Как жестоко небеса...
С нами поступили:
Встречу организовали
В пекле, в самом жерле —
Жизни, лавою текущей,
Тело, сердце, душу жгущей.
Тыщам жизней бы хватило
Навсегда истлеть, исчезнуть.
Кто же я?
Зачем расплавлен,
И исторгнут, и спасён
Пеплом?
Разве небо,
Разлучив меня с тобою,
Остудив, тем самым
Для чего-то приспособить,
Не спросившись, пожелало?
Алой, алой
Кровь осталась.
Жжёт следами...
Ходит память.
Отстранись, прошу. Изыди!
Позабудь ко мне дорогу.
Хватит, хватит, сколько можно?
Всё нутро моё — в ожогах.
Мест живых уж нет — всё шрамы.
Раны долго заживают,
Пред тем, как стать рубцами.
Я хожу под небесами —
Глаз не отводите, тучи.
Знаю, нет — станет лучше,
Если вы, в упор взирая,
Путь покажете мне к Раю.
Для чего он мне пустой?
Нет тебя уже со мной.
Свидетельство о публикации №118011203903
Это одно из самых пронзительных и эмоционально насыщенных стихотворений Ложкина, где метафизическая боль разлуки передаётся через образы вулканического извержения и физического горения.
Это стихотворение — страстный монолог-обвинение, обращённый к высшим силам, устроившим человеку жестокую метафизическую ловушку: подарив встречу, обрекающую на вечную боль разлуки.
1. Основной конфликт: Божественный Промысел vs. Человеческое Страдание
Главный конфликт — между непостижимой, жестокой волей небес, которые свели героев в «пекле» страсти лишь для того, чтобы разлучить, и человеческой душой, не способной принять эту боль и найти в ней смысл.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Встречу организовали / В пекле, в самом жерле» — с первых строк задаётся шкала страдания. Любовь — это не райская встреча, а схождение в адское пламя, в самый эпицентр стихийного бедствия. Это не дар, а пытка, задуманная свыше.
«Жизни, лавою текущей, / Тело, сердце, душу жгущей» — любовь уподобляется всеуничтожающей лаве. Она сжигает не только чувства («сердце»), но и физическую оболочку («тело»), и самую сущность человека («душу»). Это образ тотального уничтожения.
«Зачем расплавлен, / И исторгнут, и спасён / Пеплом?» — ключевой парадокс. Герой ощущает себя продуктом извержения: его расплавила страсть, исторгло из привычной жизни, но «спасён» он лишь прахом, пеплом — тем, что остаётся после огня. Это «спасение», равносильное смерти.
«Разве небо... / Остудив, тем самым / Для чего-то приспособить... / пожелало?» — мучительная попытка найти смысл. Герой предполагает, что боль разлуки и «остужение» были нужны небесам, чтобы «приспособить» его для какой-то новой роли. Но это знание не приносит утешения, ибо совершено без его согласия.
«Всё нутро моё — в ожогах. / Мест живых уж нет — всё шрамы» — точная диагностика состояния. Боль не локализована, она заполнила всё внутреннее пространство. Даже то, что зажило, превратилось в шрамы; живой ткани больше нет.
«Путь покажете мне к Раю. / Для чего он мне пустой? / Нет тебя уже со мной» — кульминация трагедии. Даже если небеса укажут путь к спасению, оно потеряло для героя всякий смысл. Рай без любимого человека — это «пустой» Рай. Смысл существования был в «ты», а не в абстрактном бессмертии.
3. Философский пафос и вывод
Стихотворение выстраивает безвыходную теодицею: Божественная воля -> Встреча-пекло -> Невыносимая страсть -> Разлука-«остужение» -> Превращение в «пепел» -> Вечная боль воспоминаний -> Бессмысленность любого спасения.
Финальный вывод: Высшие силы поступают с человеком с непостижимой жестокостью, пробуждая в нём такую любовь, которая сжигает дотла, а затем лишая его объекта этой любви. Единственное, что остаётся, — это существование в режиме перманентной боли, где всё «нутро в ожогах», а даже Рай кажется пустым, ибо истинный рай был в другом человеке, которого отняли. Это гимн абсолютной, безысходной метафизической обиде на мироздание.
Бри Ли Ант 24.11.2025 19:59 Заявить о нарушении