10 переводов Edge Сильвии Плат

Орфография переводчиков сохранена.

Оригинал с  подстрочником заглавия и 1-8 строк:

Edge

The woman is perfected.
Her dead
Body wears the smile of accomplishment,
The illusion of a Greek necessity
Flows in the scrolls of her toga,
Her bare
Feet seem to be saying:
We have come so far, it is over.


Грань/край/ребро
(Эта) женщина совершенна.
Её мертвое
Тело несет/донашивает улыбку достижения/выполнения/достоинства/совершенства/успеха,
Иллюзия греческой неизбежности/неотвратимости
Струится/льётся в завитках/складках ее тоги/хитона,
Ее босые
Ноги кажутся/чудятся говорящими:
Мы прошли долгий путь, он окончен.


Переводы:

За краем

Эта женщина достигла совершенства.
Ее мертвое
Тело несет улыбку свершения без тревоги.
Иллюзия греческого свободного выбора
Стекает по складкам твердой
Туники. А босые ноги
Твердят: мы дошли. Все.                (Василий Бетаки)

(ППХ2: а почему "туника - твердая"? Разве речь в стихотворении о статуе?! А ноги - не "твердят" (этого они делать не могут), а всем своим видом показывают, т.е. кажутся, говорящими). Неточный перевод.
* * * *

Край

Женщина теперь совершенна
Ее мертвое
Тело несет на себе улыбку завершения
Иллюзия греческой неизбежности
Скользит в ткани ее тоги
Ее обнаженные
Ступни будто бы говорят:
Мы прошли столь долгий путь, теперь это кончено.    (Дэминэн Винсачи)

(Оборот "несет на себе" уместнее применить к переноске поклажи на спине. Улыбку "носят" скорее на лице. Или просто "несут"). 
* * * *

У края.

Эта женщина эталон совершенства.
Ее мёртвое
Тело, облеченное в невозмутимой улыбке,
Безо всякого изъяна.
Иллюзия греческой похоти
Вьется по складкам белой тоги.
А босые ноги её
Будто бы говорят: мы наконец дошли.Всё.     (Денис Зеленков)

(ППХ2: во фразе «тело, облеченное в невозмутимой улыбке» ошибка в согласовании: «невозмутимая улыбка» должна стоять не в предложном, а в винительном падеже. В оригинале нет «греческой похоти», это выдумка переводчика. И разве "похоть" может "виться"? Неудачный перевод).
* * * *

Край

Доведено до совершенства,
Мертвое
Женское тело одето в улыбку
Достижений, и греческий выбор
В свитках тоги ее стpуится.
Нагие
Ступни как бы вещают:
Мы дошли сюда, и довольно.               (Галина Иззьер)

(ППХ2: переводчик, вероятно, попутал  «тогу» и «тору»: «свитки торы» - существуют, «свитки тоги» - нечто  странное, если  знать, что «свиток» - это  длинный лист папируса (у египтян), пергамента (у евреев), бумаги, шелка (у китайцев), сматываемый  в рулон.  Двумя строками ранее переводчик сообщил, что «женское тело одето в улыбку достижения».  Значит, никакой  «тоги»  на теле нет. То есть, «тога», свиваемая в рулон, обретается где-то рядом с телом. Переводчик при этом утверждает, что  «в   свитке тоги  греческий выбор (?) струится». Как невообразимое «струение выбора»  можно разглядеть  «в свитках», т. е. внутри них  — непонятно. Странный вышел перевод). 
* * * *

На грани

Женщина завершена:
Тело
В смерти одето улыбкой итога, 
Призрак выбора греков
Струится свитками тоги 
Босые
Ступни возвещают:
Всё. Мы пришли. Путь окончен.         (Валентин Емелин)
* * * *
(ППХ2: «свитками   (то есть рулонами) тоги»  в переводе  «струится... призрак  выбора греков». То есть, «струение призрака»,  само по себе трудновообразимое, к тому же происходит  «свитками».   При этом  «ступни (трупа)» о своем прибытии «возвещают», т.е.  кричат во все горло! Небрежный  перевод).      

Предел

Эта женщина уже совершенна. 
На ее мертвом лице 
Улыбка свершенья,
Иллюзия эллинской необходимости
Вплывает в свитки ее тоги,
Ее нагие ноги
И стопы, кажется, говорят:
Мы прошли долгий путь, он завершен.     (Ян Пробштейн)

(ППХ2: еще один перевод со «свитками тоги». Хорошо хоть «стопы, КАЖЕТСЯ, говорят», а не  заходятся в крике, как в предыдущем случае). 
* * * *

Грань

Она собой являет совершенство. 
Её безжизненное тело
Еще хранит последнюю улыбку,
Иллюзия фатальности  у греков 
Струится в завитках её хитона,
Босые ноги
Словно говорят:
Доселе мы дошли, на этом всё.                (Надия Зак)
* * * *

За гранью

Эта женщина совершенна.
Тело покойное
Носит улыбку свершения,
И иллюзия античного рока
В складках тоги скользит,
Ступни нагие
Будто бы шепчут:
Мы дошли, путь наш окончен.         (Ольга Костерева)
* * * *

Край

Отныне женщина совершенна. 
Ее мертвое
Тело несет улыбку завершенности. 
Иллюзия Греческой неизбежности
Струится в складках ее тоги, 
Ее оголенные
Стопы, кажется, молвят:  
Мы слишком далеко зашли, все кончено.         (Даниил Гергель)

(ППХ2:  «зайти слишком далеко» - означает переусердствовать во рвении, хватить через край, перестараться, хватить лишку,  перегнуть палку, перейти границу дозволенного, и т.п.  В контексте стихотворения «зашли слишком далеко» указывает на то, что  героиня-самоубийца  «перестаралась, перегнула палку», т. е. ее смерть не была желаемой, а оказалась случайной. Но как же тогда быть с «улыбкой завершенности», которая  свидетельствует как раз об обратном - о том, что героиня получила то, чего добивалась? Непродуманный перевод).
* * * *

Край

Женщина совершенна.
На её мертвом
Tеле улыбка завершённости,
Иллюзия греческой необходимости
Струится в складках её тоги,
Её босые
Ноги как бы говорят:
Мы прошли так много, и это – конец.          (Геннадий  Казакевич)
* * * *


Оригинал и подстрочник 9 — 16 строк:

Each dead child coiled, a white serpent,
One at each little
Pitcher of milk, now empty.
She has folded
Them back into her body as petals
Of a rose close when the garden
Stiffens and odours bleed
From the sweet, deep throats of the night flower.


Каждое умершее/мертвое дитя свернулось невинной/белой змейкой 
По одному на каждый маленький
Кувшин молока, сейчас/теперь пустой.
Она приняла/вложила
Их назад в свое тело, как лепестки
Роза закрывает/смыкает, когда сад
Коченеет/густеет/умирает  и запахи/ароматы  истекли
Из сладких, глубоких зевов ночного цветка.
* * * *

Переводы:

Мертвые младенцы, как белые змейки,-
Каждый у своего пустого
Кувшинчика — свернувшись лежат.
Она их втянула в себя. Обратно. Снова.
Так лепестки розы смыкаются, когда сад
Застывает, и запахи кровоточат
Из глубокого сладкого горла ночного
Цветка.                (Василий Бетаки)

(ППХ2: «кровоточащие запахи» - допустимый перевод «odours bleed». Однако в русском языке кровоточат обычно десны, раны, но не запахи. Может, запах просто «точится, истекает»?).
* * * *

Каждое мертвое дитя свернулось белой змейкой
У своего собственного
Кувшинчика с молоком, теперь пустого
Она завернула
Их обратно в свое тело – так лепестки 
Розы закрываются, когда сад
Застывает, и ароматами кровоточат
Сладкие, глубокие глотки ночных цветов.   (Дэмиэн Винсачи)

(ППХ2: кувшинчик либо «с молоком», либо «теперь пустой», но переводчик умудрился совместить «молоко с пустотой». Непонятно, что именно «она завернула обратно в свое тело» - «кувшинчики пустые с молоком» или «каждое мертвое дитя». Очень грубый и неприятный образ: «глубокие глотки ночных цветов». Доселе русская словесность ничего не знала о «глубоких цветочных глотках». У цветов принято поэтично воспевать чашечки, зевы, горлышки, но не глотки же!). 
* * * *

Мёртвые младенцы, скрутились как белые змейки
И каждый у своего пустого
Кувшинчика,свернулись и лежат.
А она их втянула в себя. Опять и снова,
Как лепестки розы.Они смыкаются когда сад
Застывает в ожидании ночи,и запахи кровоточат
Из сладкого и глубокого горла ночного цветка.          (Денис Зеленков)

(ППХ2: «мертвые младенцы скрутились, свернувшись». Дурной вкус, тавтология, масло масляное. «Втянула в себя...как лепестки розы», да еще и проделала это многократно - «опять и снова». Но разве роза «втягивает» лепестки? - Неточный образ. Из той же серии - «кровоточащие запахи»).   
* * * *

Белые змейки мертвых детей,
Каждый у крынки
Mолочной, oпустошенной,
Свернуты. Их,
Как лепестки, она в себя сложила,
Словно роза в саду, закрываясь
В час, когда запах сочится
Из разверстых пастей цветков ночных.            (Галина Иззъер)

(ППХ2: удивляют патриархальные  российские  «крынки» (литературная норма - "кринки") рядом с «греческой тогой» (греки «тоги» не носили, это римская одежка; греки предпочитали «хитоны» - но это «косяк» оригинала, не перевода). Ошарашивают  «разверстые пасти... цветов»!   Ай да  цветочки;  хорошо еще, что они в переводе не оскаливают зубы и не лают...).
* * * *

Каждый мёртвый ребёнок белой 
Змейкою свёрнут 
У иссякших молочных крынок 
Вобрала; их в себя,
Закрыв лепестки, словно роза, 
В остывающем парке,
Где так запахи кровоточат
Из глубокой гортани ночного цветка.          (Валентин Емелин)

(ППХ2:  здесь также   «крынки» комично соседствуют со «свитками тоги», а у паркового цветочка «кровоточат запахи из глубокой гортани». Сюрреализм...).   
* * * *

Все мертвые дети свернулись, белые змейки,
Каждая над 
Кувшинчиком молока, уже пустым.
Она сложила 
Их снова внутри своего тела,
Как лепестки закрывшихся роз,
Когда застывает сад и запахи кровоточат
Из сладких глубоких глОток ночного цветка.     (Ян Пробштейн)

(ППХ2: «сложила внутри тела», «сад застывает»,  «запахи кровоточат», «глотки цветка»...  Подстрочник, фактически дословный перевод. И где же здесь «поэтичность»?).   
* * * *

А каждое умершее дитя  невинной змейкой 
В клубок свернулось  подле  своего
Молочного
Кувшинчика пустого.
Она их вобрала в себя обратно,
Как роза собирает лепестки в саду притихшем,
Где истекают сладким ароматом
Ночных цветов глубокие  гортани.                (Надия Зак)

(ППХ2: неплохой перевод).
* * * *

Мёртвые дети свернулись —
Белые змейки
У пустых кувшинчиков молока,
Втянутые обратно
В чрево матери; так лепестки
Розы смыкаются, когда сад
Застывает, и запахи кровоточат
В нежных глубоких глотках ночного цветка.        (Ольга Костерева)

(ППХ2: ну почему, почему запахи - «кровоточат»? «Bleed» ведь — не только «кровоточить» - этого бестелесные «запахи» делать не умеют - но и «истекать», что для них естественнее!).
* * * *

Каждое мертвое дитя свернуто в кольцо, змеею белой, 
Каждый из них у крохотного
Кувшина с молоком, теперь пустого.
Она ввернула их
Обратно в тело, подобно лепесткам
Закрытой розы, когда сад
Застывает, кровоточат ароматы
Глубоких, сладких горловин цветка ночного.            (Даниил Гергель)

(ППХ2: «вворачивают» лампочки и  словечки, но не «мертвых детей обратно в тело»).

* * * *
Мертвые дети свернуты белыми змейками
По одному у каждого маленького
Теперь уже пустого кувшинчика от молока.
Она сложила их
Назад в своё тело, как закрывающиеся
Лепестки розы, когда в саду
Сгущается аромат, кровоточащий   
Из глубоких сладких зевов ночных цветов.              (Геннадий Казакевич)

(ППХ2: хороший подстрочник!)
* * * *

Оригинал и подстрочник  17 -20 строк:

The moon has nothing to be sad about,
Staring from her hood of bone.
She is used to this sort of thing.
Her blacks crackle and drag.

Луна, ничем не расстроенная,
Пристально глядит из своего костяного капюшона/колпака.
Она привыкла к  подобному/такому.
Её зрачки сверкают/оживляются и привлекают/втягивают. 
Вариант: ее траурные платья трещат и волочатся.


Переводы:

Луна не грустит ни о чем.
Над глазами — мраморный капюшон.
И не такое она видала!
И трещины на ней становятся все черней...             (Василий Бетаки)

(ППХ2: неверный перевод. В оригинале никаких «трещин»  (cracks)  -   нет. А есть «her blacks» - «её (луны) зрачки/траурные платья», которые «crackle and drag», т. е. «сверкают/трещат и притягивают/волочатся»).
* * * *

Луне не о чем печалиться,
Глядя из своего костяного чепца.
Она привыкла к таким вещам.
Шелестят ткани ее траурного платья.          (Дэмиэн Винсачи)

ППХ2: в оригинале нет «чепца» (cap, coif, mutch), там есть «hood» - «колпак, капюшон». Нет там и «шелеста», но есть «треск» траурного платья (или «зрачков»?). А «drag» оригинала оставлен вовсе без перевода).
* * * *
 
Луне грусть не по чем,
Она совсем не опечалена.
Над её глазами повис капюшон.
Луну уже ничем не удивить,
Ей чудеса давно не диво,
Она все также мрачна -
И трещины её с каждым разом темнее.      (Денис Зеленков)

(ППХ2: «трещины  луны» - ошибка перевода, см. выше)
* * * *

Луне, из костяного капюшона
Глядящей, не о чем грустить-
Ко всему привыкла, ее
Опущен занавес.                (Галина Иззьер)

(ППХ2: «опущенный занавес» - выдумка переводчика, в оригинале этого нет, там другие образы и смыслы — см. выше).
* * * *

Луне беспокоится нечего. 
Из капюшона черепом
Щерится, всё повидала.
Ширятся чёрные трещины.        (Валентин Емелин)

(ППХ2: нет в оригинале ни «черепа», ни «ширящихся лунных трещин», там совсем другие образы — см. выше).
* * * *

Луне грустить не о чем, она
Уставилась из-под своего костяного капюшона.
Она привыкла к таким вещам.
Развевается и шуршит её траурный наряд.       (Ян Пробштейн)

(ППХ2: оригинальное «her blacks» может означать «ее черные/траурные платья, траурный наряд». Образ луны в развевающихся траурных одеяниях, безусловно, очень интересен. Но  «blacks» в оригинале «crackle and drag», т. е. «трещат/хрустят/сверкают/блестят и  тянутся/волочатся/затягивают/тащат». В переводе же им предписано  «развеваться и шуршать», т. е. «flutter/fly & rustle»), ведь  и  переводчику  понятно, что  «траурный наряд» не может «трещать/хрустеть/сверкать/блестеть и  тянуть/волочить/затягивать/тащить». А вот  «blacks» в значении «зрачки»  вполне  себе могут и «сверкать/блестеть», и «затягивать/тащить»).
* * * *

Ничем не опечалена луна,
Блистающая в шлеме костяном.  
Она к вещам подобным притерпелась.
Её зрачки сверкают и влекут.                (Надия Зак)

(ППХ2: это неплохой перевод).
* * * *

Но луна не станет печальной,
Мирно взирает она за костяной вуалью,
Ей привычен такой ход вещей.
Трещины на ней становятся всё черней.     (Ольга Костерева)

(ППХ2: ну нет на старушке  Луне никаких трещин, и не было никогда!  «Blacks crackle» оригинала — это отнюдь не «чернеющие трещины»!).
* * * *

И не о чем печалиться луне, 
Взирающей из капюшона костяного. 
Привычны ей такого рода вещи. 
Ее глина покрывается трещинами.             (Даниил Гергель)

(ППХ2: «трещины» у переводчиков, видимо, вирусные. Но откуда  здесь взялась еще и лунная «глина»?!)
* * * *

Луне не о чем печалиться,
Глядя из-под костяного чепца.
Она уже всего навидалась.
Её зрачки следят сверху в ожидании.        (Геннадий Казакевич)

(ППХ2: "зрачки"  луны в оригинале не «следят сверху», они другим заняты:  «сверкают/блестят и тащат/тянут»).