не осталось попросту ничего

не осталось попросту ничего: только кашель, застрявший в бронхах,
голубые вены под тонким льдом, ювелирно проткнувшим кожу;
и не будет сказочно хорошо, если после не станет плохо,
ненавидеть — это почти любить, значит ты меня любишь тоже.
/
и туман внутри превратится в суть: ты поймешь, что ты снова против
в этом вечном споре о том, зачем тебе нужно беречь рассудок,
просыпаться утром, тащить вперед этот груз из костей и плоти
и отсчитывать каждый прошедший час из зачем-то наставших суток,
возвращаться в стены чужих квартир, превращаться в живой динамик,
улыбаться людям и миру в них, так любить их слова и лица.

пока стены хором кричат о том, что ты сам себя снова ранил,
засыпать под утро и верить в то, что оно не решит случиться.

и нет больше попросту ничего: ни тебя, ни того, что держит,
ни глубоких кратеров карих глаз, для которых свернул бы горы.
ты давно не жив, но еще не мертв — ты всегда застреваешь между,
и в случайных людях с чужой душой видишь чертов мираж опоры.
/
и как знать, что хуже: сойти с ума, пасть на дно, не дожить до лета?
я рыдаю в голос, вагон метро застывает на перегоне,
твой холодный взгляд бьет под дых, и я предпочел бы удар кастетом,
но я счастлив тем, что ты никогда
не почувствуешь этой боли.