My oh My

Белый — лучший проводник эмоций. Хлещешь кружку молока, и вот — оно уже внутри, лежит, тихо разлагаясь: красный и оранжевый, желтый и зеленый, голубой, синий. Фиолетовый, если повезёт. Ученые называют это — дисперсия.

— Привет, — и я уже знаю: слова не бывают такими же налитыми; моя мысль о тебе никогда не станет предложением.

Я смотрю вперед, не видя предметов, но дыра в моей груди — белая и сияющая.

***



С тех пор я боялась купить новую расческу, по-другому нарисовать стрелки или прибраться в комнате. Одно время ужас от самой возможности тебя потерять был всепоглощающим. Это правда.

Наши книги лежали стопками на полу, бросались врассыпную по сглаженным углам. Мое сердце — впервые было реально, а мое окно — всегда открыто для твоих стоп, взбиравшихся на подрамник, когда ты уходила, для твоих рук, заплетавших нашу мифическую историю, для твоего взгляда, который все чаще ускользал от наклона головы.

Увы, я казалась противоречивой. Белый все легчал на моих пальцах, и даже трепетно касаясь твоих губ, я ценила их не иначе как источник ложных слов, прекрасных, будто сказка, будто то, во что никак нельзя поверить.

***



Люди часто спрашивают, чем все закончилось, но я не знаю ответа. Когда доходишь до пика наслаждения, не пересекай черту — похоже, единственное, чему меня научила бесполезная юность. И я думала, что с болью это работает так же.

Однако невыносимая тоска не настигла меня, как бы то ни было желанно. Я резала руки, упивалась до утраты видимости, заставляла себя постоянно думать о твоем исчезновении, но ощущение жизни все не приходило. Пески времени бежали из-под ног, никогда не иссякая.

Слишком многое оставалось по-прежнему, но, пока белый все более походил на черный, красный и синий давно расплылись где-то между осознанием мира и хлопком усталых век.

***



Знаешь, с утра солнце проникло в мою постель и расстелилось на ладони. У него волосы — не такие как у тебя, оно нежнее и старше, ему нечего надеть в моем доме. Я никогда бы не подумала, что это судьба или предопределенность, как точно сделала бы раньше.

И тогда я закрыла глаза и вместо того, чтобы снова уснуть, увидела под веками самый чистый черный цвет.