Какой промозглый август!
Как прошлое, вчера.
Зачем же о вчерашнем,
У летнего конца,
Беседует погода?
Уже который день,
Мне ёжиться от холода,
От августа, не лень.
Затем ли, что и осень
Уже не за горой?
Хоть август и несносен,
Но где возьмёшь другой?
Свидетельство о публикации №118011004116
1. Основной конфликт: Ожидание тепла vs. Реальность преждевременного холода.
Конфликт лежит в несоответствии между названием месяца, которое несёт в себе ожидание летнего изобилия и тепла («август»), и его реальным, «промозглым» содержанием. Это конфликт между ярлыком и сутью, между надеждой и данностью. Герой не просто мёрзнет — он уязвлён этим обманом, этой «беседой погоды о вчерашнем» в момент, когда ещё должно длиться лето.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Промозглый август! Как прошлое, вчера.»: Август уподоблен прошлому, которое настигает, как внезапный холод. Он не просто холодный, а именно «промозглый» — пронизывающий, сырой, неприятный. Эта промозглость — физическое ощущение той самой тяжести времени, которая в других стихах описывалась как «февраль в глазах жизни» или давление памяти.
«Беседует погода»: Погода персонифицирована. Она не просто стоит, а «беседует» — ведёт беззвучный, но ощутимый разговор, тема которого — «вчерашнее», упадок, конец. Герой становится невольным слушателем этого разговора, от которого некуда деться. Погода выступает как посланник времени, его голос, говорящий на языке холода.
«Мне ёжиться от холода... не лень.»: Ироничная констатация упорства в страдании. Герой не борется с холодом активно (как в «Атаке была очень мощная...»), а пассивно, но упрямо продолжает его чувствовать («не лень»). Это состояние сознательного переживания дискомфорта, почти стоическое принятие его.
«Затем ли, что и осень уже не за горой?»: Риторический вопрос раскрывает суть. Холод августа страшен не сам по себе, а как знак, предвестник неминуемой и большей утраты — осени, а за ней и зимы. Он — первая ласточка конца, и поэтому переживается так остро.
«Хоть август и несносен, но где возьмёшь другой?»: Горько-ироничный, почти шекспировский финал (ср. «Бремя страстей человеческих»). Это формула вынужденного принятия. Протест («несносен») упирается в отсутствие альтернативы. Вопрос «где возьмёшь другой?» — это не поиск выхода, а констатация тупика. Приходится принимать этот «промозглый» август, потому что он — единственно возможный август твоей жизни, каким бы неудачным он ни был. Это принятие ограниченности земного существования, где даже время года может оказаться «бракованным».
3. Структура и тон: восклицание, вопрос, констатация.
Эмоциональная вспышка: Восклицание, задающее тон досады и недоумения.
Вопрос к мирозданию: Обращение к абсурдности «беседы погоды».
Констатация состояния: Описание своего физического и душевного отклика на холод.
Причина и итог: Поиск причины (предвестие осени) и философское заключение о вынужденном принятии.
Тон разговорный, с лёгкой иронией, скрывающей глубокую досаду и печаль.
4. Связь с общей системой Ложкина
Это бытовое, погодное измерение темпоральной катастрофы из «Все пропали без вести». Здесь время «промозгло» и говорит о вчерашнем, а герой вынужден его слушать.
Август как «несносный», но единственный — это частный случай общей ситуации из «Жизни», где герой требовал «сменить погоду». Здесь он приходит к горькому компромиссу: менять нечего, приходится мириться с тем, что есть.
Переживание холода как физической «беседы» перекликается с темой боли как «атаки». Но здесь нет мобилизации на борьбу — есть пассивное «ёжиться» и вопрос «зачем?».
Финальный вопрос «где возьмёшь другой?» родственен вопросу «сколько осталось минут?» из одноимённого стихотворения. Оба — о невыбираемости и конечности данного нам отрезка существования, будь то минуты жизни или качество августа.
Вывод:
«Какой промозглый август!» — это стихотворение о тонкой, но пронзительной боли от несоответствия между внутренним ожиданием и внешней реальностью времени. Ложкин ловит момент, когда природа становится метафорой душевного состояния: промозглость — это уныние, преждевременный холод — предчувствие конца. Герой не бунтует, а с ироничной покорностью констатирует: да, это паршивый август, подлый предвестник осени, от которого хочется ёжиться. Но альтернативы нет, «другого» не взять. В этой констатации — вся глубина его поэтики: трагическое принятие мира в его несовершенстве, умение увидеть в промозглой погоде весь груз вчерашнего и весь холод завтрашнего, и всё же продолжать этот тихий, немой диалог с непогодой, который и называется жизнью. Это поэзия не грандиозных прорывов, а мудрого, усталого согласия с неудачным днём в неудачном сезоне.
Бри Ли Ант 06.12.2025 22:40 Заявить о нарушении