Театр начинается с вешалки

В себе уверен я вполне
И светлый образ мне не нужен.
Те, кто злословят обо мне,
Пусть знают: я намного хуже

На исходе советской эпохи я поступил в МТМ, Механический техникум Мосгорисполкома, иезуитский колледж. Но учёба в этом заведении, стукачество, выговоры, допуски за опоздания всё было на втором плане, а на первом плане был, конечно, наш самодеятельный театр. Театр, как известно, начинается с вешалки. Разумеется, наш театр, вопреки ханжам из парткома техникума, был авангардный и подпольный. Ну не такой подпольный, как вся эта их мышиная возня, в котором активно процветали взятки и доносы, это всё было действительно конспиративно, а наш театр скорее был полуподпольным. Всё-таки Ускорение, Гласность и прочие новшества уже набирали разбег и были в полном тренде.

Тот колледж и ныне живёт, здравствует и процветает вполне официально (теперь это колледж №27 имени какого-то там Востротина) а вот того чудесного театра больше не существует. В театре я был сценаристом и Поэтом. Никакой постоянной площадки для репетиций у нас там не было, приходилось с этим слоняться то по актовому залу, то по залу для гимнастических упражнений. А часто везде было занято и тогда репетировали в большом подвале техникума, где жил один молодой парень-нацмен, которого все звали "Шурик" со своей бабой, которую этот "Шурик" звал то Хазяйка, то Мамоцка, то просто Цветка. Шурик был каким-то дальниим родственником одной из наших преподавательниц, Стеллы Махмудовны, и жил в этом подвале на правах сторожа.

Подвал этот, со временем, облюбовали и мы. Приглянулся он нам тем, что был большой, почти совершенно пустой, чистый и, прямо сказать, немноголюдный. Собственно, днём там вообще никого и не бывало, кроме этого самого Шурика и его глухонемой пассии. Оба они были квайт крейзи, оттого и подвал пустовал. Только Хазяйка Цветка была тихая крейзи, к тому же глухонемая, а Шурик - слегка притихший буйный, мы прозвали его "Задов", потому как он создавал нам некоторые проблемы тем, что мог начать трахаться со своей "Хазяйкой" в любое время и в любой точке единственного помещения безо всякого предупреждения и без мысли о том, чтобы для этого надо где-то уединиться. Это не сразу стало понятно, но дело было в том, что для Задова было крайне важно, чтобы все окружающие были в курсе, чем он сейчас занимается. Это касалось не только секса, но секса в особенности. Поначалу актёры и режиссёр пытались сосредоточенно работать и не обращать внимания на Шуриковы телосочетания и пыхтение, но актёры существа сверхчувствительные, пришлось нам соорудить для него и Цветки загородочку на месте, где раньше у нас была вешалка, чтобы она была как можно дальше от нашей импровизированной "сцены". Это отдельная история, как мы её сооружали и уговаривали психов не выходить из их будуара-вешалки. В конце концов они согласились на эту ширму из вплотную подвешенных толстых обтрепанных веревок и далее все свои амурные дела делали только за этим занавесом.

Про Шурика Задова следует сказать отдельно. Он нигде не работал, кроме техникума (если, конечно, можно считать это работой) и получал пенсию по инвалидности, хотя с виду был здоров-здоровёхонек, невысокого роста, с вытянутой тупой обезьяньей мордочкой, из которой постоянно падала слюна. Видимо, за эту его мерзкую внешность и привычки, Шурика раньше времени, уже через месяц, комиссовали из Советской армии и отправили прямиком в дурку, откуда он вернулся в квартиру своей московской тётки Стеллы Махмудовны с некоторым знанием русского языка, но без крыши над головой и та, видимо за взятку, срочно пристроила его "охранять" техникум, чтобы не жить под одной крышей с таким племянничком.

Изъяснялся Шурик по-русски, очень специфично и оригинально, подбирал слова, не различая ненормативной лексики. Кстати, Задов, это была не фамилия его, а кличка. Имя у него было Шамсутдин, а фамилия Гамзатов. Имя своё он не любил и всегда представлялся по фамилии, причём произносил её громко и гордо - "Гамзадоф" - ему казалось, что так все окружающие будут воспринимать его, как родственника известного дагестанского поэта. Но произносить такое нам, служителям Мельпомены, было крайне неудобно, прежде всего перед настоящим Расулом Гамзатовым, и мы сократили его звучную фамилию "Гамзадоф" на русский лад, получилось не менее звучное, но лаконичное "Задов". Шурик, ставший Задовым, в нашем понимании, был уже как бы родственником известного махновского палача Лёвки Задова из известного советского фильма "АЛЕКСАНДР ПАРХОМЕНКО".

Мы с ним познакомились в ту пору, когда его только-только выпустили из дурки, убедившись в том, что он стал сравнительно безобидным и больше не кидается на людей. А безобидным он стал в результате особой трудотерапии и это не заслуга врачей, а заслуга хиппарей, которыми в те времена были заполнены дурки - хиппи из его палаты, где он просидел два года, научили его плести фенечки, его это прикололо, и он плёл фенечки целыми днями из всякого подручного материала. Случилось чудо - агрессивность исчезла без следа. Или почти без следа, трансформировавшись в ту демонстративную непосредственность, с которой он справлял свою мужскую нужду и вообще в смысле непосредственности в общении. Одним из её проявлений была постоянная стрельба "гандонов". Именно через букву "а" - у него это звучало еще и с особенной кавказской интонацией с повышением и обратным понижением тона, что на слух было особенно невыносимо. Его просили (особенно девушки): Гамзадов, миленький, не говори, пожалуйста, этого слова "гандон". Это называется "презерватив". Но он не мог выговорить "презерватив", сколько его не учили. А покупать презервативы ему и в голову не приходило, только стрелять. Кстати, хоть и дурак дураком, однако соображал, что его фройляйн может залететь. Мы, конечно, старались его снабжать этими изделиями наперёд, но они у него всё равно быстро заканчивались, и в любой момент репетиции из-за веревочного занавеса могла высунуться волосато-бородатая голова с репликой "У каго сдесь есть га-а-андоны?" Иногда это приводило наших актеров, находящихся в образе, в шоковое состояние, доставало это всё ужасно, но такова была жизнь, и мы её терпели.

Однажды к нам пришло пополнение актерского состава в лице трех второкурсниц с факультета Бухгалтерский учёт, девчонок лет 16-17-ти. Их надо было специально вводить в нашу импровизационную технику, а это очень много работы и с речью, и с движением. И пришлось им всем этим заниматься в Шуриковом подвале. На введение девочек ещё и в специфику обстоятельств этого места у шефа времени не нашлось, он провёл там с ними занятие, оставил их отрабатывать технику и ушёл, позабыв справиться, как там у Шурика с изделиями номер 2. Меня в ту пору там не было, и что потом произошло, мне известно в пересказе. Произошёл, собственно, обычный выход Задова. Нет, не совсем обычный, ибо Шурик всё же обратил внимание, что снаружи его будуара обитают совсем юные девушки. Обычно он таких вещей не замечал, но тут почему-то заметил. Но ему очень были нужны "гандоны". Очень срочно! И он спросил. Но он не произнёс слова "гандон". Он принялся формулировать косвенно. Получилось так:

- Дивчата, у вас есть.. э-ээ.. эти?..
- ???
- Ну эти, каторые..
- ???
- Ну в каторые это..
- ???
- В каторые убирают..
- Что убирают?
- Ну эта.. нада мне убрать...
- Что надо убрать?
- Ну головУ убрать, ну ты же знаешь...
- Какую головУ???
- Ну вот же, вот эту, и весь х..й тоже!

С тех пор те изделия на местном сленге стали называться "головными уборами".

В соавторстве с Игорем Суровцевым, Админом дискуссионного клуба "Таки Да" Вконтакте.


Рецензии