Жизни
Уж лицезреть не выносимо.
Ты, слушай, лучше воздержись
Или смотри куда-то мимо.
С какого перепугу мне,
Так часто снег и мало лета?
Я не давал тебе обет
Терпеть всю жизнь твоё «вот эта».
Как что? А то! Давай прервём
Сезон катания на санках.
На этот... юг что ли, рванём;
Лечебной грязи примем ванны.
Прошу, смени, в своих глазах,
На жизнь мою — свою погоду.
Я не поклонник, при свечах,
Кружить впотьмах, попам в угоду.
Иди ты... Да! Такой маршрут,
Всю жизнь был очень популярным.
Пусть мозг твой вынесет за круг
Северо-южный, за полярный.
Проветрись. Может быть тогда
И вспомнишь ты о блудном сыне...
В Сибири рос. Сибирь всегда...
Сибирь мне спутница доныне.
Свидетельство о публикации №118011402538
1. Основной конфликт: Личное ожидание «лета» vs. Монотонность жизненного «февраля».
Герой предъявляет жизни счёт. Её «глаза» отражают для него лишь бесконечный февраль — символ застоя, холода, промедления. Он отказывается от «обета» терпеть это однообразие («вот эта»). Конфликт — в столкновении человеческой жажды полноты, тепла, разнообразия («лета») с воспринимаемой как данность унылой и суровой реальностью. Это бунт против сценария, который, как кажется, навязан извне.
2. Ключевые образы и их трактовка
«В твоих глазах февраль мне, жизнь…»: Жизнь персонифицирована как существо с холодным, зимним взглядом. Этот взгляд определяет реальность героя. Его требование — чтобы жизнь «сменила погоду» в своих глазах, то есть изменила сам принцип, оптику, через которую является ему. Это метафора глубинной трансментальной реальности.
«Катание на санках»: Символизирует вынужденное, детское, пассивное участие в угнетающем цикле. Герой хочет «прервать сезон» — выйти из навязанной игры, перестать скользить по накатанной, холодной колее чужого сценария.
«Юг… лечебной грязи примем ванны»: Мечта о бегстве — географическом и экзистенциальном. «Юг» — антипод «февралю», символ тепла, исцеления, иной жизни. «Лечебная грязь» — интересный образ: исцеление мыслится не через стерильную чистоту, а через погружение в иную, целебную, но «грязную» материю, через телесность и земность, противопоставленную бесплодному снегу.
«Кружить впотьмах, попам в угоду»: Резкое отвержение ритуального, неосознанного существования. «Свечи» и «попы» — знаки религиозного обряда, который здесь лишён внутреннего света и смысла, превращён в покорное кружение в темноте. Герой отказывается быть участником такого спектакля.
«Пусть мозг твой вынесет за круг / Северо-южный, за полярный»: Кульминация требований. Герой предлагает жизни совершить ментальный прорыв за пределы дуализма, за рамки привычных противопоставлений (север/юг, холод/тепло). «Полярный круг» — граница обыденного опыта. Выйти за него — значит обрести новую, небывалую перспективу.
Финал о Сибири: Решающий поворот. Вместо бегства на абстрактный «юг» герой вспоминает свою подлинную, экзистенциальную почву.
«В Сибири рос»: Констатация факта, корня.
«Сибирь всегда…»: Признание её вечной, неизменной сути в его внутреннем мире.
«Сибирь мне спутница доныне»: Сибирь становится не местом, а внутренней спутницей, частью личности. Это не географический пункт, а метафизическая родина, внутренний ландшафт души, который невозможно сбросить как «февраль». В контексте других стихов Ложкина Сибирь — символ чистого, сурового, белого пространства для новой записи бытия («Началом — положив Сибирь»).
3. Структура и интонация: от претензии к открытию.
Ультиматум: Требование не смотреть на него «февралём».
Оправдание бунта: Вопрос «с какого перепугу?», отказ от обета.
План бегства: Предложение рвануть на юг.
Глубинная просьба: Сменить саму «погоду» восприятия.
Призыв к прорыву: Выйти за пределы дуальности.
Финал-откровение: Вместо бегства — признание в вечной связи с Сибирью-спутницей.
Интонация разговорная, с нервными срывами («Иди ты... Да!»), что создаёт эффект спонтанной, живой речи.
4. Связь с общей системой Ложкина
Это экзистенциальное измерение климатической метафоры. Если в других текстах холод и тепло были элементами космической системы («приливы-отливы», «лучи»), то здесь они становятся категориями личного самоощущения в мире. «Февраль» — это состояние отчуждения от жизни.
Требование выйти «за полярный круг» ума перекликается с поиском «не открытых станций» в «Метровском» и «неочевидности» в «Нечто новом». Герой ищет выход за пределы заданных опций.
Образ Сибири как спутницы — ключевой. Это развитие темы Сибири как «чистого листа» («Собачье») и внутреннего пейзажа, который заменяет внешнюю «погоду». В «Греюшке» тепло было внутри, здесь внутренним компасом, «спутницей» становится целый континент духа — суровая, но своя Сибирь.
Отказ «кружить попам в угоду» перекликается с сатирическим пафосом «Победоносного» — это бунт против любого навязанного, неискреннего ритуала.
Вывод:
«Жизни» — это стихотворение о бунте против навязанного сценария бытия и обретении опоры не в бегстве, а в памяти о своей внутренней «метафизической родине». Герой начинает с требований к внешней жизни («смени погоду»), но заканчивает признанием, что его единственная постоянная «спутница» — это внутренняя Сибирь, выросшая в нём самом. Не «юг» исцеляет от «февраля», а осознание того, что ты сам носишь в себе целый континент, способный быть точкой отсчёта. В этом — парадоксальный ответ: чтобы изменить жизнь, нужно не бежать от её «февраля», а найти в себе свою вечную «Сибирь» и сделать её союзницей. Это акт принятия своей сущности как основы для подлинного, а не беглого существования.
Бри Ли Ант 06.12.2025 22:20 Заявить о нарушении