Из дневника. 15. Москва 1990 г

1990.01.26.пятница
   Четыре дня в столице. Опять останавливался у бабушки Кати. У неё был инсульт. Говорит тихо и медленно, слова произносит раздельно и глухо. Она узнала меня. Потом забывала и снова вспоминала.
   23 числа в магазине «Зенит», что у метро «Сокольники», смотрел выставку «Возвращение А.И. Солженицына» (фотографии, письма, вырезки из газет, книги).
   24 числа с утра был на службе в малом храме Донского монастыря, где купил листок и газету. Уже знакомый старенький священник опять корил женщин, но на этот раз не за плохое пение, а потому, что они не торопились подойти поближе для окропления святой водой. Окропил он и меня.
   Потом побывал на Ново-Девичьем кладбище и не сразу отыскал могилы народовольцев. Обратил внимание, что более половины из них умерли в годы сталинского разорения крестьянства. Трагедия самобытной русской деревни ускорила их смерть.
   Вечером был у памятника А.С. Пушкину, где теперь постоянное место всяких сходок и идёт бойкая продажа независимой прессы.
 25 января был на этой же площади,читал приклеенные на стене здания листочки и  около часа слушал споры собравшихся. Спорящих было несколько групп, и все они составили приличную по размерам толпу. Ходят молодцы из «Памяти» со значками на груди: «спасайте Россию от евреев и чурок». Молодой интеллигент в кожаном плаще спокойно и сдержанно отстаивает компартию: «Есть, есть люди, которые вступили в партию без корысти, по вере. Я один из них». Он преподаватель из какого-то института, слушали его доброжелательно. Манерами своими, голосом и открытым лицом он был симпатичен и мне. Ещё молодой бородач с любопытным колпаком на голове и русой шевелюрой на плечах, стоящий рядом в центре другой группы, осаживал кого-то из «Памяти» и не соглашался с кем-то из прохожих коммунистов: «Не-ет, вы бросьте обвинять меня, где я раньше был! Я всегда искал ответа, почему мы не туда идём, и в 22 года был посажен в психушку». Продавцы же свободных изданий в большинстве своём блатные матерщинники, в том числе и девицы.
   Перед отъездом обо всём этом рассказал бабушке Кате. Она вдруг произнесла в ответ: «Ты живи в правде… Так и живи в правде, как жил. Не путай правду с кривдой. Пусть кривда сама по себе, а ты живи по правде».
Поражённый неожиданными словами, я схватил блокнот и записал сказанное ею. Через пять минут, уже одетый, заглянул в её комнату проститься, и она, не глядя на меня, опустив голову на грудь, печально и твёрдо, как бы прощаясь навсегда, добавила: «Будь таким, какой есть. Не надо быть другим… Господь тебя благословит». Я чуть не заплакал.