряда вон.
И никакой не будет мне награды,
За то, что выжил я! Я из себя не вышел.
Не оказался выше или ниже,

И своевременно и там, и здесь,
Вверху или внизу... Нет, я не весь!
Лишь вестью о себе тебе являюсь.
А в горизонт я иногда влюбляюсь.

На самом деле эта круговерть

Горизонтальна, словно жизнь и смерть.
Но к ним моё внимание вертикально.




















Если в сердце достаточно скреп,
То немедленно появится серп.
Если в сердце достаточно трат,
То немедленно добавится труд,

Чтобы сердце покрепче скрепить.
Потому серпу с молотом быть.
И не только на флаге моём.
И не только в отваге моей.

Не в моём продолжении дней,
Что на смену приходят ночам.
А везде на планете моей,
Где не верят лукавым речам,

Что достаточно рот раскрывать.
Что с небес тебе падает мёд.
Небесами питается тот,
Кто умеет тот мёд добывать,

Добавлять его к морю труда.

Если в сердце достаточно скреп,
Серп и молот с тобой навсегда.






















Нет голоса, слуха, есть сердце.
На волос нет духа, есть сердце.
Чтоб сердце держать на плаву
Без голоса, слуха живу.

И даже почти что без духа.

Мол, сердцем кого полюбя,
Я вышибу дух из себя!
Он выйдет вовне, «я во мне»
Увижу теперь, что я дверь.

Избыточен коли, извольте меня открывать!

Иссякший на воле, извольте меня закрывать.
А после позвольте влюбляться опять,
Чтоб вышибить дух из себя!
Узнав, что он попросту есть

На всех и у всех, поголовно как весть.

Нет голоса, слуха, есть сердце.
На волос нет духа, есть сердце.
У мёртвых, живых, у предметов,
У мыслей любовных, вопросов, ответов.

И в этом моём «хорошо или плохо»

Я жив остаюсь хорошо или плохо.
И только потом этот груз назовётся эпохой.









p. s. Там нет прекрасного, где нет доброго и полезного.

                Сократ










___________________ о пределах возможного

«Всего» не пожелаешь и врагу!
Сказать «я всё могу» я не могу.
И не иметь врага я не могу.
Чего не пожелаешь и врагу,

Так это простоты и чистоты!
Так это высоты и красоты.
Представить, что я перестал желать,
Поскольку в этот миг я всё постиг.

Осталось лишь сказать: «Я всё могу».
Осталось пред желаемым предстать
И просто отказаться от него...
Тогда ты, человек, достиг всего.

Но я не человек: Я червь! Я Бог!
Я пыль своих дорог. Я в ней следы.
Чего не пожелаешь и врагу,
Всё это тоже я, коль всё могу.

Я жизнь непостижимую прославлю,
Достигнув высоты и красоты.
Достигнув чистоты и простоты.
Себя лишь от себя я не избавлю.



























Желаешь? Получи!
Недолгий мотылёк свечи
Покажется тебе далёк в ночи.
Покажется тебе так одинок.

Совсем как ты.

Желаешь? Получи!
И с высоты
Придёт огонь к огню, он разгорится.
Потом твоё желание продлится

И станет мниться дольше, чем моё.

Себя ты предложил огню жильём,
Чтоб жёг тебя внутри, а не снаружи.
Желаешь? Получи.
Теперь вселенский ужас

Внутри, а не снаружи поселён.

А я не столь силён. Я не гадаю.
Я рай в своём аду не поселяю.
Но поселяю рай в твоём аду.
И верю, что в тебе я рай найду.

Рай на земле (пусть об одном крыле)

Возможен ли,
Коль собран ад внутри?




















Коль собран ад внутри, ты повтори,
Что мной потерян рай. Тогда узнай,
Что собран рай внутри! Ты повтори,
Что всё внутри. Что просто повтори

Вот это всё.
Потом вот это всё.
Потом другое всё.
Потом нагое всё.

Как твой живот.
Как твой орущий рот.
Как род людей, по всей земле живущий.
Как общий рот людей, жующий и зовущий

На общем их лице. Зовущий в общий рай.
Жующий общий ад. Я бросил общий взгляд.
Я взял единственный и невеликий
На небольших людей и малые их лики,

На каждое сияние души.

Нет общей участи, есть личное участие
И счастии своём, или в своей глуши.














P. S. Гений есть терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении.

                Исаак Ньютон








Да будет свет!
А тьмы не будет, да.
Во тьме не будем мы!
О если б навсегда

Я мог бы, так воскликнув, замолчать.
Поскольку перестала быть нужда кричать.

Но бытие подробно в мелочах.
И каждая рождению подобна.
Поскольку в муках из небытия
Весьма подробно нарождаюсь я:

Да будет свет!
Но света во мне нет.

Но есть во мне рассвет, и он подробен.
И в этом рассветании подобен
Не двум и трём светаниям внутри,
А протиранию глаз. И мой рассказ

О тирании воли! Я приволен
И к воле принуждён в моей России.

























Ты должен сам.
Никто тебе не должен.
Мед-пиво по усам и мимо рта.
Со мной такая вышла суета,

Что стал я восхитительно возможен.

Что я сумел восхитить у себя
Всё лишнее. Лишь света не губя,
Но в рот не дал попасть!
И сам я в эту пасть

Да не пропал. И вот мне миг настал

Задать себе вопрос о человеке:
Была ли встреча меж патрицием Сенекой
И рыбаком Петром? Когда одновременны
И в городе одном, который Рим?

Мёд-пиво по усам, мы говорим,

Коли сетьми рыбалили вселенную
И тянем мертвеца, а с ним и жизнь бесценную.






























И вавилонский мой язык убог!

Подсолнечник, подросток всех дорог,
Бесправием ума превысит и Ван Гога.
Из лучников беглец, мой солнечный стрелок,
Слезинка на реснице Бога.

И вавилонский мой язык убог!

И башни Вавилонской больше нет.
И только лишь ступению ступни
И крыл ступению очерчен силуэт
Стремительный, как сажень от земли.

Но и его на свете больше нет.

И я расту, подсолнечник дорог.
И я цвету, и в семени я строг,
Что в обрамлении солнечной короны.
И семена племён засеют склоны

Равнинные, чтоб горы уровнять.

И вавилонский мой язык убог.
Но на устах лишь пятая печать.






p. s. Сильные уходят от мира в свою душу, средние уходят в уединение, слабые идут в монастырь, в миру остаются больные. Если можешь, обрети первое, если нет - уходи или в монастырь, или в уединение.

                Монах Симеон Афонский













Эпическая тяжесть языка!
Язык был в тягости и вы'носил века.
Как близнецы, паситеся, овцы'!
Рождённые и в поле ограждённые,

Но от волчца едва ли сбережённые.

Лирическая лёгкость языка!
Язык был в лёгкости и выноси'л века.
Как табуны, паситесь, скакуны,
Вруны, говоруны и сердцееды.

Ты хочешь говорить, ища награды?

Ты хочешь говорить, ища победы?
А я хочу лишь даром говорить,
С эпическою лёгкостью парить
В глубинах мироздания моего!

Я не хочу от мира ничего.

Он даром дан и даром отдан мной.
Язык мой в тягости, словно земля весной.

























Хлеб и вино должны бы пострадать,
Чтоб плотью стать. И человек их ест
И пьёт не как жующий скот,
А словно бы оказывая честь!

И продолжая плоть свою и кровь,
И воздвигая кров над очагом.
Хлеб и вино должны бы пострадать,
Когда бы изобилие кругом

Не было скудно столь!
И снова выбрать сталь
Мне надлежит, чтоб вид себе придать
Ковчега Ноева! В котором тварь по паре.

Кровь и вино должны бы пострадать,
Когда б они уже не пострадали!
И многие года вокруг страда.
И многие года вокруг стада

Ковчегов Ноевых, что видом всех предали,

А так же сталью. Стали хлеб с вином
И бездною с уже небесным дном.





























Я просыпаюсь не из горсти прахом.
И не рубахою, в которую родился,
Я наготу прикрыл, но сенью крыл.
Не плахой я горжусь, но страхом перед ложью.

Я просыпаюсь в это бездорожье
На сотни лет окрест.
Моё желание к перемене мест
Не сменится исканием времён,

В которых есть душа! Которой словно нет
Нигде сейчас. И не из часа в час,
Не из страны в страну, но из весны в весну
Я просыпаюсь! Если я влюбляюсь

В простую тишину мою средь шума
Совсем не моего. Немого ничего
Нет в этой тишине. Но звук есть прах,
Который в горсти, а не на устах.

Ты, Слово, есть великое молчание!

Я просыпаюсь снова и не снова
В начале слова, а не в окончании.














P. S. Не говорите о том, что у вас нет времени. Времени у вас ровно столько же, сколько его было у Микеланджело, Леонардо да Винчи, Томаса Джефферсона, Пастера, Хелен Келлер, Альберта Эйнштейна.
Вы не можете убить время без вреда для вечности.











И времени не стало совершенно.
Немалое не стало совершенным.
Немногое не стало совершенным.
Поскольку всё осталось неизменным.

Но времени не стало совершенно.

Не то чтобы начала покачнулись.
Не то чтобы миры соприкоснулись,
И мёртвые покинули гроба,
Живыми становясь. Совсем другая связь

Меня связала тайной несвободой.

И я не изменил свою природу,
Но времени не стало совершенно
Мне ни на что хватать! Меня не схватит смерть,
Поскольку я почти не успеваю

Ни в ад, ни в рай войти! А в остальной вселенной

Всё бренное уходит от меня,
Невольно становясь капелью дня.





















С небесных нег нам выпал снег.
Не стало нег, растаял снег.
Я стал спокойный человек.
И стал я человек достойный.

Идёт ли век, идёт ли снег.
Прибыло нег, не стало нег.
Но стал я человек, достойный
Всего, что веком наметёт.

Не стал я человек невольный.
Не стал я человек довольный.
Но перестал я быть приблудный.
Я лишь достоинству подсудный.

И всё по росту моему,
Который и не для погоста.
Не стал я человек последний,
И этим мой достоин век.

С небесных нег нам выпал снег.
С небесных век нам выпал век.
И весь зрачок его во мне,
Коль не запечный я сверчок.






























Не мой и означает бессловесный.
И хлеб мне ничего не говорит,
Когда не мой, а истово небесный!
И небеса имеют бледный вид,

А не синюшный, душный от грозы.

Не мой и означает миражи,
Что от меня ведут к другому мне.
Я мню себя, и мне себя вдвойне
Или втройне с избытком не хватает.

Не мой, как прошлогодний снег, не тает,

А как минувший век вокруг витает!
И как грядущий век вокруг летает.
Определяет мне меня во мне.
И разделяет мне меня во мне.

Лишь не моё бесценное в цене!

Я разделю с собой без нёба хлеб
И хлеб без неба и молчу взахлёб.














P. S. Ненавидя кого-то, ты ненавидишь в нем нечто такое, что есть в тебе самом. То, чего нет в нас самих, нас не волнует.

                Герман Гессе













Буду при устах твоих
Ветром, что затих, словом для двоих,
В коем нет нужды (ибо всё вне слов).

Разные труды, мысли для голов,
Для желудков яд или панацея.
Всё, что видит взгляд, чем гордится шея,

На устах твоих станет неприглядно.
Впредь чтоб излагать было неповадно
То, чем совершенство можно изолгать.

Что лишит блаженства совершенных душ,
Коего желаю (взявшийся за гуж)!
Буду при устах твоих пятая печать.

Только лишь на пядь я над преисподней
Мир приподниму, придержу как сводня
(каплями дождя с телом дух сводя).

























Одеться в белые одежды.
Никак не в белые надежды.

Зимой восставши, облекусь
И замету Святую Русь

В свои сугробы до небес.
Как будто я есть белый бес

И верую, и трепещу!
Но к красным бесам не пущу.

Словно шаманские камлания
Сии старания напрасны.

Душа не знает оправдания,
И оттого она не праздна.































Словно бы удаляя окалину
На окраине губ твоих.

Словно губы взреза'ли небо
И сгорели в поиске хлеба.

Я сейчас на окраине губ
За двоих оказался груб,

Удалив обожжённость раны
И оставив её обнажённость.

Если рано произнести
Откровение на пути,

Ничего нам не прозвучит!
Ибо истина в нас молчит.

Лишь окалина на губах,
Как кладби'ще за той окраиной.


















p. s. Самое главное украшение - чистая совесть.
                Цицерон













Ничего изменить не дано.
Претворять можно воду в вино,
Всё равно обернётся виной.
Всё равно обернётся ценой,

Что едина для всех.

Ничего изменить не дано.
Но я вылью вино в перегной,
Чтоб опять проросли смех и грех.
Чтоб мою наполняли вину.

Но мою воспевали страну.

И терпение, и труд перетрут
Мою жизнь, что на тоненькой нити.
Каждый будет младенец и труп.
Каждый искренен в сути.

И солжён, словно бы прокажён.

Если бы я не был протяжён
Не от альфы к омеге, а вдоль прописей бледных
(русских буквиц от века победных)
И как песня сложён синевой,

Я б заплакал как дождь над Невой.






















Как опарышам бывает хорошо!
Вот, казалось бы, над ними дождь прошёл.
И компост, в котором проживают,
Ныне называется компот!

Кто я, чтоб заглядывать им в рот?

Кто сказал, что там, на сеновале,
Полюбиться с девой хорошо?
Сыплется за пазуху труха.
Дождик проникает сквозь верха.

Кто опарышем в трухе живёт?

Кто я, чтоб заглядывать им в рот?
Кто я, чтоб заглядывать им в пах?
Мне не интересно, что в верхах.
Мне не интересно, что в низах.

Ибо всё заранее известно.

Грязи не относятся к работе.
Некогда мне ни в низы, ни в князи.



























Я даже не знаю, что лучше?
Зима или осень, весна или лето.
Избыток ли света иль с ним расставание.
Иль знание, что Лета вот-вот манной в рот

Всё горло моё захлестнёт.
Я даже не знаю, что лучше?

Живот или ноги.
Моя бесконечность иль краткие сроки.
В язычестве боги или просветлённый язык.
Нет лучшего в мире, помимо написанных книг.

В которых, возможно, есть имя моё.
Тогда существую не ложно.

Ты скажешь, что я торжествую
Греховно? Но я на скрижалях!
Прописан в каких-то неведомых далях!
И этим избавлен от адова жала.

Как долг неоплатный, как солнечный лучик.
Я даже не знаю, что лучше.
















P. S. Подобно тому как один человек получает наслаждение от заботы о своей земле, другой - от заботы о своём коне, так и я каждый день наслаждаюсь тем, что становлюсь лучше.

                Сократ






Однажды оправдание добра,
Которое и есть, и будет,
И никого из нас не судит,
Ты мне произнесла со зла.

Мы злимся в оправдании добра.

И нож, и ложь порой я оправдаю.
И от тебя того же ожидаю.
Прости меня, добро!
Я злое зло!

В руках моих хароново весло.

Поскольку и Моца'рт не правил партитуры,
То разрывал он сердце Бога.
Есть те, кому дана клавиатура,
Как пылию покрытая дорога!

Как пятая печать чтоб промолчать.

И это не последнее прости!
Есть те, кому дано произнести:
Что Лета со слезой.
Что Бог со мной.

Что можно всё,
Но не хватает сил,
За это всё ответить перед Богом!
Что далью обернулася дорога,

Которую и я произносил.



















Как просто человека испугать!
Как хлипкая болотистая гать
Податлив под ногой, аки титан
Стоящим на плечах. Я не другой!

Ведь я податлив под своей ногой.

Как просто человека испугать!
Не верю я себе, чтобы шагать
Не по плечам другим, а по своим.
Как гать, что над болотом, я храним,

Чтоб не утопла вышина моя.

-  Упрись в себя, - себя уверю я.
-  И станешь высь себя, - я повторюсь.
Но повторяюсь я неоднократно.
К себе не возвращаются обратно,

Коль прочно над собою возвышаются.

Как просто человека испугать,
Что он как в кольцах гад и ку'сит свою ногу!
И я боюсь себя и верю только Богу
И собственному росту: Выше чтоб!

Чтоб не заглядывать ни в рай, ни в гроб.






















Я ничем не шире тебя.
Я ничем не уже тебя.
Но понять, что я много хуже -
В этом истинная благодать.

Это надобно пострадать.
Да и дольше бы потрудиться.
И в иголье ушко, что дальше,
Не протиснуться, но возгордиться.

Дескать, даром я прохожу!
Я тебе ничего не скажу.
И себе ничего не скажу,
Кроме общего своего,

Что и так известно от века!
Что в себе себя не найдя,
Я в тебе ищу человека.
И найду чуть-чуть погодя.

То есть только после кончины
(но моей ли или твоей?),
Когда жизнь поменяет русло,
Как огромной реки излучина.

Никогда ни о чём не жалей!

Вырви жало из языка.
Жизнь есть истина, а не искусство.




















Как взгляд пурги растут мои долги.
Как дантовы круги кругом мои долги.
Но как-нибудь потом долги я перечислю,
Назвав по имени, ища в них долго смысла

И толка не найдя!
Немного погодя,
Преодолевши злую вьюгу,
Я дантовы круги сочту заслугой,

Поскольку полностью да не сожрали!
И я воображаю в себе дали.
Разбитые скрижали собираю
И к двери рая долгом и трудом

Надолго прислоню олеговым щитом.
А долг забуду
(не оплачен долг),
Что нечего отдать не взявши в толк.

Я нищий!
Пища я корням древесным.
Для птиц небесных ветви проросли.
Я не стяжал сокровищ от земли,

Но посмотрел в глаза моих чудовищ честно.










p. s. Любовь к жизни -мир это значит любовь к правде.

                Иммануил Кант











Мир невидимый и неслышимый,
Он прекрасен как дождь по крыше!
Он напрасен, но не настолько,
Как напрасны пустые толки,

Что он заперт мною во мне.

Мир невидимый и неслышимый,
Он не заперт мной в вышине
И не заперт в подземной дали!
Только мы его и вида'ли:

Дескать, прячется он в кумирах.

Я разглядываю на длани
Мои искренние рыдания
И мои восхищения миром…
Испросив у мира прощения,

Примирения не получу.

Я транжирю его, я знаю,
Восходя по его лучу.




























Живу как жил (не до разрыва жил).
Пою как пел (не жду небесных стрел),
Хоть голоса и слуха не имею.
Одна душа, что села мне на шею

(но отвергает голос мой и слух
И предлагает несказанный дух),
Мне жизнь подвесила на тонкий волос!
И я беру отсутствующий голос,

Отсутствующий слух!
Присутствующий дух
Во мне вещает чревом (аки древом
С плодами Евы). Но мои напевы

Становятся невидимо желанны!
Неслышимо звенящи.
Настоящее
Становится обыденно, не странно,

Живя в миропорядке искажённом.

Но я не очищаю прокажённых,
А внутреннюю высь их возвещаю.
















P. C. Во всех рассказах о похождениях Геннадия Григорьева есть одна черта, которая позволяет вспомнить фразу Мариенгофа о Есенине же: «Я видел, как Есенин бил стекла, но я ни разу не видел, чтобы Есенин порезался…»









В земной коре безумствуют уроды.
Поверх коры я не хочу свободы.
А под корою плахи, топоры,
Сума, тюрьма.

И вот пришла зима.
Как крыша на дома легла зима.
Кору покрыло ледяной коростой.
Чтоб те, кто завывали на погосте,

Метелью стали,
Кольца заплетали,
Как дантовы круги!
На сотни лет ни зги

Не видит человек.
Но как зрачок меж век.
Я весь молчок о крошеве летящем.
Ведь я ловлю в кружении настоящее,

Аки для бабочки сачок, а не для ловли жала.
Чтоб бабочка невидимо держала,
Коль покачнулся я!
Пусть не тверда земля.

В земной коре безумствуют уроды.
На их плечах не просто устоять.
Но видимой я не ищу свободы,
Щебечущей вокруг как птичья рать.


















Всё к лучшему (а к худшему не всё).
Всё к лешему (а к дьяволу не всё).
Всё рассыпается песком золотоносным
(дискретно всё), и я поддел носком

Тот самородок, что покрыт песком
(песок тот оказался високосным).

Я сам родился.
Я поддел себя
На собственный носок, виска чтоб не пробил
Взлетевший поверх сил мой самородок.

Всё к лучшему (я словно шёл вдоль грядок
И вдруг узрел гигантскую ботву).

Всё к лучшему (я ровную траву
Оставил и скосил вершины).
Дискретно всё (со льдины и на льдину,
Из тела в тело)! У меня есть дело,

Чтоб не просеивать песок, а весь собрать.
Всё к лучшему, и это надо знать.




























Я ничего сегодня не скажу.
Поскольку свои губы приложу

К студёной истине, и их не оторвать
Без мяса с костью. Истина со злостью

Даётся тем, кто криком норовит.
А я плебей, который родовит

И должен истине отдать долги молчания.
Да буду я убит своим отчаянием,

А ею воскрешён!
И ей ума лишён,

Сойдя с ума, словно с крутой глуши,
В долину жизни.. Но я не сужу,

Чтоб ничего не подарить гробам!
Жизнь надо жить, а не служить губам.














p. s. Лев Новожёнов 17 декабря 2014 г. в 1:22 · Moscow, Москва

НЕ ОЖИДАЛ... -------— что такое огромное количество умных людей бросятся мне доказывать, что я круглый дурак.














Победы нам!
Довольно лебеды
И плачущей по мне полыни.

Победы нам!
Я захлебнулся в сини,
Поскольку только космосом дышу.

Как рыба, уподобившись ершу,
Вцепившемуся иглами во сферы,
Умею петь без душной атмосферы.

Победа нам даётся безвоздушной
И невесомой.
Вон из водоёма

Разлитой повсеместно Леты!
Победы нам!
Нет света без победы.

Нет без победы тьмы.
Мы победим, поскольку живы мы.



























Жизнь дана, чтобы жить.
Смерть дана, чтобы сметь.
Я исполнен сполна
И не выпит до дна.

Я могу умереть.
Замереть не могу.
Я на том берегу бесконечныя Волги,
Где не выполнить долга, ибо долг бесконечен.

Я могу умереть,
Ибо я быстротечен,
И не выполнить долга!
Ибо долг бесконечен.

Вот и всё, что о жизни
Я имею сказать.
Вот и всё, что о смерти
Я имею дерзать.

Смерть дана, чтобы сметь.
Жизнь дана, чтобы жить.
Вот и голову мне
Невозможно сложить.

Ибо места ей нет
Там, где больше душа.
Я исполнен вполне,
Почти всё согреша.










P. S. Ваши страдания вызваны вашим сопротивлением тому, что есть.










Если совести нет у тебя,
То о чём с тобой говорить?
Я беру эту тонкую нить
И свои зашиваю губы,

Чтоб не пачкаться им о подлость.

Если совести нет у меня,
То о чём со мной говорить?
Никакая такая новость
Не сошьёт моё мироздание

В ожидание нового дня.

В общем, так с тобой и живём.
Есть ли совесть, мы узнаём
Или не узнаём до тверди.
И тогда узнаём о смерти,

Буде с каждого что спросить!

Если совести просто нет,
То и не о чём голосить,
Ибо был я как зверь невинен!
Или был я открыт как дверь

И своё выстраивал имя.



















Сегодня хорошо!
Как будто дождь прошёл.
Такая с миром получилась связь,
Как будто дождь омыл всю нашу грязь.

Как будто Бог прошёл сквозь мироздание,
И чистота пришла в моё сознание.
Ведь своей волей и превыше сил
Всё лицемерие моё во мне простил.

И я опять у бездны на краю
Могу произносить моё «люблю».
Не понимая, что я говорю,
Кому я говорю и кто спросил.

По мне ли хорошо?
По мне ли моё плохо,
Иль не по мне?
Доступная эпоха

Доступно сообщается со мной.
А без общений я как перегной.
На деле это бред!
Поскольку без меня эпохи нет.

А плохо ль, хорошо в её утробе,
Спрошу о том у гроба:
Лечь ли мне?
Или гроба лишат меня общений?

Я словно в земляничной вышине,
А так же на поляне озарений.




















Как в соты мёд я в сотни лет
Слагаю бред, чтоб вышел цвет

Первичный лепестков нектара!
Пшеничный колосков да с пылу-жару.

По варварски кричать всегда повадно:
О мамочка! Роди меня обратно.

Теперь представлю эту процедуру:
Я вижу уходящую натуру,

Где мёд нектаром стал, металл рудой.
И я тогда как ангел красотой

Не совершал ещё премногих подлостей.
Избавлен заодно от многих доблестей.

Но как я побеждал мои победы?
Или за словом слово вёл в моей беседе

Не только с бесом, но и с горним миром?
Ты, ангел, просто бесишься от жира.












p. s. Добро, которое ты делаешь от сердца, ты делаешь всегда себе.

                Лев Толстой












Зовусь Сизифом сам! Мёд-пиво по усам,
Когда себя под гору и на гору.
Когда же оглянусь на своё горе,
То сча'стливо, бывает, улыбнусь.

Зовусь Сизифом сам и сам же отзовусь.

Обычно я себе не улыбаюсь.
А вот взахлёб, бывает, хохочу.
Так говорят, родильному врачу
Не по плечу принять моё рождение

Сечением кесаря! Из золота сечения

Я человек! Меня же сразу в гроб
(краем земли ограниче'нный век).
И всё-таки, коль на земле рождённый,
Пространствую по странам и векам,

Поскольку я зовусь Сизифом сам.

Мёд-пиво по усам (не захлебнулся чтоб).
Здесь я всё сам, на гору или в гроб.



























_______________________ не просто, а ещё проще

Как понимать, что просто понимать
Всё то, что очень просто брать не надо?
А надобно трудом и за награду,
Которая даруется потом.

Награда всё, что с потом и трудом.

А я хотел не так!
Чтоб враг разбит.
Любовь да не предаст. Чтоб я из высших каст
Да к низшим снизошёл, свершая благость,

Награду доставляя им и радость.

Как понимать, что просто понимать
Всё то, что очень просто брать не надо?
Что не по росту мне, и надо вырастать?
Такая вот высокая ограда

Воздвигнута судьбой меж мной и мной.

А это понимать всё очень просто!
Ты награди себя достоинством по росту
И честью, даже властью над собой.
Не стань иезуитствовать судьбой,

Оправдывать себя каким-то благом.

Я это излагаю на бумаге
Лишь потому, что больше сам пойму.








P. S. Каждый миг начинается бытие; вокруг каждого «здесь» вращается кольцеобразное «там». Середина - повсюду. Путь вечности - кривая.

                Ницше








Надобно потрудиться, даже чтобы родиться.
Надобно вострубиться, чтобы возвеселиться.
Надобно устыдиться, чтобы с миром смириться.
Надобно не величаться, чтобы просто начаться.

Всё здесь подобно танцу с кем-то, кого так любишь,
Что и себя погубишь, дабы не покачнуть.
Ведь наступить на ногу, как наступит на Бога.
Сам же я как-нибудь

И никогда не буду правде себя учить!
Правду в себе убожить, чтобы себя умножить.
Чтобы не просто жить (словно в иголью нить),
А чтобы жить со смыслом.

Я прохожу свой путь искренне, как-нибудь,
А не влача коромысло!
Мира всего груз, счастье моё и грусть,
Как дано, так и пусть.




























Я прихожу с сомнением к тебе,
Чтоб взять себе сомнение твоё.
А ныне снегом замело жильё.
На мироздание опустилась нега.

И мнения ничьи не важны.

Я прихожу с сомнением к тебе.
Я прихожу с сомнением отважно,
Чтобы опять отважно быть разбит.
У мироздания ныне снежный вид.

У мироздания ныне вид безбрежный.

Я прихожу с сомнением к тебе
И мню себя одним из важных мнений!
Которое сверкнёт в любой борьбе
Как некий лучезарный гений.

Но даже если так, то я пустяк,

Сиюминутный знак, куда в мой век
Сомнению пойти, чтоб встретиться с сомнением.
Пусть всё до дна в моём произношении,
И даже тишина! Что тоже не слышна,

Когда с небесных век слезой видна.

























Не торопись, но и не думай! Ветер вдунул
Былинку одуванчика в меня.
Чтоб я отпрянул, словно от огня,
От торопливости моей аки злодей!

Я торопливо собираю злаки.
Я торопливо различаю знаки,
Куда или зачем хочу пойти.
Какие мне хотения по плечу.

Какому мне родильному врачу,
Ускорившись, отдать моё рождение
Сечением кесаря.
Любовное влечение

Я удержу в себе на этот раз.
И я скрываюсь с глаз. Зубилом слесаря
Я вылепляю зрение своё,
Ибо невидимо моё жильё!

Невидим тонкий мир под инструментом грубым.

И всё же неподатливый эфир
Сквозь губы лобызают зубы.










p. s. «Возлюби ближнего своего» - это значит прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» - И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.
                «Злая мудрость»













Чертополох на обочине великого дао!
Есть во мне какие-то дали.
Есть во мне какие-то близи.
Есть во мне какие-то слизи.

Ибо я как слизняк ползу по его игле.

Чертополох на обочине великого дао!
Мир есть в моей игре.
Мрак есть в моей игре.
Разве что игл нет в принципе чертополошьих.

Ибо все дали - божьи.

Ибо все близи - божьи.
И никакой слизи
(ежели я слизняк) не соберётся в знак,
Чтоб указать мне цель.

Мир мой до боли цел.

А под чертополохом (выдохом или вдохом,
А не на столе крохи) я понимаю эпоху.




























Кот-в-Сапогах! Я человек босой.
Спас-на-Крови! Я смерть моя с косой.
Всегда себя на пядь опережаю.
При этом я ничуть не уровняю

Спас-на-Крови со сказочным котом.
Я смерть свою оставлю на потом,
Поскольку о себе я буду думать завтра!
Но вот о том, что в Спасе-на-Крови

Достаточно и жертвы, и любви,
И есть ошеломляющая правда...
Но нет любви ко мне - такому вот!
И потому мне нужен этот кот,

Что людоеда съест.
Поскольку людоведов,
Считающих, как должно мыслить мне,
Как должно погибать моей стране,

Я за века её узнал вполне.

Они враги народу моему.
Ты принеси им, кот, суму или тюрьму.














P. S. На похоронах Бальмонта не было ни поэтов, ни поклонников. Шел сильный дождь. Когда гроб стали опускать в могилу, она оказалась наполненной водой, гроб всплыл, и его пришлось придерживать шестом до тех пор, пока могила не была засыпана.

                "На берегах Сены", Ирина Одоевцева








Романтично воспринимать,
Совершеннейше двуязычно
То, что голову не сломать!
То, что вся природа мне мать.

С русским матом почти прилично
Романтично воспринимать,
Что язык мой двуликий Янус!
Я с романтикой не расстанусь,

Даже если просто жевать
Начинаю мои слова.
Двуязычная голова обещает посредством Евы
Глубину, а так же напевы,

Что никак не ведут ко дну.
Ведь не так уж я разделён
На пространства моих времён.
И не так уж я в вышину совершеннейше устремлён.

Эта двойственность языка
Отвлекла меня на века
От того, что нет языка!
Есть лишь тьма моя или свет.

Что природа моей природы,
Как погода моей погоды,
Есть волнение высших сфер.
И немота моя как пример озвуча'ния самомнения.
















Не лги себе! Чти дантовы круги!
Долги не спишешь, их же искупляя.
Я лгу себе, что я в своём кругу
Подобен емкости заваренного чая

И чаю крепче! Разве по плечу,
Что в дантовом кругу прекрасного хочу?

Но я хочу!
Так продолжай хотеть.
Скалистый ты медведь, изведай мёда,
Который есть в аду. К прекрасному иду.

Приду к напрасному.
И к своему стыду.

Не лги себе, что искупляем долг.
Ты как цветок, который вылепляем
Губами из навоза! Свежи розы
Моей душой мне взвалены на горб.

Моя душа к себе мудрее Сталина.
Так продолжай хотеть! Так истреби свой гроб.




























Ободранный котом!
Ободренным китом
Я чувствую себя в своих глазах.
Но это очень личный окоём.

На совесть и на страх
Ободранный котом,
Который просто попросил отстать!
Не догонять его средь медитаций

Или молитв и прочих лицезрений.
Ободренным китом остановив мгновение,
Чтоб представлять его как океан
Послам далеких сухопутных стран.

Любое лицезрение обоюдно,
Когда не явится от лицемерий
Уничтожать остатки недоверий!
Поскольку верить надо, а не до.

Ободранный котом, теперь живу с оглядкой
И плаваю ободренным китом
Во глубине сомнений мировых.
Среди миров моих ищу одних прозрений.














p. s. А когда досуг-то будет? - А когда нас не будет.












Вкус кофе да с утра!
Как будто женщины кричат «ура»
И в воздух чепчики бросают.

Когда ложится утро на дома,
Такая ненавидимость ума
И огляденье собственного нёба.

Как будто губы чью-то страсть лобзают
И чью-то там морда'сть.
Почти до гроба

Я небо низвожу и не сужу
Свой гроб. Скорее, дорожу
Я убеганием к большой от малой смерти.

Ещё скорей!
Ещё немного тверди!
Невежества и прочей круговерти.

И ключ заржавленный от множества дверей.
Вкус кофе да с утра.
Ещё скорей!


























Никакие свершения не быстры.
И в пределах всего одного поколения

Ничего не случится со мной,
Кроме общей со всеми корысти.

Ничего не случится с тобой,
Кроме всеми изолганных истин.

Никакие свершения не быстры
Во вращениях мира вокруг

Моей совести, что неизменно
Оскорбляема этой вселенной.

Ты вселился в неё? Так живи!
Не скорби, словно Спас-на-Крови.
























P. S. Прости за непрошеные советы. Может быть, что-либо к тебе прилипнет, а я хоть «отведу свое сердце», ибо говорю и не делаю того, что должно. Горе мне!

                игумен Никон Воробьёв









Я победил (иначе бы я не был).
Мы победим (иначе нас не будет).
Мир победит (какой, однако, пыл,
Аж пыль дымит!). Я возвращаюсь в дом

На древней триумфальной колеснице.

Вокруг толпятся люди и ликуют.
Распахивают груди и бросают
Свои зарницы сердца. Даже лица
(поверите?) ничуть не лицемерят.

Я победил, и вера моя верит.

Бессмысленность простого бытия
Повержена теперь. Ликую я!
Внемлите мне! Я ныне не тоскую,
Что снова мир соврёт!

Но я уже не тот,

Что шёл свои победы побеждать.
И умирал (чтоб смерти угождать).
И замер (чтоб немного подождать,
Что смерть сама придёт, и сладко я умру).

Я замолчал свой рот и больше не ору.

















Что никогда не окончится?
Труд.
Что в результате получится?
Труп,

Видимый мной, ненавидимый мной.
Мир мой! Ты мною больной.

Что никогда не достигнется?
Мир.
Что в результате накопится?
Жир.

Видимый мной, ненавидимый мной
Мир мой! Ты мною больной.

Как удаляется тень ото дня,
Я удаляю из мира меня.
Буду с ним порознь себя примирять.
И на мгновение опять забывать,

Что никогда не окончится труд!
Что в результате получится труп!

Есть ли сомнения в этом исходе?
Да никаких! Но лишь в этой природе
Мира, который есть жирный кумир.
Я примиряю невидимый мир.

В мире, который есть жир ненавидимый,
Я примиряю с собой мир невидимый.




















___________ покормить (от слова «карма») своего идола

То человек есть,
Кого человек ест.

Если святым питается,
В святое и обращается.

Если людьми питается,
То решайте одни

Как-нибудь без меня!
Кто прямо с этого дня съест такого его.

В мире нет никого, кто ничего не ест!
И никого не ест.

Знаю лишь одного, который сказал: Аз есмь!
Многожды до того, как я пришёл к нему.

Я целый мир пойму, который его бы съел
И словно бы даже убил, чтоб не отдать никому.
















p. s. "Мы добрые, мы прекрасные, мы счастливые": Ницше о разности между аристократическими и рабскими системами оценок.














А кошка разлеглась!
Установилась связь
В неведомость окошка, что урчит,
И речи, что заведомо молчит.

О чём я речь веду? О междуречии.

А кошка разлеглась!
Установилась связь
Прошедшей встречи и грядущей встречи.
У будущего будет бледный вид,

А прошлое вдруг примет вид победный.

Ведь кошка разлеглась!
Установилась связь
Окошка, что позволит заглянуть,
В мир настоящего, чтоб из него вернуть,

Что будущее попыталось портить,

Мне показав смирение моей плоти
И даже упрощение простоты.
Но я вдруг позабуду разложение
И окажусь от мира в удалении,

И вновь поверю в вечность красоты.

























О междуречии речь заговорила!
Заговорила бы! Но не по силам.
Мы все рабы твои, моя родная речь.
Но ты решила из себя извлечь

Саму себя,
Чтоб я не мыслил речью.
Чтоб я лучился только междуречием.
Вон из судьбы, которая есть ложь!

Вон из судьбы, которая галдёж!
Которая не может замолчать.
Которая способна лишь кричать,
Меня рожая, чтоб и я кричал.

Но вот я на мгновение замолчал,
Но и не умер, и не лёг уснуть.
И лишь тогда во мне проснулась суть,
Что речь не произносят языком,

А преподносят даром! Не рекой,

А междуречием! Где никакой воды
И никакой беды или еды.



















Принимаю решение здесь.
Принимаю решение не весь.
Лишь какая-то часть меня,
Что совсем не боится огня,

На котором горят прегрешения.

Я стою у небесных врат.
Неподъёмен мой вес, говорят.
Будь без сердца и без желудка,
Гениталий или рассудка…

Понимаешь, ты не таковский!

И тогда понимаю я,
Что стою я у врат бесовских.
И тогда поднимаюсь я,
Как из грязи встаёт свинья

И идёт окунуться в воду.
Я не предал свою природу.
Но забрал с собой целость мира,
Понимая его бесценность

И безумное искушение.

Я измерил его меру
И принял всем миром решение.















P. S. Давай наставления только тому, кто ищет знаний, обнаружив свое невежество.

                Конфуций











Совершая великие чудеса.
Совмещая свои небеса
С горстью пыли, какими мы были?
И какими не были мы?

Я стою у начала тьмы,
Оглянувшись к началу света!
Совершая великие чудеса.
Ни на что не зная ответа.

Оглянувшись к началу света.
Совмещая свои небеса
С горстью пыли, какими мы были?
Никогда какими не будем?

Из какой бы Леты не пили,
Что не знаем, то не забудем.
А потом я стал понимать,
Что совсем не надобно знать.

Что не надо знать ничего.
Никакой не жаждать услады.
Ибо всё это много меньше,
Чем скелет, обтянутый кожей.

Дрожь земли однажды пройдёт.

А луч света просто замрёт,
Освещая мужчин и женщин.















Да не иссякнет твой вай-фай,
Которым связан с ноосферой!
А я от этого примера
Да откажусь! Такой раздрай

Меж мной и мировой культурой.
Я обнажённая натура.
С которой кисти людоведов
Срывают гроздья листопадов.

Но и на голом короле
Всегда присутствует корона!
Притягивая массы взглядов.
Но выделяя взор единый.

Так я не принимаю вздора,
Которым дышит ноосфера.
И словно бы иду по льдинам,
Из тела в тело одной верой.

И такова моя природа,
Что с ледоходом я единый.
Я раньший почитал бы бредом
Всё то, что выше произнёс.

Да не иссякнет твой вай-фай,
В котором твой сквозит вопрос
О переправах через Лету.
Об этом спрашивай у света.

Я отвечать о том не вправе.



















На земле невозможно жить.
Даже если жить на крыле
И оставить её пути.

Это значит тлеть осторожно
И ползти по небу едва.
Я едва говорю слова.

Не о том, что жить на земле.
Не о том, что будет потом.
Не о том, что жить на крыле

Можно с очень большим трудом.
И причём с трудом неподъёмным.
То есть так немыслимо сложно,

Что не надо искать причин
Отказаться от тяжких мыслей
И от ложных злых величин.

И остаться жив без личин,
Как морской спокойный прилив
И отлив испокон достойный.















p. s. Если хочешь ничего не бояться, помни, что бояться можно всего.











Что невозможно мне?
Всё невозможно!
Всё, что в цене, дороже, чем я сто'ю.
Ведь я дорога, я иду в себе

Сам по себе, и я веду от Бога.

Что невозможно мне?
Всё невозможно!
Но что в цене, ведёт меня обратно.
Я растворяюсь, как на солнце пятна,

Как ценность личности в пространствах эго.

А я наполню свои горсти снегом
И растоплюсь водой, то есть собой!
Я человек Воды, и все следы,
Что названы судьбой, лишь наполняю.

И я, дорога, их не оставляю.

Что невозможно мне? Платить тобой.
Или ещё какой чужой борьбой.
Или ещё кому себя вменяю
За всё, что я собой не представляю.

Все эти невозможности я знаю.

























Я никого не оскорблю.
И тем себя не погублю.

Я буду мирен и обилен,
И пониманием всесилен.

Поскольку не уподоблю
Всех нас тупой драчливой стайке.

О, если б правда было так!
Мне это был бы добрый знак,

Что я сражающихся в битве
Не отвлекаю и молитвой.

Поскольку всяк в своей войне,
О коей ничего не знаю.

Я никого не погублю.
И тем себя не оскорблю.



















P. S. Зеркало… это мой лучший друг… потому что… когда я плачу… оно… никогда… не смеётся...

                Чарли Чаплин







Неприемлемо, но съедобно,
Ибо мне самому подобно!
Это я лжи говорю.
Очерчу свои рубежи,

Где присутствует самоедство.

Много раз я впадаю в детство.
Ибо только лишь как ребёнку
Позволительна газированная
Восхитительная самогонка,

В газировке детской взволнованная.

День ко дню или ночь к ночи
Сам в себе из себя гоню.
Неприемлемо, но съедобно
То, что видят мои очи.

Ибо мне самому подобно.

И опять мне впадать в детство,
Чтоб избавиться от самоедства.
Лишь ребёнки во мне не лгут!
Поменяю им все пелёнки,

А испачканы простерну,

Аки душу или стерню.
Это мой единственный труд.




















Сдержанность.
Есть во мне моя злая пасть.
Есть во мне моя злая власть,
Что толкает меня в эту пасть.

И удержит меня лишь сдержанность.

Если сердце моё утробное,
Всех желудочков не перечесть,
Посылает ко мне злую весть
Восхищаться иль ненавидеть,

Я готов и с сердцем расстаться.

Вот оно со всеми прорехами,
Вот оно со всеми утехами,
Что я вон гоню из себя...
Это значит, что слышу звон,

Но не знаю, где моя сдержанность.

Она в искренности моей.
Я вернусь от дней завершения
К моему начинанию дней,
Моему основанию истинности.

Ибо только в ней моя сдержанность.






















Бессонница как некое бессмертие.
И я не сплю которое столетие
И становлюсь как мачта кораблю.

Судёнышко, построенное Ноем!
В нём всё моё невыспанное ноет.
Чего-то не хватает каждой паре.

Наверное, совсем особой твари,
Которая привидится во сне.
И потому-то моя смерть в цене.

Но я никак не сплю!
И, значит, не воскресну,
Из смерти выйдя в один миг чудесный.

Ведь я не сплю в бессмертной полудрёме.
Как будто весь в колючках от соломы,
Вокруг себя верчусь... Вот-вот без сна проснусь!































Когда города погружаются в зиму,
То улицы ночью совсем не миры преисподней!
Пусть даже сегодня и снег не идёт.
И даже молчание поёт

О том, что всё мимо.
Всё прахом и дымом.
И всё ж никакого отчаяния в этом сегодня,
И улицы ночью совсем не миры преисподней.

Вчера есть сегодня.
Сегодня есть завтра.
Вчера съест сегодня.
И это есть чистая правда,

Что время продолжится только путём самоедства.
Грядущее длится.
И прошлое длится как средство
Впадения в детство, когда мы жевали смолу,

А вовсе не жвачку коровью!

Когда города погружаются в зиму с любовью,
То жилы их улиц живою наполнятся кровью.











p. s. Ученый, ищущий истину, но стыдящийся бедной одежды и грубой пищи! О чем тут еще говорить!
                Конфуций