О, шахматы, игра богов!
(Продолжение)
МАКС ЭЙВЕ
«Когда бы о крушенье света
Меня предупредили вдруг,
Почти уверен - новость эта
Не вызвала б во мне испуг.
Осел бы я в стране тюльпанов –
Райском краю благоуханном:
Мир охватившая беда
Туда приходит не всегда,
А если и приходит все же,
То мягче и намного позже …»
Вот так, почти благоговейно
Цветущий благодатью рай –
Голландию, чудесный край
Воспел великий Генрих Гейне.
Послевоенная пора …
Увы, почти на всей планете
Жестокий кризис, потрясенья
И шахматные мастера –
Сам Ласкер, Рубинштейн, Рети,
Нашли здесь умиротворенье,
Черпая силы, вдохновенье
Для творческого озаренья.
Их благотворное явленье,
Плод их блистательных умов –
Толчок к расцвету, восхожденью
Лучших голландских мастеров.
Макс Эйве – первый среди равных,
В Голландии он – чемпион.
О будущих свершеньях славных
Еще не помышляет он.
Учитель математики
В лицейских женских классах
Он в «шахматной грамматике»
Пока не ходит в асах.
Все впереди, ведь он – трудяга,
И вскоре – первые успехи:
Побед волнующие вехи –
Висбаден, Гастингс и Гаага.
И Эйве, словно одержимый,
С энергией неукротимой
Берется за большое дело –
Искоренение пробелов.
Нет, он не баловень судьбы –
Ценой упорнейших трудов
Он встал в ряд лучших знатоков
Законов шахматной борьбы.
А как голландцы были рады –
В дни шахматной Олимпиады
Макс Эйве стал сильнейшим в мире,
Правда, в любительском турнире.
«Любители? Какая скука!
Какой же смысл в их турнире?
Ведь титул их считают в мире
Пустым и бесполезным звуком!» -
Вот так довольно иронично
Алехин высказался лично.
И все ж, престиж его огромен,
О нем говаривали в шутку:
«Наш доктор Эйве мил и скромен
До помутнения рассудка!» …
Победы в нескольких турнирах,
Два матча – с Шпильманом и Флором
И ясно: Эйве близок к спору
За титул чемпиона мира.
И вдруг, как бомбы взрыв, решенье –
Расстаться с шахматной игрой!
Вполне логично объясненье:
«Такая мысль не впервой –
Ведь я ученый и науке
Обязан жизнь посвятить,
И я развязываю руки,
Чтоб математике служить! …»
Бывают в жизни совпаденья –
Едва он к этому пришел,
Алехин предложил сраженье,
И ставка – шахматный престол!
Играть не в зале при народе –
На … океанском пароходе,
Плывущим в Индию, в Мадрас –
Такое в жизни – только раз!
Качаясь в волнах океана,
В уютном небольшом салоне –
Пусть это выглядит и странно –
Решить вопрос о чемпионе.
Нет! Выбор сделан непреклонно –
Не нужен шахматный престол!
И он письмо от чемпиона
Со вздохом тяжким прячет в стол.
И тут же подавил он вздох –
Что думать? Принято решенье!
Но его лучший друг Ганс Кмох
На этот счет иного мненья:
«Макс, это явная ошибка –
Алехин ведь уже не тот,
Каким он был в Сан-Ремо, Бледе,
Его уверенность так зыбка,
Он одинок, подавлен, пьёт –
Уверен я в твоей победе!»
Есть логика в его словах,
И Эйве выразил желанье,
Чтоб проходило состязанье
В разных голландских городах.
Что ж, чемпион на все согласен –
Пускай в голландских городах!
Алехину неведом страх,
Ему исход их матча ясен:
«Мне просто нечего терять,
Мой класс игры намного выше,
И с Эйве буду я играть,
Как кошка с обреченной мышью!»
Алехин начал ураганно
И быстро вырвался вперёд,
Счет в его пользу непрестанно
И угрожающе растёт.
Игра его подобна вспышке,
Ему сопутствует удача –
И впрямь, он, словно кошка с мышкой
Играет с Эйве в этом матче.
К тому ж, чудаковатый гений,
Вызвав всеобщий интерес,
Двух кошек держит на коленях,
Их клички – Лобейда и Чесс.
Но удивительней всего:
Эйве с улыбкой неизменной,
Спокойный, вежливый отменно –
Недаром пишут про него:
«Макс и тогда в улыбке тает,
Когда душа его рыдает!»
Алехин, хоть и начал резво,
Частенько выступал … нетрезвым.
В такие дни, играя хуже,
Естественно, садился «в лужу».
Что ж, Эйве был морально выше.
И не смирился с ролью «мыши».
Забыв о неудачном старте,
Выиграв ряд прекрасных партий,
Он вскоре вырвался вперед,
И вот он – долгожданный взлет!
Алехин просто потрясен:
«Ужель я – бывший чемпион?
Я Эйве сам отдал карт-бланш,
Теперь надежда на реванш …»
Голландцы бурно ликовали,
Всех охватил восторга пыл,
Повсюду шлягер распевали:
«Ура! Наш Эйве победил!»
Случались, правда, и курьезы –
Поистине и смех и слезы:
Однажды в поезде сосед,
Своего кумира не узнав,
Из сумки шахматы достав,
Вдруг заявил: «Мне равных нет!
Я в нашем клубе чемпион! –
Добавил он солидно, -
Играть со мною не резон,
Но проиграть не стыдно!»
Конечно, ясен был итог:
Хвастун, три раза сдавшись кряду,
Взорвался гневною тирадой:
«Проклятье! Есть на небе Бог?!
Сдаться случайному соседу!?
Меня, привыкшего к победам,
Все величают с давних пор
Макс Эйве клуба! О, позор!»…
Реванш, по сути, без борьбы
Алехин взял – он был сильней,
Но Эйве не корит судьбы,
Он только благодарен ей
За тот неповторимый миг,
Когда взошел на высший пик.
О прошлом не вздыхает он –
Зачем? Его же не вернуть,
А впереди ждет новый путь –
Таков уж бытия закон …
Когда покончили с фашизмом,
Возглавил Эйве комитет,
Который должен пролить свет
На связь Алехина с нацизмом.
Ему припомнили немало:
Служение фашистской своре,
Антисемитскую статью –
В гостинице Эшториала,
Отвергнутый, убитый горем,
Он проклинает жизнь свою.
Лишь Тартаковер – исключенье:
Он доброты, участья гений
В общем потоке осуждений
Старался облегчить мученья
Алехина, попавшего в беду,
Познавшего тяжелый шок,
И деньги собирал, где мог,
Великому изгою на еду.
О нет, он не забыл о крови
Своих родителей в Ростове,
В огне еврейского погрома,
Убитых прямо возле дома.
Но он далек от злобной мести,
И все в нем добротою дышит,
Живет он по законам чести:
Творить добро – всего превыше!
Для Эйве Тартаковер – Бог,
Нет благороднее кумира,
Ведь многим он в беде помог,
Он – совесть шахматного мира!
Кладезь ума и оптимизма,
Вокруг него струится смех,
А его книги, афоризмы
Имеют бешенный успех.
Великолепный шахматист,
Блестящий, яркий журналист –
Не только для своей поры,
Он остроумием сверкал-
«Гомером шахматной игры»
Его сам Ласкер называл!
Любя буквально всех на свете,
Тянулся Тартаковер к Рети –
Тот был рассеянный чудак
И часто попадал впросак.
Терял он вещи постоянно –
Портфели, книги и перчатки,
Зонты, карандаши, тетрадки.
И, право, слышать было странно:
«Увы, Бог память дал плохую…» -
Ведь Рети славу мировую
Снискал своей игрой … вслепую!
Рассеян Рети был чертовски,
Но все ж, не так, как Колтановский –
С ним, мастером игры вслепую
Сыграла память шутку злую.
Однажды он с женой своей,
Гуляя, навещал друзей.
С последним расставаясь другом,
Вдруг обнаружил: нет супруги.
Бедняге по второму кругу
Пришлось вновь обходить друзей:
«Какой я все же ротозей!
Я не оставил тут супругу?» …
Сообщенье из Эшториала,
Как гром: Алехина не стало –
Не вынес тяжких обвинений
Отвергнутый всем миром гений.
И сразу споры вокруг трона:
Решевский – Эйве - матч играть?
Иль чемпионскою короной
Голландца сразу увенчать?
Любому ясно – незаконно
Вдруг без борьбы вручать корону.
Почти что через тридцать лет
Ответит Карпов: «Вовсе нет!»
И по иронии судьбы
Макс Эйве собственной персоной
Его объявит без борьбы
Владельцем шахматной короны …
Сам Эйве ( просто чудеса!)
Был чемпионом … два часа:
Протест советской федерации
Вдруг изменил всю ситуацию.
Решение ФИДЕ гласит:
«Кто в матч-турнире победит,
По праву и по всем канонам
Объявлен будет чемпионом.
И вот гроссмейстерский квинтет
Самых достойных, спору нет
(Файн отказался, к сожаленью),
Готов уже вступить в сраженье.
Трио советских мастеров –
Ботвинник, Керес и Смыслов
Достойно самых лестных слов.
Ботвинник- тройки примадонна,
Это - не просто комплимент –
Ведь он на титул чемпиона,
Бесспорно, главный претендент.
Им грозно противостоит
Сильнейший западный дуэт:
Макс Эйве – тоже фаворит,
Хоть позади его расцвет.
Другой бесспорный корифей,
Взлетевший к шахматным высотам,
Решевский, набожный еврей,
Не выступавший по субботам.
Судьба его, впрямь, необычна:
Мальчишкою в 7 – 8 лет
С сеансами объездил свет,
Что выглядело так комично:
Передвигаясь по настилу,
Чтоб дотянуться до фигур,
Сосредоточен, даже хмур
Малыш играл с такою силой,
Что дяди, хоть и бились рьяно,
Быстро сдавались мальчугану.
Ему внимали, как факиру,
Так Сэмми стал известен миру.
Начав как будто бы с потехи,
Как губка впитывал он знанья
И вот – турнирные успехи,
Международное признанье …
В Гааге Сэмми заявил:
«Как никогда я полон сил!»
А Видмар, вызвав дружный смех,
Изрек: «Ничтожны твои шансы –
Ты в детстве был сильнее всех,
Когда давал сеансы …»
Итак, пять рыцарей Каиссы,
Пять соискателей короны,
Должны решить без компромиссов:
Кто ж станет новым чемпионом?
Лишь Керес к этому квинтету,
Где все равны на первый взгляд,
Пробился через сущий ад,
Через отказы и запреты.
В неполных девятнадцать лет
Он начал яркий путь побед.
«Зеленый свет» дала Варшава,
Где на шестой Олимпиаде
К нему пришла нежданно слава,
Хоть он играл не славы ради.
Затем в его победном списке –
Он расширялся неуклонно! –
В Европе титул чемпиона,
Правда, в игре по переписке.
Он шел к вершине твердым шагом –
Бад-Наухайм, Маргет, Прага,
Остенде, Вена, турнир АВРО –
Побед блестящих череда!
И Керес пожинает лавры,
Да, он – ярчайшая звезда!
А в перспективе перед ним
С Алехиным труднейший спор,
Как заявил гроссмейстер Флор,
«Их матч теперь необходим!»
Он – гений, взлет его бесспорен!
Так Тартаковер утверждал.
Но Цукерторт, позже Чигорин –
Их гениями мир считал,
А жизнь не дала иного,
Как роль «блестящего второго»…
Все планы и мечты - насмарку …
Удел его военных дней –
Играть в турнирах за дойчмарки,
Чтоб прокормить жену, детей.
Не раз Алехин предлагал
Борьбу за титул чемпиона,
Но Керес вызов отвергал –
Кому теперь нужна корона?
«Вся моя жизнь здесь – агония,
Ведь не проходит даже дня,
Чтоб я не вспоминал Эстонию,
Коли вернусь – что ждет меня?»
Ответ Алехина был крут:
«Вам голову там оторвут!»
Но он вернулся – будь, что будет!
Пускай на Родине осудят,
Пусть жизнь дальнейшая во мгле,
Зато ведь на родной земле!
И сразу долгие допросы,
Угрозы, колкие вопросы.
В итоге Керес обвинен,
Как лютый враг – он обречен.
Все, проходящие по делу,
«Понятно», подлежат расстрелу.
Спасенья нет … Да и откуда?
И тут вдруг совершилось чудо.
В НКВД республики
Самый высокий чин,
Поняв, что Керес – исполин,
Кумир эстонской публики,
Большому подвергаясь риску,
Вдруг … вычеркнул его из списка.
Жизнь, слава Богу, спасена,
Но ведь без шахмат- что она?
Он отлучен от состязаний-
Настанет ли конец страданий?
И вот отчаянности шаг –
Он Молотову шлет прошенье:
«Я – шахматист, отнюдь, не враг,
Готов я в шахматных сраженьях
На протяженье многих лет
Крепить страны авторитет.
Ошибки признаю свои,
Я умоляю Вас смиренно:
Позвольте снова стать мне членом
Советской шахматной семьи».
Так был допущен он к турниру
Сильнейших шахматистов мира.
Как много вынес он страданий,
Жестоких, тяжких испытаний …
Вернемся к главному событью –
Сражению Большой Пятерки,
Мир ждет их яростной «разборки»,
И каждый преисполнен прыти –
Пока не разгорелся бой,
Счастливый видит жребий свой.
И Эйве верит в свой успех,
Ведь он – единственный из всех
Участников турнира
Был прежде чемпионом мира.
И вдруг на старте жуткий спад –
Сплошь поражения подряд!
Надежды оборвались струны,
В немилости он у Фортуны.
Игра, хоть ты убей, не шла,
Ужель пора его прошла?
На финише последний он…
А вот Ботвинник – чемпион!
Возникло, правда, подозренье:
«Купил» эстонец разрешенье
Участвовать в турнире этом,
Лишь слово дав Спорткомитету –
Ботвиннику отдать послушно
Столько очков, сколько нужно.
И здесь бесперспективен спор:
Не пойман – стало быть, не вор!
Вполне возможно, что укор
И подозренья – сущий вздор.
Ботвинник очень был силен,
Считался фаворитом он
И победил он не случайно,
А Кереса судьба так била …
Как бы то ни было, но тайна
С обоими ушла в могилы …
Макс Эйве, как экс-чемпион,
Пытаясь устранить приставку,
Не раз на опыт делал ставку,
Но цели не добился он.
Ведь требовала сил немало
На высшем уровне игра,
А их как раз-то не хватало,
Он понял: уходить пора.
Жизнь не сулила Эйве скуку,
Ему лишь сниться мог покой:
Ведь с головой уйдя в науку,
Не порывал он и с игрой.
Он – многократный чемпион
И гордость своей нации,
К тому ж главой был избран он
Всемирной федерации …
А на последнем юбилее
Так было много добрых слов!
А Флор сказал: «Макс все имеет,
Лишь не успел нажить врагов …»
(Продолжение следует)
29.12.2017 г.
Свидетельство о публикации №117122904144