Киевская Кассандра

              Анне Ахматовой


Весь Город Древний - словно вымер:
Здесь пустота, и тьма - окрест:
Над сонною рекой Владимир,
Воздел свой византийский крест...

Вверху - пророческая Лира,
Внизу - сомнительная быль:
Вновь по Днепру плывут кумиры,
Черна полынь и сед - ковыль...

И время бегает по кругу,
Как будто скрученное в свиль:
Вновь Братства срезана подпруга,
Честь с Верностью - сданы в утиль...

Чернь снова лает, злою шавкой,-
Черна, не Речна - Голова...
Пронзила Бабочку - булавка,
Иль гетьманская Булава?!

Ан-нА! Пророческая ЛиРа,
Где краской, Чёрно-Речной - быль:
Пятисоставная просвира,-
Пята судьбы, кривой костыль!

Окончен, жертвенный и славный
Полёт твой гордый, горний путь:
Народ, в строительстве "державном",-
Принцессу-Лебедь - не забудь!

*

 Предыстория: в Царском Саду (садовый парк в г.Киеве), с маленькой Анной произошло событие, которое можно считать судьбоносным: она нашла булавку в виде лиры, и бонна сказала ей: «Это значит, ты будешь поэтом».
 Слова эти запомнились на всю жизнь и, может быть, явились толчком для написания в 11-летнем возрасте первых стихов. В 13 лет юная Анна познакомилась с человеком, сыгравшим большую роль в ее жизни. Он был гимназистом и всего на три года старше ее, но уже готовил к печати свой первый сборник стихов. Звали его - Николай Гумилев... В стихах обоих эта встреча нашла отражение. Анна Андреевна писала в 1912 году:

“В ремешках Пенал и книги были,
Возвращалась я домой из школы.
Эти липы, верно, не забыли
Нашей встречи, мальчик мой веселый…”

Большой нежностью пронизаны строки Николая Гумилева, посвященные их первой встрече:

“Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя…"

*

"На руке его много блестящих колец —
Покоренных им девичьих нежных сердец.

Там ликует алмаз, и мечтает опал,
И красивый рубин так причудливо ал.

Но на бледной руке нет кольца моего.
Никому, никогда не отдам я его.

Мне сковал его месяца луч золотой
И, во сне надевая, шепнул мне с мольбой:

«Сохрани этот дар, будь мечтою горда!»
Я кольца не отдам - никому, никогда!
*
 К картинке:
Мемориальная доска на доме Анны Ахматовой в Киеве, в первые же годы независимости Украины была облита чёрной краской...
Позднее поэтесса вспоминала, что не любила Киев. Киев, как и другие южные города: Одесса, Севастополь, — кажется ей грязным и шумным. Ее раздражают пышно и безвкусно наряженные купчихи, которых много в городе, ее сдержанному характеру не импонирует громкая речь на улице. Уже в 1939 году в ответ на реплику Л.К. Чуковской, что «Киев — вот веселый, ясный город, и старина его нестрашная», Анна Андреевна сказала:
«Да, это так. Но я не любила дореволюционного Киева. Город вульгарных женщин. Там ведь много было богачей и сахарозаводчиков. Они тысячи бросали на последние моды, они и их жены… Моя семипудовая кузина, ожидая примерки нового платья в приемной у знаменитого портного Швейцера, целовала образок Николая Угодника: «Сделай, чтобы хорошо сидело»!
Прошло несколько лет, и в Ташкенте во время войны, вспоминая Киев с Е.М. Браганцевой, Анна Андреевна признается, что в молодости была несправедлива к этому городу, потому что жила там трудно и не по своей воле, но с годами он часто всплывает в памяти. Впрочем, уже в ранние годы она навсегда полюбила прекрасные строения Софийского собора, Печерской Лавры и творение Растрелли — Андреевскую церковь.
Киев отразился остался в творчестве Ахматовой такими стихами:

Древний город словно вымер,
Странен мой приезд
Над рекой своей Владимир
Поднял черный крест.

Липы шумные и вязы
По садам темны,
Звезд иглистые алмазы
К Богу взнесены.

Путь мой жертвенный и славный
Здесь окончу я,
И со мной лишь ты, мне равный,
Да любовь моя.

Это стихотворение было написано в июле 1914-го года в селе Слепнёво. Другое стихотворение, в котором упоминается о Киеве, было написано поэтом позднее, в 1915 году:

И в Киевском храме Премудрости Бога,
Припав к солее, я тебе поклялась,
Что будет моею твоя дорога,
Где бы она ни вилась.

То слышали ангелы золотые
И в белом гробу Ярослав.
Как голуби, вьются слова простые
И ныне у солнечных глав.

И если слабею, мне снится икона,
И девять ступенек на ней.
И в голосе грозном софийского звона
Мне слышится голос тревоги твоей.

(Подробнее, см. Литературный Дневник от 15. 01. 2018.)