Четвёртая встреча

Большой репортаж постепенно
На запад канадский пришёл.
Четвёртая суперарена,
Где лёд, точно праздничный стол,
Блестит и сверкает. Ребята,
У вас замечательный шанс
Исполнить Канаде кантату,
А лучше – испанский романс!
Валера, ты ж полуиспанец,
Порадуй финтами народ,
Станцуй зажигательный танец!
Смелее, ребята, вперёд,
На этот сверкающий лёд!
Игра, как обычно, с напора
Канадских парней началась.
Но наши отбились, и скоро,
Другая пришла ипостась:
Уверенность в собственной силе,
Посланцев далёкой страны,
Игра в непредвиденном стиле,
Когда чудеса не нужны,
А нужно на гривенник риска,
Надёжности нужно на рубль.
Но было и здесь два изыска – 
Красивый михайловский дубль.
А можно сказать и о форсе,
Ведь оба броска – с пятачка.
Вот так, дорогой Голдсуорси,
Не надо валять дурачка.
Михайлову дал по затылку,
А он в наказанье забил.
Напрасно полез ты в бутылку,
Ведь ты не играл с нами, Билл.
Да, знаешь, на что мы способны,
С трибуны смотрел, но сейчас
Тебе объяснили подробно,
Что глупо в игре против нас
Подолгу сидеть на скамейке
(Точнее, играть вчетвером),
Иначе найдём мы лазейки
В защите и шайбу забьём.
Плохим оказалось начало
По части игры в большинстве,
В трёх встречах забросили мало
(Хозяева – тоже). Прорвало
В четвёртой – забросили две.
Зато в меньшинстве преуспели,
Наверное, план был таков:
В секунды домчались до цели
Харламов и дважды Петров
По здешним площадочкам узким,
Как будто в хоккее с мячом.
Нет, этим загадочным русским
Действительно всё нипочём.
Билл понял не с первого раза
И снова присел на скамью.
Михайлов смотрел в оба глаза
И длинную клюшку свою
Подставил опять очень ловко
(Успел же!) под сильный щелчок.
Наверно, была заготовка:
Защитник – бросок – пятачок –   
И точка. Поверил бы кто-то
Всего-то неделю назад,
Что запросто так в их ворота
К восьмой лишь минуте влетят
Две шайбы? Понятно, об этом
Никто и подумать не мог!
Но наши готовились летом,
Ни рук не жалея, ни ног,
Ни крепких сердец не жалея.
А им кто работать мешал?
Сумели устать от хоккея,
Теперь получают скандал.
Пусть даже противник достоин
Презренья, но прёт на страну,
Любой, сверхуверенный воин,
Неужто пойдёт на войну
С оружием, но без доспехов?
Он что, без царя в голове?
Старыгин, Смирнитский и Смехов
С Боярским в своём Сен-Жерве
Играли в войну понарошку,
А профи сражались всерьёз.
Однако же хищную кошку
Бесстрашная мышка до слёз
Смогла довести. Вот в чём дело:
Терпеньем берут города
И смелостью – крупное тело
Сильней далеко не всегда.
При чём тут, вы спросите, звери?
Да, в общем-то, дело всё в том,
Что вспомнился маленький Джерри,
Который сражался с котом.
Но если всерьёз, то, ей-богу,
Проблем было много у всех,
Поскольку в такую дорогу,
В такой марафонский забег,
Тем более осенью ранней,
Пуститься команде пришлось.
А рядом – ни польш, ни германий,
Противник – здоровый, как лось,
И зрители бредят хоккеем.
Арены – не то, что у нас:
На тысячи-тысячи глаз
И рук. Ты попробуй, забей им,
Не немцам, а им, корифеям,
Семнадцать (вы слышите?) раз!
В страну всеми признанных асов
Команду когда-то привёз
Великий новатор Тарасов,
Решавший в то время вопрос:
Чем можно уменью и мощи,
Которых у них – через край,
Ответить? Ну, кажется, проще
Решения нет: да играй,
Как раньше, на первенствах мира,
В Кортина д;Ампеццо. Друзья,
Не выдержит долго рапира
Напора меча и копья.
Какая б рука ни держала
Её, будет слабый ответ.
Клинок у рапиры, как жало.
Секира, топор, арбалет
В отчаянной драке нужнее,
Но лучше всего – самопал.
Тарасов, профессор хоккея,
В Зал славы недаром попал.
Невиданным было начало –
Две громких сенсации, но
Канада команды меняла,
Как галстуки, и всё равно
Соперников часто сметала,
Как в мультике или в кино,
И оба канадских провала
Казалось, забылись давно,
А редкие наши победы
Потешить могли только нас.
Приедут другие торпеды,
Покажут соперникам класс
И все понимают: не надо
На первенство их посягать,
Есть много других – и Канада.
Вот только особая стать
(Вы помните Тютчева строки?)
Поможет внезапно извлечь
Из всех поражений уроки
И дробь заменить на картечь.
Конечно, от образов этих – 
Картечь, арбалет и клинок – 
Хоккей бесконечно далёк.
Но всё-таки лучше иметь их,
Иметь, как красивый намёк
На те непростые сраженья,
Что шли и идут много лет.
Шаги наши были саженьи,
Как точно подметил поэт.
Узнаешь, что было вначале –
Улыбка мелькнёт на лице.
Как в сорок восьмом мы играли
С могучим тогда ЛТЦ?
Надели танкистские шлемы,
Из ваты щитки – и на лёд.
Мы все – оптимисты, и все мы – 
Один бесшабашный народ,
Решающий часто проблемы
Паденьем на вражеский дот.
На смену великим эпохам
Нередко приходит застой.
Бывает – надолго. Со вздохом
Болельщики вспомнят порой
Советских хоккейных солистов,
Особенно форвардов – им,
И тем, кто был зол и неистов,
И тем, кто умел брать другим,
Мы должное здесь отдадим.
Бобров… Положил он начало
Плеяде таких технарей,
Которая страх нагоняла
На самых крутых вратарей.
А не было б в Инсбруке споров,
Тогда бы, спустя десять лет,
Другой капитан наш, Майоров,
Оставил в истории след.
Атак феерических семя
Бобров заронил, но затем
В атаке какое-то время
У нас было много проблем.
Однако пришли и Старшинов,
И Локтев, и Фирсов – привал
Окончен: каких исполинов
Советский хоккей воспитал!
Но это всего лишь начало,
Уже в исполненье других
Атака, как песня, звучала,
Как музыка волн у причала,
Как юного Пушкина стих.
Михайлов, Харламов и Мальцев
Втроём побеждали шесть раз.
У нас не хватило бы пальцев
Руки, чтоб отметить их класс.
А Якушев, Балдерис что же?
Да целая россыпь имён!
 Но вот уже те, кто моложе,
Стремятся взобраться на трон
Сильнейшего форварда мира.
За тридцать пять лет двадцать раз
(С Майоровым – чаще) порфира
Была, как известно, у нас.
Последним (хвала могиканам!)
Из суперсерийных времён
Шалимов, уже ветераном,
В ранг лучшего был возведён.
А в грустное десятилетье
Великая наша страна,
Не ведая, что умереть ей
Печальная участь дана,
Хлестала соперников плетью
Последнего чудо-звена.
Они понимали друг друга
Без слов, ведь партнёр за спиной.
Вы только представьте, как туго
Соперникам было порой.
Нет, это нейтральная фраза,
А слово «порой» – ни о чём.
Звено это в стиле спецназа
Соперников брало живьём.
Четырежды (каждый – два раза) 
Макаров и Крутов вдвоём
Сильнейшими были. Потом 
Три года подряд побеждали
Другие. И вот он, конфуз:
Ушли золотые медали,
Распался Советский Союз.
Масштаб катастрофы вселенский
Для тех, кто дожил до седин.
Одно утешенье – Каменский
Стал форвардом номер один.
На скатерти жалкие крохи –
Окончен роскошный обед,
К чему теперь ахи и охи,
Итог – как последний привет
От славной советской эпохи,
Вместившей немало побед.
Назад не бывает возврата,
Но мысленно нам не впервой.
Вернёмся туда, где ребята,
Служившие вместе когда-то,
Вели разговор деловой.
Они не спеша рассуждали 
О новой для русских игре.
Непросто узнать про детали:
Возможно, уже в декабре
Они, как ни в чём ни бывало,
Гоняли резиновый диск.
Любившие скорость и риск,
Во всём остальном они мало
Похожими были на льду.
Один, с прямотой лесоруба
Играл – очень жёстко (не грубо,
А жёстко, имейте в виду).
Напарник же действовал в стиле
Похожей, но русской игры.
В итоге же все получили
Смесь красной и чёрной икры.
В защите играть, согласитесь
(Я вновь о съедобном), – не мёд.
Хороший защитник, как витязь,
Но только на страже ворот.
А если уж витязей двое,
То враг отступить обречён,
Пусть он разукрашен листвою,
Пусть россыпью синих корон.
Кто лучше? Весьма непростая
Задача, болельщик же рад,
Что, только друг друга сменяя,
Друзья на вершине стоят.
И в Инсбруке лучшим стал снова
Защитник наш. Только зачем
На должность звезды Иванова
Назначил упрямый тандем
Советских наставников? Случай
Не очень красивый. Спустя
Два года Рагулин, могучий,
Спокойный, умевший шутя,
«Стреножить» любого дриблёра,
Удавшийся ростом и вширь
 (Появится очень нескоро
Подобный ему богатырь),
Стал мегазвездою в Любляне.
Но вскоре, уже через год,
Напомнил о грозном Иване
Рагулинский сверхантипод,
Защитник Виталий Давыдов.
Ну чем не библейский Давид?
Сейчас уж таких индивидов
Не встретить – исчезнувший вид.
Здесь нет пресловутого тролля:
Когда ты большой – благодать,
Но если не очень, лишь воля
Героя позволит сыграть
(А это не скачки по сцене).
И страх презирая, и боль,
Давыдов на первенстве в Вене
Сыграл свою лучшую роль.
Другой представитель «Динамо»
И «первый советский тафгай»
Валерий Васильев. Ну, прямо,
Как в детстве, в игре «каравай»:
Кого-нибудь, но выбирай.
Писали, что «первым тафгаем»
У нас был Рагулин. Какой 
Тафгай из него? Мы ведь знаем,
Он страсть не любил мордобой,
Не то, что тафгаи… И что же?
В охапку да мордою в лёд.
И вовсе не надо бить рожи,
Коль Бог столько силы даёт.
А «третий тафгай»? Нет сомнений,
Быть смелым – совсем не порок. 
Подраться с отвязанным Женей
Решился б не каждый игрок.
Однако и в жизни, как в сказке,
Находится место всему,
Увы, в инвалидной коляске
Пришлось посидеть и ему.
А всё потому, что колени
Держать его вес не могли.
За стойкость великую Жене
Поклонимся мы до земли.
Он не был призов удостоен,
Как лучший игрок, бомбардир.
Он просто заслуженный воин,
На коих и держится мир.
И вновь о Васильеве. Драма
Его, как и Мальцева, в том,
Что он выступал за «Динамо»,
А это был полный облом.
Зато у него, как у ГАЗа,
Энергия, мощь – через край,
И признан был лучшим три раза
На первенствах мира «тафгай».
Поддерживать связь поколений
Непросто – не каждый же год
В хоккее рождается гений.
Но речь о таком и пойдёт.
В игре он не знал компромиссов
И страха не знал никогда.
Вы поняли, это Фетисов,
Ещё одна наша звезда.
Припомните вы юниора,
Который бы столь же легко
Стал лучшим? Конечно же, Орра.
Но Орр был от нас далеко,
Мы знали о нём по газетам,
А видеть могли только раз,
На «Кубке Канады», – об этом,
Наверное, будет рассказ.
С триумфом Фетисова в Праге
Совпал затяжной наш подъём.
Не выкладками на бумаге,
Мы «золото» снова берём
Привычною мощью атаки
И прочностью наших тылов.
А шведы и чехословаки
Из буйных хоккейных голов
Легко превратились в унылых
Статистов, познавших сполна,
Что значит на старых кобылах
Пытаться догнать скакуна.
В бою не жалеют патронов,
Но лучше их всё же беречь.
Когда выходил Касатонов,
О тратах бессмысленных речь
Не шла вообще: ни «семёрки»,
Ни «двойки» (крутой у них нрав),
Никто не обыгрывал, порки
От этих двоих избежав
(Кому не понравилось слово,
Пусть взбучкой её назовёт).
Звено это было готово
Устраивать круговорот
Любому сопернику, будь то
Могучий канадский атлет,
Расчётливый «чех» или швед,
Техничный и умный, как будто
Соперников вовсе и нет.
Но вот началась перестройка
И западный мир тут как тут.
Сначала рассыпалась тройка
(А там её ждут, ой как ждут).
И те, кто играл в обороне,
К согласью не могут прийти.
Хоккейные годы на склоне,
Не к славе, а к деньгам пути
Придётся искать ветеранам.
Устроиться за океаном
Возможно, но только борясь
С системою, или обманом.
Но скажут: «Какая он мразь!»
Простые советские люди,
А это досадно. Потом
Пальнёт из тяжёлых орудий
Комфортная жизнь «за бугром»,
Маня уже тех, кто моложе,
Решивших недюжинный дар
Продать, и как можно дороже:
Хоккейный талант – это тоже
Товар, и хороший товар.
Звездой в НХЛ стать непросто –
Татаринов стать не сумел,
Он не был громадного роста,
Зато был подвижен и смел,
А лучшим его признавали
Ещё с юниорских времён.
Давно бы в каком-нибудь зале
Портрет его был помещён.
Но он испытанья свободой
Не выдержал и потому,
Погнавшись когда-то за модой,
В такую попал кутерьму
(А дома – так даже в тюрьму).
На этом закончу с защитой,
Остался последний рубеж,
Рубеж, совершенно убитый.
Всё думаю, как эту брешь
Закрыть, потому что лишь трое
Сподобились на пьедестал.
Но как бы хотелось, чтоб стоя
Голкиперов чествовал зал.
Ведь все вратари – часовые,
Стоящие в створе ворот,
Одни знамениты, другие
Не очень, но знал бы народ,
Как трудно стоять под обстрелом
(Уж больно увесист снаряд),
Прекрасно владеть своим телом,
Мгновенно садясь на шпагат,
Весь матч фокусировать взгляд
На этом упругом снаряде,
Вставать у него на пути,
Бесстрашно, безбашенно, ради
Того, чтоб ворота спасти. 
Вернёмся в те трудные годы,
Когда поднимали страну,
Когда у капризов погоды
Хоккей находился в плену.
На наших лежал отпечаток
Прошедших тяжёлых боёв.
Когда-то играл без перчаток
Великий голкипер Пучков.
Но детям войны был неведом
Страх боли, падения страх,
Рвались они жадно к победам,
Все в ссадинах и в синяках.
Пучков начал поздно. Всего-то
Прошло восемь лет, а она,
Шальная, так скажем, работа –
Стоять под пальбой, как стена,
Другим оказалась видна:
На первенстве мира впервые
Советский вратарь лучше всех.
Тогда игроки полевые
Имели огромный успех.
Их сразу бы высечь в металле,
А может быть, в груде камней.
Но как бы они ни блистали,
Не будь у них тех вратарей,
Что тоже легендами стали,
На все времена на скрижали,
В герои народных былин
Попал бы из них хоть один?
Понятно, попал бы, и всё же
Когда не боишься за тыл,
Играешь спокойно – похоже,
Их тыл твёрдокаменным был.
Непросто выигрывать, даже
Когда твой соперник слабей,
К воротам прижат, если та же
Проблема – попробуй, забей.
Канадские профи едва ли
Представить могли, что ждала
Их участь младенцев в финале
(Опять в сентябре, в Монреале):
Третьяк в Монреале – скала.
В те годы один только Иржи
Соперничать мог с Третьяком.   
А как по-другому – «Факир» же
И явно с нечистой знаком.
Но то на любительских смотрах,
Где лидерам всё нипочём.
Канадцы же вытащат потрох
Последний на Кубке своём.
Вот тут-то Третьяк бесподобен:
Ворота «закрыв на засов»,
Спокойно стоит, словно Робин,
Стрелок из Шервудских лесов.
Смешно, но последним героем
Стал Ирбе, латвийский крепыш,
Союз не любивший, не скроем
(А как этот факт замолчишь?)
Союз не любил, а вот славу
Советской стране он принёс
И лучшим был назван по праву.
Ну всё, закрываем вопрос.
Конечно, достаточно длинным
Рассказ получился о том,
О чём мы по разным причинам
Из старых легенд узнаём.
Спасибо же первопроходцам,
Пошедшим, как МиГ, на таран,
За то, что хоккей наш уродцем
Не стал, как во множестве стран – 
В Норвегии, в Австрии, в Польше
И в прочих, из разных широт.
Продолжить бы надо, но больше
Нельзя, суперсерия ждёт. 
Итак, уже в самом дебюте
Соперник в прострацию впал.
К восьмой, мы напомним, минуте
Назрел грандиозный скандал,
Не как в Монреале, похлеще,
Мир катится в тартарары:
Команда приезжая блещет
Во всех компонентах игры.
Всё здорово, только помарка
Советской защиты чуть-чуть
Позволила профи вздохнуть
(Ну, вечно от наших подарка
Хотят хоть какого-нибудь).
Нет, здесь не подарок, а взятку
Всучили: Перро пролетел
Ракетою через площадку
И сделал несильный прострел,
Васильев упал и в ворота
Нечаянно шайбу завёз.
И вроде смеяться охота,
Такой вот случился курьёз.
Казалось, за дело всерьёз
Канадцы возьмутся, удачу
И прежний кураж обретя.
Но им осложнили задачу
Всего лишь минуту спустя.
Владимир Петров передачу
Блинову отдал, и шутя
Блинов разобрался с защитой,
А Драйден помочь не сумел.
Что, тему считаем закрытой?
Уж очень солидный задел,
Надёжен Третьяк и в атаке
По-прежнему мы хороши.
Легко заблудиться во мраке
Загадочной нашей души.
Мы все таковы – пофартило
Слегка и сомнений – зеро.
В команде соперников было
Немало таких, как Перро,
И ярким канадским дриблёрам
(Опять забегаем вперёд)
Удастся камбэк, о котором
Давно уже слава идёт.   
Канадцы до самой сирены
Финальной играют в хоккей.
Прекрасно работают гены
У этих упёртых парней.
А кстати, болельщик со стажем
Запомнил Перро по другим,
Таким же большим репортажам.
Мы детям и внукам расскажем,
Какой новогодний экстрим
Три года спустя испытали:
Почти что коррида, но в зале,
Соперник – опасней быка,
А скорости, как в авторалли,
Три быстрых французских «клинка»,
Привычный «концерт» Третьяка
В привычном ему Монреале…
Поэт бы сказал: на века.
Опять я отвлекся слегка.
Игра у нас в самом разгаре,
А слово берёт наш «Хитрец»:
Хоть тройка была не в ударе,
Забросил и он, наконец,
На тридцать четвёртой минуте.
Отлично: три шайбы – не две,
Отрыв колоссальный, по сути
Нам думать пора о Москве.
Понятно, что профи на взводе:
Третьяк всё, что можно, берёт.
Маховлич в одном эпизоде
Свалил Владислава на лёд
И долго держал, не давая
Подняться. Но этот пассаж
Похож на попытку трамвая
Взобраться на пятый этаж.
Фрэнк выглядел так неуклюже,
Как будто совсем был без сил,
А в третьем периоде – хуже:
Без сил оказался и Фил.
Наш форвард его уложил,
А тот не повёл даже ухом
И драться, представьте, не стал.
Упали «кленовые» духом.
Все поняли: это – развал.
Канадцы решили разборки
Оставить уже до Москвы.
Но после ванкуверской порки
Мы думали: профи мертвы.
Поник их задиристый мачо,
А что говорить о других?
Мы лучше, и наша задача
Проста – заключительный штрих.
На наших широких просторах
Совсем потеряется ворог,
И весь интерес только в том,
С каким результатом мы шорох
В канадских рядах наведём
А был ведь звонок, хоть и слабый:
За двадцать секунд до конца
Халл-младший отметился, дабы
Совсем не утратить лица.
И даже такой Эспозито
Безжалостен, словно палач,
Ведь всё, что в концовке забито,
Забито с его передач.
Хотя, что касается Билла,
То там был от штанги отскок, 
И всё-таки штанга «отбила»
Опять же «поникшего Фила»
Привычно опасный бросок.
Но быть ли в игре повороту? 
Нет, день был теперь уже наш,
Игра удалась, как в субботу,
Ребята поймали кураж.
Гол Шадрина точку поставил
И явно канадцев добил.
Закончить боями без правил
У них уже не было сил.
К тому же ванкуверский зритель
Видал их потуги в гробу:
Позор! Пусть и ваш победитель,
Услышит протяжное: «Бу-у…»
И можно понять капитана,
Хотя капитан и не наш:
Неделю назад лишь – нирвана,
Сегодня – разбитый блиндаж.
Обиделся Фил Эспозито
На зрителей, и поделом.
Но спесь с энхаэловцев сбита,
Им надо идти напролом.