Жене

Запах девичьей кожи тревожил как тайна святая.
Приближаясь к тебе, я парил высоко в небесах.
Прелесть губ, звонкость фраз, и отказ - не отказ, запятая.
И сверкали снежинки в роскошных твоих волосах.

Был проход от бедра, были чувственны стройные плечи,
И веснушки по ним разбегались как брызги дождя.
Окружая меня, то ласкали, то жгли твои речи,
Я любил и метался, сближался - и рвал, уходя.

"Дурни мрут от любви", - рассуждал я. Но вот незадача -
Я и сам погибал, и Алтай на всё это глядел.
Не беда, что художник голодный. Но девушка плачет!
И в душе моей – ужас! Когда же наступит предел?

И предел наступил. В феврале серединного года.
Свадьба минус свобода равняется счастье и свет.
Наступила гармония с совестью, с тягою рода,
А за ней – своё дело, ответственность, вкусный обед...

Вы, друзья, захотите спросить: ну, а что же Татьяна?
Как вулкан оседлать и при этом себя не испечь?
А её не смутишь огнедышащим жерлом вулкана,
И вулкан обратила в железо дающую печь!

Рассудила по-женски: мол, будут красивые дети.
Безоглядно влюбилась и любит. Чего же ещё?
А ещё мы бродили по спящей Москве, по планете
И друг друга спасали, укутав широким плащом.

Четверть века вершится духовная наша работа.
Мы в себе открываем устройство вселенское вновь.
И в притирке начал возникает единое что-то,
Нашу этику, волю и страсть переплавив в любовь.